Красный циркуляр - Браудер Билл - Страница 24

Сам я тоже оказался на перепутье. Меня не радовала перспектива переезда в Москву в условиях полной неопределенности моего предприятия, но и раздражать Сафру тоже не хотелось. Если он решит отказаться от сотрудничества сейчас, мне ни за что не найти другого инвестора, — никто не захочет вкладывать в фонд двадцать пять миллионов долларов за три месяца до президентских выборов.

Я занялся делами и готовился к переезду вместе с Сабриной. Но наше положение осложнилось. Она забеременела, как только мы решили пожениться, и теперь страдала от сильного утреннего токсикоза. Порой от обезвоживания организма Сабрине становилось так плохо, что мне приходилось возить ее в больницу.

Перед самым выездом в Москву, когда мы собирали в спальне вещи, она все-таки произнесла то, что я так боялся услышать.

— Билл, я не спала всю ночь, все думала… Знаешь, я…

— Что такое?

— Прости, но я не могу ехать в Москву.

— Из-за токсикоза?

— Ну, да, и…

— Что? Ты приедешь, когда тебе станет получше?

Она в затруднении отвернулась.

— Да. То есть, наверное. Я не знаю, Билл, просто не знаю.

Как бы мне ни хотелось, чтобы в Москве Сабрина была рядом, я не мог ни в чем ее упрекать. Она скоро станет моей женой, она ждет нашего ребенка. Все прежние разговоры отошли на второй план. Сейчас главное, чтобы она чувствовала себя счастливо и комфортно.

Мы решили, что она останется в Лондоне. На следующее утро Сабрина отвезла меня в аэропорт Хитроу. Мы попрощались у машины, и я обещал звонить ей по два раза каждый день. Я поцеловал Сабрину и зашагал к терминалу, надеясь, что вскоре она будет в состоянии присоединиться ко мне.

Мысли о Сабрине занимали меня всю дорогу. Но, приземлившись в Шереметьево и окунувшись в толпу и хаос, я уже не мог думать ни о чем другом, кроме будничной жизни в Москве.

Список дел занимал две страницы. Первый пункт — найти офис. Я снял себе номер в гостинице «Националь» и затем позвонил Марку Хольцману. Он незадолго до того открыл в Москве свой офис. Марк сказал, что на том же этаже есть свободное помещение, и я договорился приехать посмотреть это место.

На следующее утро я вышел из гостиницы и встал у дороги, чтобы поймать такси. Не успел я вытянуть руку, как со средней полосы лихо свернула машина скорой помощи и резко затормозила прямо передо мной. Водитель наклонился, опустил стекло и спросил:

— Куда едете?

Я понял, что он спрашивает, куда мне нужно, и на ломаном русском произнес:

— «Парус Бизнес Центр», Тверская-Ямская, двадцать три.

Этими словами практически и ограничивались мои познания в русском языке. В отличие от других иностранцев в Москве, я раньше не изучал русской литературы, не проходил подготовку в разведшколе и вообще не занимался ничем таким, что подготовило бы меня к жизни в России.

— Пять тысяч рублей, — сказал водитель.

Пять тысяч рублей — примерно один доллар — чтобы проехать три с небольшим километра. Пока мы переговаривались, еще четыре машины остановились на случай, если меня не устроит скорая. Но я спешил, так что запрыгнул в салон. Садясь на пассажирское место, я оглянулся через плечо, на всякий случай — убедиться, что там нет тел или пострадавших. К счастью, сзади было пусто. Я закрыл за собой дверь, и мы влились в уличное движение в сторону Тверской.

Вскоре я узнал, что это здесь обычное явление — машины скорой помощи вот так запросто подвозили голосующих. Любой транспорт в России был потенциальным такси. Частники, патрульные машины, даже мусоровозы — всем не хватало денег, и все были готовы подбросить пассажира.

Через десять минут мы остановились у входа в деловой центр «Парус». Я расплатился с водителем и перешел через подземный переход на другую сторону улицы. Войдя в здание, прошел мимо представительства местного автодилера «Шевроле», расположенного в вестибюле, и встретился с управляющим зданием — расторопным австрийцем.

