Либертарианство: История, принципы, политика - Боуз Дэвид - Страница 6

Естественная гармония интересов. Либертарианцы полагают, что в справедливом обществе интересы мирных производительных людей гармоничны. Индивидуальные планы одного человека, направленные, к примеру, на получение работы, начало бизнеса, покупку дома и т. д., могут вступать в конфликт с планами других людей, поэтому многих из нас рынок заставляет менять свои планы. Но благодаря действию свободного рынка процветают все, и между фермерами и торговцами, производителями и импортерами нет никаких неустранимых конфликтов. Люди оказываются вовлеченными в конфликты между группами и соответственно организуют свои группы для борьбы с группами «чужих» за кусок политической власти только в том случае, если государство начинает распределять вознаграждение на основе политического давления.

Мир. Либертарианцы всегда боролись против извечного проклятья войны. Они понимали, что война несет с собой смерть и разрушение, подрывает семью и экономику и сосредоточивает власть в руках правящего класса (последнее объясняет, почему правители не всегда разделяют стремление большей части общества к миру). Конечно, очень часто свободным людям приходилось с оружием в руках защищать свои общества от внешних угроз; но на протяжении всей человеческой истории война, как правило, была общим врагом мирных производительных людей по обе стороны конфликта.

Рассмотрению этих вопросов и посвящена книга. У читателя могло сложиться впечатление, что либертарианство — не более чем стандартная современная система политических принципов: индивидуализм, частная собственность, капитализм, равенство перед законом. Действительно, после столетий интеллектуальной, политической, а иногда и насильственной борьбы по крайней мере на Западе эти ключевые принципы либертарианства стали фундаментом современной политической мысли и современной системы правления и постепенно принимаются на вооружение в других частях мира. Тем не менее необходимо добавить три пункта. Во-первых, содержание либертарианства не исчерпывается названными выше общими либеральными принципами. В отличие от большинства современных мыслителей и, конечно же, в отличие от любого современного правительства либертарианство применяет эти принципы со всей полнотой и последовательностью. Во-вторых, хотя в целом наше общество все еще основано на равных правах и капитализме, каждый день в Вашингтоне и Олбани, Сакраменто и Остине[10] (не говоря уже о Лондоне, Бонне, Токио и других местах) появляются все новые и новые исключения из этих принципов. Каждая новая директива правительства отнимает часть нашей свободы, и каждый раз, прежде чем соглашаться на сужение нашей свободы, нам следует очень хорошо подумать. В-третьих, свободное общество эластично; некоторое время оно может процветать и под гнетом множества ограничений; однако его эластичность не бесконечна. Люди, заявляющие, что верят в либеральные принципы, но при этом поддерживающие всё новые и новые мероприятия по конфискации богатства, созданного производителями, введение все новых и новых ограничений свободного взаимодействия между людьми, всё новые и новые исключения из прав собственности и власти закона, передачу все большей власти от общества государству, неосознанно участвуют в разрушении основ цивилизации.

В современном американском политическом дискурсе на каждого наклеивается определенный ярлык: левый/правый, либеральный/консервативный. Возникает вопрос: к какой части политического спектра — левой или правой — относится либертарианство? Давайте посмотрим, что означают эти термины. В словаре American Heritage Dictionary мы читаем, что либералы выступают за “прогресс и реформы”, а консерваторы являются сторонниками “сохранения существующего порядка и насторожено относятся к предложениям об изменениях”. В словаре Random House Dictionary мы читаем, что левые защищают “либеральные реформы… обычно в поддержку большей личной свободы или улучшения социальных условий”, тогда как правые “защищают сохранение существующего социального, политического или экономического порядка, иногда авторитарными средствами”. Итак, если бы мне пришлось выбирать, я бы выбрал “левых”. Но если ориентироваться на эти стандарты, можно ли назвать консерваторами, скажем, Рональда Рейгана и Ньюта Гингрича? Разве они не поддерживали серьезные изменения в американском правительстве, которые, по их мнению, являлись “реформой” и были направлены на “улучшение социальных условий”? Данные определения мало что говорят о современной американской политике. В некоторых учебниках по политологии на основе дихотомии левые/правые политические идеологии ранжируются в виде континуума:

Но действительно ли либерализм — это умеренная форма коммунизма, а консерватизм — умеренная форма фашизма? Как фашизм, так и коммунизм являются тоталитарными идеологиями, и скорее имеют поэтому больше общего друг с другом, чем со своими соседями по спектру левые/правые.

Политический комментатор Чарльз Краутхаммер, пытаясь придать словам “либеральный” и “консервативный” такой смысл, чтобы их можно было применять в любой стране мира, предложил следующее определение: “правое” означает “меньше государства”, а “левое” — “больше государства”. Его схема выглядела бы так:

Однако в реальном мире люди не всегда последовательны в отношении размеров государства. Где на схеме Краутхаммера вы поместите консерваторов, которые хотят сократить налоги и ограничить порнографию в Интернете? Или либералов, выступающих за усиление государственного регулирования и одновременно за отмену законов, направленных против гомосексуалистов?

В целом, если посмотреть на тех, кто называет себя либералами или консерваторами, можно заметить некую закономерность. Либералы, как правило, выступают за усиление вмешательства государства в экономическую жизнь — налоги и регулирование — и уменьшение вмешательства государства в свободу слова и личных решений. Консерваторы, как правило, выступают за уменьшение вмешательства государства в экономическую жизнь и усиление вмешательства государства в вопросы свободы слова и личности. Некоторые политологи считают, что эта классификация лучше описывает политический спектр современной Америки; а того, кто не вписывается в эту классификацию, называют “запутавшимся”. Политологи Уильям Мэддокс и Стюарт Лили в книге Beyond Liberal and Conservative задают простой вопрос: “Поскольку этот подход имеет два измерения — экономические вопросы и личные свободы, — каждый из которых имеет два значения, не стоит ли исходить из четырех возможных комбинаций?” Они предложили схему, приведенную ниже.

Либертарианцы считают, что история цивилизации — это движение к свободе. И кроме того, позиции либертарианцев и “популистов” (возможно, более подходящее определение — “этатисты”) в действительности более последовательны и однородны, чем позиции либералов и консерваторов. Поэтому почему бы не повернуть схему так, чтобы показать, что последовательная приверженность свободе — это не просто одна из четырех альтернатив, а фактически кульминация политической мысли? В результате мы получаем следующую схему:

Теперь мы можем ответить на вопрос, сформулированный выше. В современном американском спектре, основанном на дихотомии левые/правые, либертарианцы не могут быть ни левыми, ни правыми. В отличие как от современных либералов, так и от современных консерваторов либертарианцы последовательны в своей вере в свободу личности и ограниченное правительство. Некоторые журналисты пишут, что либертарианцы являются консерваторами в экономических вопросах и либералами в социальных, но логичнее было бы сказать, что современные либералы являются либертарианцами по (некоторым) социальным вопросам, но этатистами по экономическим, тогда как современные консерваторы — либертарианцы по (некоторым) экономическим вопросам, но этатисты по вопросам социальным.