Умный дом (СИ) - Егорова Наталья - Страница 1

• 1/7
• Следующая

Звонок настиг Егора в самый разгар выяснения отношений с заведующей дома культуры. Номер был незнакомым, и Егор раздражённо выключил аппарат.

Cтоило выйти на улицу под колючий дождь, телефон зазвонил снова.

– Да!

– Вы Егор? Маслов?

Женский голос медовой густоты и охряного оттенка.

– Да.

– Мне говорили, вы занимаетесь реставрацией картин.

Строго говоря, реставрацией он не занимался, если не считать спасённый пару лет назад натюрморт: хозяйка начиталась интернет-форумов и решила "обновить" картину посредством мыльной губки. Егор неделю возился, перетягивая набухший холст, а потом еще дописывал те места, где напрочь отслоилась краска. Получилось не так, чтобы безупречно, но если не приглядываться, не догадаешься.

Однако возражать медовому голосу было решительно невозможно.

– Ну... А что за картина?

– Я думаю, начало двадцатого века. Холст. И, по-моему, масло.

Немногословна и самоуверенна. Наверняка брюнетка в алом деловом костюме. Четырёхкомнатная квартира и портрет бабушки в тяжёлой раме. Или бабушкиной болонки.

– И что с ней?

Хорошо бы просто потемневший лак. С прорехами в холсте он, пожалуй, не справится.

– Мне кажется, там есть дописки. Я хотела бы восстановить исходный вариант.

Звучало заманчиво, уж с растворителем он как-нибудь справится. Да и любопытство высунуло нос: представилось, как из-под толстощёкого небрежно выписанного лица появляется неизвестный шедевр Рафаэля.

Но совесть заставила уточнить:

– Лучше, наверное, в реставрационную мастерскую.

– Её нельзя перевозить, - сказала она, как о тяжелобольном. Значит, всё-таки прорехи. Или краска сыплется. - Я живу недалеко от Дубны, туда довольно неудобно добираться, но вы могли бы пожить у меня, пока будете работать. Естественно, на полном пансионе. Я в Москве, так что до места вас довезу сама.

Полный пансион у девушки с медовым голосом - это звучало заманчиво. С другой стороны, километров 130 от Москвы, а то и дальше. И наверняка полная глушь без мобильной связи - похоже на начало фильма ужасов. Егор хмыкнул.

Четырёхкомнатная квартира плавно трансформировалась в деревянную развалюшку у дремучего леса.

– Исторической ценности портрет не имеет.

Ещё одна иллюзия разбилась.

– Я могла бы заплатить вам... - озвученная сумма была выше любых притязаний. - Этого достаточно? Материалы, естественно, за мой счёт.

Это было вовсе не естественно, но приятно. Интересно, как звучит её голос, когда она улыбается?

– И всё же, - он ещё колебался, - есть опасность испортить...

– Я заплачу половину вперед.

И тогда он сделал самую большую глупость в своей жизни.

Он согласился.

Егор Маслов был художником-самоучкой, чего в глубине души страшно стеснялся. Заканчивал он заштатный технический вуз, где в первом же семестре на лекциях по черчению проникся красотой геометрических форм и оттенков чёрного. Лекал он не признавал, к линейкам относился скептически, но твёрдая рука и интуитивное понимание формы позволяло ему виртуозно выполнять самые сложные чертежи.

Особенное удовольствие доставляла ему работа с ненавистными студентам объемными проекциями, а тени и блики технического рисования приводили буквально в экстаз.

Собственно, на одном черчении он и вытягивал сессии. Масловские чертежи легко обменивались на лабораторки по программированию, на расчётно-графические по гидравлике и на шпаргалки по физике. Его дипломный проект, хоть и переписанный с прошлогоднего, сопровождался столь изысканными изометрическими чертежами в сложных разрезах, что Егор, к своему удивлению, получил на защите пятёрку.

Парой лет позже, когда черчение перевели на компьютерную основу, судьба его оказалась бы плачевной. Маслов жил в мире объемных форм, который никак не пересекался с картинками на мониторе, так что работа на компьютере по сей день казалась ему сродни шаманским пляскам. Максимум, чему он научился - это погуглить на смартфоне. Ну и в тетрис поиграть.

