Тварь непобедимая - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 55

• Предыдущая
• 55/93
• Следующая

– Итак, пишите: ортопедическое выгибание пальцев в обратную сторону, пересадка волос с груди на живот и обратно, подтягивание морщин на головном мозге, замена гнусавости на агаканье...

Вновь авторучка побежала по странице, но остановилась на середине строки. Девица подняла растерянные глаза – она не понимала, что происходит. Через полминуты она собралась с мыслями и улыбнулась, сделав вид, что оценила шутку.

– А если серьезно?

– Да! Действительно, пора разговаривать серьезно. Верно, Григорий Михайлович? О чем вы еще нас спросите?

– Я хотела бы все же уточнить по поводу сложных методик. Ну, скажем, пересадка органов и все такое. Говорят, что у вас...

– Правильно говорят. Можем делать и пересадки органов, и, как вы говорите, все такое. Недавно одному мужчине пересадили гипофиз землеройки. Жена не нарадуется: перекопал всю дачу, теперь у соседей роет. На очереди пересадка мочевого пузыря от слона к человеку. Представляете, сколько пива можно будет выпить?

Анжелика уже покусывала свою авторучку, беспокойно водя глазами туда-сюда.

– Ну хорошо, – сказала она. – Не хотите отвечать. Видимо, у вас свои коммерческие тайны.

– Да, кругом тайны, – вздохнул Донской. – Мне пришлось даже оформить подписку о невыезде за пределы микрорайона. Да еще Григорий Михайлович сидит слушает, как бы я лишнего не сказал. Как услышит – сразу по губам линейкой бьет, верите?

– Но хоть что-то вы можете сказать? Вы делаете косметические операции? Или протезирование?

– Делаем! Конечно, делаем! И то и другое. На днях одна юная леди заказала у нас пару стройных деревянных ног. Завтра вот придет на примерку...

– Ну, ясно... – вздохнула девушка, убирая блокнот в сумочку. – Хотела еще один вопрос задать, но видно уж... Хотя вопрос совершенно безобидный – насчет перспектив частной медицины.

– Планы на будущее, что ли? – разошелся Донской. – Да сколько угодно! Сейчас у нас тут группа авторов работает над научно-популярной энциклопедией «Двести пятьдесят веселых способов опорожнения кишечника». Как будет готово, приходите на презентацию. А сейчас, – Донской встал и с сожалением развел руками, – извините, дела.

Девица умчалась, даже толком не попрощавшись.

– Все лезут и лезут, – процедил Донской. – Как медом намазано.

– А мне ее жалко, – ответил Гриша. – Стоило так издеваться? Не проще было просто отказать в разговоре?

– Нет, Гриша, разговор был очень полезным. Мне, знаешь ли, очень хотелось услышать, что о нас знают в городе.

– И что о нас знают?

– Ничего! – безмятежно улыбнулся Донской. – По-прежнему ничего. И это замечательно!

Полная репродукция тела пациента окончилась к концу июля. То, что техники извлекли из гальванической ванны, могло повергнуть в ужас и религиозного фанатика, и твердого материалиста. Сотрудники клиники, хоть однажды видевшие новое обличье Лукова, в один голос называли его дьяволом.

Фотография, показанная персоналу на том памятном совещании, была лишь тихим предвестием того, что вы-шло в итоге. Все нечеловеческие черты пациента выпятились, приобрели свой смысл, дополнили друг друга, создав картину одновременно и жуткую, и завораживающую.

Загнутые зубы, шипы, идущие двумя рядами вдоль спины и конечностей, две пары коротких бивней перед большими узкими глазами – все это топорщилось, колыхалось, набирало силу и подвижность, словно сложная машина, которую день за днем настраивает невидимый мастер.

В пятницу вечером Гриша и Донской стояли перед большим зеркальным стеклом и наблюдали за пациентом, спавшим в своей комнате, отведенной в подвале флигеля. Он дрожал во сне. Когтистые пластинки на его груди то расходились, как мехи аккордеона, то собирались в плотный частокол. Четыре пары длинных и очень мощных пальцев конвульсивно сжимались, царапая когтями обивку кушетки.

– Его долго будут еще держать под наркозом? – спросил Гриша.

Донской пожал плечами.

