...Либо с мечтой о смерти - Созонова Александра Юрьевна - Страница 27

— А что же? Кроме гипертрофированного либидо разглядеть в этой даме что-то еще непросто.

— Скоро поймете, — русский фамильярно потрепал меня по плечу. Я поморщился, но промолчал: добрые отношения со столь ценным источником информации важнее аристократических привычек. — Не буду портить вам сюрприз. Он случится скоро, а покуда помедитируйте-ка над прозвищем Пчеломатка. Надеюсь, вы догадываетесь, что так называют ее за глаза, но никак не при ней и, особенно, не при ее супруге?

— Спасибо, буду знать.

— На здоровье. Кстати, советую не уклоняться от ее жарких объятий.

— Вы в своем уме?! — Я отшатнулся в возмущении. — Даме за сорок, и она совершенно не в моем вкусе. Да будь и в моем, не для плотских радостей я приехал сюда, если вы забыли!

— Даме за пятьдесят — она следит за собой.

— Тем более! Вы искренне удивляете меня, Джекоб.

— Предупреждаю: если не ответите на ее приставания, заработаете себе врага. Да еще какого! У вас еще две-три попытки, не глупите.

— Не смешите меня, Джекоб, — я махнул рукой с натужной улыбкой. — Что она может мне сделать, эта пожилая нимфоманочка? Наябедничать Майеру, чтобы он уготовил мне не райскую кончину, а что-то попроще?

— Зачем ей ябедничать? — усмехнулся русский. — Майер — пешка по сравнению с ней. Достаточно повеления или даже намека, отданного вскользь. Нет, она скорее всего накажет сама и как-нибудь экзотично. Фантазия Пчеломатки не знает пределов.

Я невольно поежился: угрозы всезнающего собеседника возымели действие.

— И это… никак нельзя исправить?

— Да говорю же вам, что можно! — Он добродушно хохотнул. — Ответьте на ее вожделение, да и дело с концом. Вы не ее тип, она любит погрубее и погорячее, поэтому долго мучить не будет. Два-три свидания, и найдет себе другую жертву.

Да уж, вожделение… Я представил горящие иудейские очи и трепещущие ноздри. Вожделение, жадное и ярое, исходит от этой дамы тугой волной, как жар от печки с распахнутой дверцей.

— Вряд ли я это осилю. Хотя подумаю.

— Не трусьте! — подбодрил меня русский. — Самому мне не удалось попробовать, врать не стану: моей неуклюжей оболочкой Мара не соблазнилась, увы! Но те, кому посчастливилось, говорят, что на ложе страсти она раскована и вдохновенна. Талант, знаете ли, везде прорвется. В любые щели.

Слово «щели» звучало двусмысленно, и я поморщился.

— И все-таки, зная себя, вряд ли я это осилю.

— Ну и дурень! — добродушно выругал меня Джекоб. — Вы даже не представляете, против кого решили бороться. Этот остров — ее идея, как и многое другое. Майер выполняет все ее капризы. Она — душа, мозг, энергетический центр всего, — Джекоб повел рукой вокруг. — Одно слово: Пчеломатка.

— А Майер, Роу и иже с ними — трутни? — усмехнулся я.

— Трутни. А мы с вами — рабочие пчелки. Прилежно жужжим и вырабатываем медок. Я рад, говоря откровенно, что мои мозги пришлись по душе Пчеломатке! — Он самодовольно ухмыльнулся и пощипал бороду. — Долго уговаривать меня не потребовалось. Заболтала, убедила, что слинять на тот свет всегда успею, а вот хорошо поработать мозгами — истинный кайф, а не каторга. Рожать идеи не мучительно, а приятно. Скажете, нет?

Он воззрился на меня, ожидая ответа.

Я пожал плечами. Мои идеи практически все черного цвета, и рожать их — как и лелеять, и нянчить — большого удовольствия не доставляет.

— Мара отбирает себе «приматов» согласно коэффициенту ай-кю? — решил я сменить тему.

Джекоб шумно фыркнул.