В трёхмерный.

Безвольно осев в тихом КБ, Егор продолжал предаваться той же страсти, благо в магазинах появились книги по технике живописи. Динамичное масло и капризный акрил, строгая тушь и нежная пастель, а в особенности любимый грифель - медленно раскрывали перед ним свои секреты.

Но вот беда - интуитивное масловское чувство гармонии было чересчур строгим, слишком... чертёжным. Его портретам недоставало выразительности, а пейзажам - экспрессии; они оставались старательными ученическими работами. А почти монохромная гамма отпугивала и тех, кто подбирает "пейзажики под обои".

Был у художника Маслова и ещё один недостаток, губительный для кустаря: педантичная до занудства тщательность при вспомогательных операциях. Если эмульсионный грунт на картон предписывалось наносить в два-три слоя, и всякий раз ждать полного высыхания, для Егора это становилось законом, столь же абсолютным, как расположение теней и бликов на освещённых формах. Если лак следовало наносить через год после окончания картины, то этот год она проводила в кладовке лицом к стене.

Годы шли, картины накапливались, признание не торопилось.

Месяца два назад Егор отдал три пейзажа в местный дом культуры. Заправляла тамошней выставкой-продажей гюрза в сиропе Римма Николаевна, распоряжающаяся домкультурными финансами воистину железной рукой. Кроме комиссионного процента с продажи доморощенные художники платили ей абонентскую плату за амортизацию стен. Тем не менее, многие считали это хорошей возможностью заявить о себе.

В этом месяце ядовитая Римма сообщила о повышении платы, мотивируя это непопулярностью масловских работ. Придя в ДК, он обнаружил все три пейзажа в самом тёмном углу фойе, возле чёрной лестницы. Егор возмутился, гюрза с тухлой улыбкой сообщила, что пасторальный реализм нынче не в моде. Егор пригрозил забрать картины, что железную леди ничуть не испугало: "Вас таких много, это я одна!"

"Заявление о себе" грозило подорвать масловский бюджет. Именно в этот момент на него свалился непонятный заказ.

Все проблемы решились в полчаса, как по щучьему велению. Римма Николаевна получила оплату за три месяца вперёд под обещание перевесить-таки масловские пейзажи к центральному фойе; начальство утвердило отпуск за собственный Егоров счёт; родители предупреждены, кассета в автоответчике очищена.

Егор был свободен и готов к приключениям.

– Вы пешком? Подъезжайте к "Петровской-Разумовской", - велела девушка. - Зелёный фиат-панда, номер 315.

Игрушечную машинку Егор увидел сразу на выходе из метро. И остановился на мгновение, разглядывая ждущую у капота хозяйку.

Волосы у неё тоже оказались медовыми. Гладко зачёсанные, на затылке они скручивались в тугой бублик учительской причёски. Правда, больше ничего чопорного в ней не было: безымянные джинсы, красная ветровка, кроссовки - всё вполне демократично.

Егор невольно вздохнул, расставаясь с образом роковой брюнетки.

– Здравствуйте, я Маслов.

Взглянула внимательно и серьёзно. Егору стало неловко за мятую рубашку и замызганный рюкзак.

– Меня зовут Ольга. Можно на ты.

Не искажённый телефонным динамиком, её голос оказался ещё вкуснее. Тембр, заставляющий вибрировать что-то под ложечкой.

– Вам нужно куда-нибудь заехать? За растворителем, например.

– Да нет, у меня всё с собой. Если что, оттуда ведь можно вернуться?..

Жалкая попытка Красной Шапочки получить гарантии. Впрочем, с Ольгой он согласен даже на ужастик в стиле Роберта Родригеса.

– Да, конечно. Дубна рядом, да и от Москвы не так далеко.

Чудесные глаза: сине-зелёный кобальт с вкраплениями окиси хрома. Бледная, почти невидимая помада. Высокие скулы. Чёткие черты лица.

• 1/7
• Следующая