Он провел меня в пустое помещение на четвертом этаже. Площадью оно было метров восемнадцать, размером со среднюю спальню. Окна из стеклопакета приоткрывались всего на несколько сантиметров и выходили на небольшую парковку с тыльной стороны здания. Из окон открывался вид на обшарпанные советские дома-муравейники. Помещение было неказистым, но функциональным, имелось несколько телефонных розеток, к тому же рядом был офис Марка. Австриец хотел четыре тысячи долларов в месяц — прямо скажем, недешевая аренда. Я попытался торговаться, но он только рассмеялся мне в лицо. Мы еще немного поспорили, но пришлось сдаться и подписать с ним договор.

Ну вот, у меня есть офис — теперь нужны сотрудники. Несмотря на то, что миллионы россиян отчаянно бились об лед в поисках заработка, найти в Москве хорошего работника, владеющего английским языком, было почти нереально. Семьдесят лет жизни при коммунистах искоренили в людях предпринимательские навыки. Миллионы русских попадали в трудовые лагеря за малейшее проявление инициативы. Советская власть сурово расправлялась с любым проявлением свободы мысли, поэтому естественной защитной реакцией было желание не выделяться и вообще делать поменьше. Это впитывалось с молоком матери. Чтобы организовать бизнес в западном стиле, надо было воспитать новичка, развив в нем такие качества, как быстрота действий и ясность мышления, разве что вам повезет встретить человека, чудесным образом сохранившего эти качества в едкой советской среде.

К счастью, мне повезло. Незадолго до моего приезда в Москву закрылась одна местная фирма, которая вела операции на фондовом рынке. В ней работало немало специалистов, подготовленных по западному образцу, и теперь они остались без работы. Таким образом мне меньше чем за неделю удалось нанять сразу троих сотрудников: Клайва — младшего трейдера и аналитика из Великобритании; Светлану — секретаря с идеальным английским; и Алексея — опытного водителя, говорившего только по-русски.

После этого я попросил Светлану подобрать мебель для офиса. Светлана была невысокой симпатичной темноволосой девушкой двадцати двух лет родом из Литвы, с жизнерадостным характером. Она с энтузиазмом взялась за дело. Осмотревшись в мебельном магазине, она позвонила мне и сказала, что там есть изящные столы и стулья из Италии. По ее мнению, они отлично подходят для нашего офиса.

— Сколько они стоят? — спросил я.

— Около пятнадцати тысяч долларов.

— Пятнадцать тысяч?! Ты шутишь! А что у них еще есть?

— Выбор небольшой. Жуткие пластмассовые столики и складные стулья, и всё.

— И сколько они стоят?

— Около шестисот долларов.

— Берем.

К концу дня мы обзавелись четырьмя пластмассовыми столиками и восемью складными стульями. И еще комнатным растением, которое Светлана купила по собственной инициативе. Затем мы приобрели и установили компьютеры, так что к концу недели моя неоперившаяся команда была готова к бою.

Пока мы обустраивались, рейтинг Ельцина продолжал расти. Но до выборов оставалось еще больше десяти недель, а Сэнди не спешил переводить фонду деньги. Тем временем я с головой ушел в изучение потенциально интересных компаний, надеясь, что Сафра все же сдержит обещание и переведет свои двадцать пять миллионов долларов для инвестиций.

Первой компанией, к которой я решил присмотреться, был Московский нефтеперерабатывающий завод, сокращенно МНПЗ. Пока я трудился в «Саломон Бразерс», мы заработали много денег на акциях российских нефтяных компаний, так что крупное столичное нефтеперерабатывающее предприятие казалось перспективным объектом для вложений.

Светлана договорилась о встрече с главным бухгалтером МНПЗ, и в начале апреля мы поехали в головную контору завода. Полная блондинка лет пятидесяти в непритязательном темно-бордовом брючном костюме встретила нас у входа в старое залатанное здание и провела внутрь. Помещение явно знавало лучшие времена. Лампы мерцали, то ярко вспыхивая, то угасая; куски напольной плитки отколоты; стены замызганы.

После того как мы расположились в кабинете, я задал ей ряд важных для меня вопросов: каковы были выручка и прибыль предприятия за прошлый год, сколько акций находится в обращении и тому подобное. Такие вопросы могут показаться обыденными, но тогда в России не существовало общедоступной информации по компаниям. Получить ее можно было только при личной встрече.