– Это от многого зависит. Во-первых, психика. Как только он приходит в себя – начинается концерт. Сначала осматривает свои руги-ноги-роги, потом начинает хрипеть, выть и носиться кругами по комнате. Если его так оставить – у него просто мозги на ребро встанут.

– Но ведь надо что-то делать?

– Надо. Дождемся, пока он сможет говорить.

– А если не сможет?

– Сможет. Речевой аппарат у него развит, как личность он себя тоже осознает. Это уже проверено.

– Как?

– Доктор Качков с ним поработал. Как-то впорол ему морфина, но не до полной отключки, а на грани. И в некотором смысле побеседовал.

– Надо думать, просто проверил реакции?

– Ну да. А видишь вон те кресты?

Действительно, дерматиновая обивка стен была местами процарапана крест-накрест.

– И что это значит?

– Первая реакция на пробуждение. Выл, как мамонт, и окружал себя крестными знамениями. Похоже, он уверен, что он существо из потустороннего мира. Ничего удивительного, у него ведь три класса образования, остальное – зона.

– Дьявол, – пробормотал Гриша, в очередной раз вглядываясь в клыки и шипы. – Красивая легенда. Вернулся с того света в облике дьявола...

– И сам Сатана прикоснулся к нему, и послал в мир живых, дабы сеять смуту, смерть и раздор... – продекламировал Донской. – И теперь вот надо как-то объяснить этому, с позволения сказать, человеку, что он не дьявол, а просто какое-то биологическое отклонение. Как только он начнет что-то говорить – хотя бы «мама мыла раму», – сразу начнем разъяснительную работу и контрпропаганду.

– Только что разъяснять, если сами ни черта не знаем?

– Надо подумать... Не хочешь заняться?

– Ну нет. Баюкать свихнувшихся монстров – не мой профиль.

Донской помолчал некоторое время, разглядывая Гришу.

– А ведь я серьезно, – проговорил он наконец. – Тебе бы этим заняться.

– Да чем?

– Реабилитацией пациента.

– Ты издеваешься?

– Ни капли. Ты в этой конторе единственный, кто еще не спился и не свихнулся. Спокойный, добродушный человечище, внушаешь доверие, умеешь говорить просто и убедительно. Ну? Что еще надо?

– Ты хочешь, чтоб я вошел к нему в загон и прочитал проповедь?

– Войдя в загон, Гриша, ты войдешь в историю. И не надо проповедей. Просто поговори по-человечески.

– Хм... По-человечески...

Гриша мысленно нарисовал, как садится в кресло перед рогатым дьяволом: «Здравствуйте, Иван Сергеевич! Как поживаете? Кофейку или водочки?»

– Да, по-человечески, – упрямо повторил Донской. – Понимаю – трудно, но необходимо. Возьмись за хорошее дело. Помоги нам.

– Знаешь, – тихо сказал Григорий, – у меня сейчас такое чувство, будто это происходит не со мной.

– Успокойся, тут у всех такое чувство. Будь моя воля, я бы впрыснул этой образине мышьяк в кровь, а затем повторил репродукцию.

– Не боишься, что он тебя сейчас слышит?

– Я тут уже ничего не боюсь. И между прочим, я ему же добра желаю. Ну, скажи на милость, что нам с ним делать? Даже если разберемся по-хорошему с заказчиком, куда его после этого девать? Держать в подвале, пока не сдохнет? Или выпустить в лес, в зоопарк, на вольные хлеба? А может, оформить на него паспорт, вклеить фотографию этой жуткой рожи и – отпустить с миром.

– Только не мешало бы инвалидность ему выбить, хотя бы вторую группу, чтоб пенсию получал. А то ведь на работу с такой рожей сложно устроиться.

– Шуточки хреновые, между прочим. Мне действительно придется насчет него что-то решать. Ладно, хватит об этом. Говори – берешься? Только без лирики и вздохов. Говори, да или нет. Если согласен – официально прикрепляем тебя к пациенту и, само собой, доплачиваем.

Гриша все еще колебался. Донской вдруг развернулся к нему и проговорил сквозь зубы с неожиданной злостью:

– Да что ты стоишь как столб? Понимаю, это, конечно, не твоя проблема, а моя. Но я прошу тебя – помоги. Мне помоги. Знаю, трудно. Было бы легко – сам бы сделал...

Григорий удивился этой вспышке, за которой, видимо, крылось что-то ему неизвестное.

• Предыдущая
• 55/93
• Следующая