Красный циркуляр - Браудер Билл - Страница 65

Одновременно с этими истязаниями Сергея начал периодически навещать человек, отказавшийся назвать свое имя, должность и организацию. Всякий раз, когда он приходил, Сергея выводили из камеры и на время встречи помещали в душное помещение без окон. Встречи были короткими, так как незнакомец говорил лишь одно:

Каждый раз Сергей молча смотрел на человека по другую сторону стола и отказывался подчиниться.

Никто не знает предела своих возможностей, пока ему не выпадут испытания. И я не знаю, как бы себя повел в такой ситуации. Да и Сергей, наверное, не знал, пока не столкнулся с ними лицом к лицу. Как бы тяжело ему ни приходилось, он всякий раз отказывался лжесвидетельствовать. Сергей верил в святые заповеди и не мог нарушить девятую:

Признать себя виновным в преступлении, которого не совершал, и оговорить другого человека казалось ему недопустимым в любых обстоятельствах. Поступить так было для Сергея горше любых физических страданий.

Невиновный человек, силой оторванный от родных и близких, обманутый законом, преданный государством, стоял перед глухой стеной, которую выстроили казнокрады. За решеткой ему устроили пытку болезнью и искушали — уступи нам, и все опять будет хорошо. Но даже в этих самых невыносимых условиях, когда у него были все основания дать своим палачам то, чего они добивались, человек держался. Утратив свободу и здоровье, рискуя жизнью, он не предал свои идеалы и веру.

Он не сдавался.

Сергей переживал этот кошмар наяву, а мои дни проходили словно в полузабытье. Особенно невыносимыми были субботние утра. Я просыпался рано и смотрел, как Елена спит рядом в большой и уютной постели. Возле нашей кровати было окно, а за окном — Лондон. Я был свободен, окружен комфортом и любовью. Я мог прикоснуться к любви и в любой момент ощутить ее тепло — Сергей мог разве что предаваться воспоминаниям. От этой мысли мне становилось тошно.

Стремление разобраться в коммунистическом прошлом моей семьи и как-то увязать его с собственными амбициями капиталиста привело меня в Россию. Но я не мог себе представить, что это наивное желание приведет в заложники тех, кто мне дорог.

Я вставал, шел в ванную, включал душ. Горячая вода обычно давала ощущение обновления, но не сейчас. Она помогала телу, но чувство вины обволакивало меня изнутри и вязало, как смола. Сергею разрешали принять душ от силы раз в неделю, а порой этого приходилось ждать все три. Вода в тюрьме была холодной, а мыло (если оно вообще было) грубое. Камеры были зловонными, и здоровье Сергея угасало. От всего этого меня часто мутило до тошноты. Даже сейчас, по прошествии лет, заходя в душ, я всякий раз мысленно возвращаюсь в то, что пережил Сергей.

Но я все же вставал по выходным, принимал душ, любил свою семью, а получая очередные мрачные новости о состоянии Сергея, еще решительнее боролся за него. Однако и без того тяжелая ситуация продолжала ухудшаться.

В октябре 2009 года, в очередной попытке привлечь внимание политиков к судьбе Сергея, я снова отправился в Вашингтон и Нью-Йорк. Это мало кого интересовало, но я не сдавался. Я должен был обратить внимание всего мира на ситуацию Сергея, но, увы, понятия не имел, как это сделать.

Вечером, когда я проходил регистрацию на обратный рейс «Британских авиалиний» в Лондон, раздался звонок. Это была Елена.

Прежде чем она успела слово вымолвить, я спросил:

— Милая, это срочно? Я как раз сажусь в самолет.

— Да, это важно. Следователи только что предъявили обвинение!

Я сделал шаг в сторону, пропуская других пассажиров.

— Сергею?

— Да… — Она сделала паузу. — И против тебя. Они намерены преследовать вас обоих.

Такой поворот не был неожиданностью, но все же, услышав это, я был потрясен.

— Так они пойдут до конца?

— Да. Планируют устроить грандиозный показательный процесс.

Я задумался и затем спросил:

— Мы понимаем, что будет дальше?

— Эдуард полагает, что Сергею дадут лет шесть. Тебе тоже, но заочно. После этого Россия разошлет красный циркуляр через Интерпол и направит британским властям запрос о твоей выдаче.