— Господь с вами! Я даже не знаю, какой он у меня, этот самый коэффициент — как-то не удосужился. Это на Западе принято, в России пока еще не свихнулись до такой степени. Не путайте, Норди: человек умный и человек мыслящий не есть синонимы. Второе — динамика, желание разобраться, понять. Знаю человечка, чей ай-кю где-то на границе с олигофренией, но при этом он мыслит, активно и напряженно, об абстрактных вещах, и выражает свои мысли в творчестве: пишет неплохие хокку. Обратная ситуация встречается чаще, поскольку умных, окультуренных, но не движущихся внутренне, догматичных, зависящих от чужого мнения — на порядок больше. А уж если говорить о хомо креативикус, о генерировании идей, то это и подавно не имеет отношения к пресловутому коэффициенту. Не глупите, Норди, не майтесь дурью: ведь это так интересно!

— Что именно?

— Всё. И генерировать идеи, и участвовать в безумных экспериментах. И кувыркаться со страстной и умелой дамой. Берите всё от последних мгновений бытия. Уходите, как здесь принято, в хорошем и бодром настроении.

— А вы, как видно, уходить передумали?

— Отчего же? Вовсе нет. Уйду, когда стану рассыпаться. Не физически: артриты, инсульты и прочая хрень, а возрастные изменения в мозгу. Склероз, провалы логики, замедление скорости мышления. Прозвенит самый первый звоночек, и тут же подмигну Майеру: «Я неплохо на вас поработал, верно? Поработайте-ка теперь вы на меня. Тем более что работа разовая и не потребует чрезмерных усилий».

— Рад за вас, Джекоб: бытие для вас увлекательно и любопытно. Отчего тогда возникло намерение покончить с собой?

— Хроническая депрессия, — ответил он коротко.

— И всё?

— Этого мало?! — Он сверкнул глазами в гневном удивлении.

— Но ведь существует уйма всяких антидепрессантов. И все время появляются новые…

— А вы пробовали эти таблетки?

— Да. Мне они не помогли, но причины моей душевной боли другие, более глубокие.

— А мои, выходит, мелкие? Ладно, молчите о том, в чем вы ни черта не понимаете.

— Мне всегда казалось, что депрессия — если она не отягощена жизненными трагедиями, излечима.

— Мне тоже так казалось. Первые пять-десять лет. С психоаналитиками наобщался, будь здоров. С болтунами-психотерапевтами всех видов.

— Неужели никто не помог?

— Ни одна сволочь. Но и не мог помочь. К счастью, осознал это не слишком поздно — всего-то через десяток лет, и жадные болтуны не успели выкачать всё до последнего цента — хватило на билет до Гипербореи. Запомните на будущее, Норди… ах, впрочем, какое у вас здесь будущее?! Просто запомните, уясните — так, для общего развития: психотерапевт может помочь только в том случае, если масштаб его личности не меньше — Слышите? Не меньше! — личности его пациента. И ни в каком ином. В противном случае будет просто беканье и меканье и апеллирование к дутым авторитетом вроде австрийского шарлатана.

— Но можно ведь было обратиться к разным врачам и найти, в конце концов, — заметил я, не слишком, впрочем, уверенно.

— Найти кого?

— Психиатра равного масштаба. Который впору.

Джекоб взглянул на меня сочувственно и почмокал губами. Шумно, как кит, выдохнул.

— А я-то, дурак, думал, что общаюсь с адекватным собеседником. Очередной облом. Что ж, разрешите откланяться: пора баиньки!

И неуклюжий русский уковылял от меня быстрыми шагами, загребая подошвами мерзлый песок.

А я остался в некоторой оглушенности. Скорее, впрочем, приятной: люблю экстраординарных людей. Этакий простой славянский мужичок-медвежонок с виду. Который на самом деле совсем не прост. Слишком шумен и пассионарен, от долгого общения с ним начинает гудеть голова. Но оно того стоит.

Новенький шедевр моей галереи? Почему бы и нет.

Со времени нашей исповедальной беседы с Юдит прошло три дня, а я никак не мог улучить время и место для ее продолжения. Не терпелось узнать ее историю, ее драму, но на прогулках мы с девушкой не пересекались, а заходить к ней в домик казалось неудобным.

Наконец, выдался удачный момент: в групповой медитации мы оказались рядом, и сразу после ее окончания я не дал ей ускользнуть, придержав за локоть.

— Юдит, за вами должок. Помните? Рассказ о себе.

— Вы уверены, что хотите его слышать?

Она выглядела хмурой и неприветливой, впрочем, как почти всегда.

— Более чем. И сейчас, мне кажется, самое удобное время.

— Что ж, ладно. Только не упрекайте меня потом, если ваши ожидания не оправдаются или моя исповедь заведет совсем не в ту сторону, куда бы вам хотелось.