Красный циркуляр Интерпола — это международный ордер на арест. Если выпишут такой ордер, то меня могут задержать при пересечении любой границы, стоит предъявить паспорт. Далее российские власти запросят мою выдачу, и запрос скорее всего будет удовлетворен. Меня экстрадируют в Россию, и придется пройти через все то, что пережил Сергей.

— Билл, нам нужно распространить пресс-релиз с опровержением их лживых обвинений.

— Хорошо, — кивнул я, вновь вливаясь в поток пассажиров. Меня давила мысль о судебном процессе и переполняло чувство тревоги. — Я что-нибудь напишу в полете, и мы обсудим это, как прилечу.

— До скорого, дорогой. Люблю тебя.

— И я тебя.

Я занял свое место и, уставившись в одну точку, погрузился в думы. Я понимал, к чему все идет, и уже видел скандальные газетные заголовки: «Браудер и Магнитский предстанут перед судом за уклонение от налогов» или «Россия объявила Браудера в международный розыск».

Противоположные мнения журналисты обычно указывают в последних абзацах, и читатели до них просто не доходят. В этом-то и вся выгода ситуации для силовиков-коррупционеров. Они использовали служебное положение для воровства и терроризировали своих жертв, скрываясь при этом за ширмой легитимности, которую предоставляет им статус силового ведомства. Пресса публикует их официальные заявления, не сомневаясь в достоверности, поскольку в большинстве стран правоохранительные органы открыто не лгут. Мы столкнулись с большой проблемой: как теперь донести до общества правдивую картину событий?

Самолет набрал высоту, в салоне приглушили свет на ночь, а я попытался устроиться поудобнее. Сидел, уставившись на тусклый свет от таблички «Не курить», и вдруг вспомнил про видеоролик, который мы подготовили для Ютьюба. Сергей дал нам зеленый свет на прошлой неделе, и теперь нас ничто не сдерживало. Я подумал: «А нужен ли пресс-релиз, когда у нас есть вариант получше — ведь можно рассказать людям правду и так?»

Приземлившись в Лондоне, я поймал кэб и приехал на работу. Взял с полки жесткий диск с видео и загрузил файл на Ютьюб под заголовком «Расследование Hermitage о мошенничестве сотрудников МВД». Видео быстро разошлось по всему интернету. К концу первого дня его посмотрело одиннадцать тысяч человек, через три дня — больше двадцати тысяч, а через неделю — больше сорока семи тысяч. Для фильма о сложном преступлении и нарушении прав человека это были очень хорошие цифры. Раньше я рассказывал о нашем деле и о Сергее в бесконечной череде бесед длиной минут по сорок пять каждая. Теперь же тысячи людей могли одновременно узнать об этом из видео.

Как только фильм был опубликован в интернете, посыпались звонки от друзей, коллег, знакомых, и все удивлялись этой невероятной истории. Они слышали о случившемся с Сергеем, но не осознавали тяжесть ситуации, пока не увидели наш ролик. Звонили не только знакомые, но и журналисты. Фильм стал событием. Впервые люди наглядно увидели, что МВД России вместо того, чтобы служить народу, стало прикрытием для мошенников-казнокрадов. Фильм помог нам рассказать правду и отразить нападки врагов.

Тем временем в неволе, несмотря на все мучения, Сергей по-прежнему твердо стоял за правду.

Четырнадцатого октября 2009 года он дал новые показания на двенадцати страницах, продолжая документально закреплять в деле свидетельства соучастия чиновников в хищении и укрывательстве. Он указывал имена людей, даты и места событий, не оставляя ничего воображению. В заключение он указал: «Я считаю всех членов следственной группы исполнителями чьего-то преступного заказа».

Это был поистине выдающийся документ. То, что Сергей решился его написать, было невероятно храбрым поступком. Тем, кто далек от реалий сегодняшней России, нелегко понять, какой опасности он подвергал себя, давая эти показания. В России убивают людей за гораздо меньшие свидетельства. То, что Сергей говорил, находясь во власти людей, которые его упрятали за решетку и против которых он свидетельствовал, демонстрировало его решимость. Он не собирался замалчивать коррупцию в правоохранительных органах и добивался уголовного преследования своих мучителей.