Некромерон - Угрюмов Олег - Страница 28
- Предыдущая
- 28/86
- Следующая
– Зюзак не ошибается, – поведал троглодит. – Зюзак есть замечательный провидец – все замечает. Он утвердил, что великая слава мессира Зелга ждет на пути жизни и что идти нам вместе далеко-далеко.
– А про какого-нибудь минотавра на этом славном пути твой Зюзак часом не упоминал? – заинтересовался Такангор.
– Не упоминал, – ответил честный Карлюза. – Но и про сложноватости сего дня умалкивал. Представляться буду: Карлюза есмь из семейства Гогариксов, прозванных Агигопсами.
– Такангор Топотан, сын Гогила Топотана из рода Бакандоров.
И они церемонно расшаркались.
– Грядущий некромансер с мировым именем, – объявил себя Карлюза, решив пойти по второму кругу.
– Величайший полководец всех времен и народов – в самом ближайшем будущем, – не отставал от него Такангор.
И они снова расшаркались.
– Слушай, – оживился минотавр. – Ты ведь тоже некромант, верно?
– Великий, но грядущий.
– Но хоть что-то уже умеешь?
– Некоторые пассы, – со сдержанной гордостью отвечал троглодит.
– Скелетиков десять поднимешь?
– Пристараюсь, – пообещал Карлюза. – Ответственно пристараюсь, как для блеску в глаза на параде.
– Вот и ладно. Значит, ты займешься скелетами, а я наведаюсь к здешнему кузнецу: заказать оружие, доспехи, вообще разведать что и как. Пойдешь со мной в деревню?
– Пренепременно. Сидр хмельной есть бальзамом для неутомимой души и двигателем смелости, дабы легче было усопших разбуживать и уговаривать подняться с оружием на защиту родных могил.
И встали уж было, чтобы двигаться вперед, к намеченной цели, но тут мимо них зигзагами пронеслось нечто упитанное и черное, едва не врезалось в башню, заложило крутой вираж, взмыло вверх перед самым носом Такангора, камнем устремилось вниз, задело крылом Карлюзу и наконец угомонилось, повиснув вниз головой на деревянной балке, выступающей из каменной кладки.
– Помельтешил бы ты так перед моей мамулей, – вздохнул минотавр, разглядывая пришельца. – И что ты суть?
– Птусик, – сердито пискнул троглодит. – Неприлично раскормленный пещерный птусик.
– Это в подземельях так летучих мышей обзывают, – авторитетно пояснило существо, при ближайшем рассмотрении действительно оказавшееся летучей мышью ненормальных размеров.
– Тебе же днем полагается спать!
– А у меня бессонница.
Такангор уставился на летучую мышь нехорошим взглядом.
– Эй, милорд, о чем задумались? – поинтересовался «птусик».
– Да вот прикидываю, какую выгоду можно извлечь из твоей бессонницы?
– Смотря кому, – вздохнула мышь. – Лично я только наживаю себе неприятности и приключения. Вот окружающие, те вполне могут воспользоваться моей бедой в личных целях.
– А в общественных? – уточнил минотавр.
– И в общественных, милорд, – согласилась мышь. – Правда, сейчас и я не бескорыстен. – Из вышесказанного летописец уяснил, что имеет дело с особью мужеского полу, вследствие чего, скрепя сердце, далее принялся писать слово «мышь» без мягкого знака. – Можно смело ставить сто против одного, что вас назначат главнокомандующим кассарийской армией. Вот я и решил заработать на своей бессоннице хотя бы медаль. Медаль дадите, ваше превосходительство?
– Хоть бы и орден, – сказал добрый Такангор. – А за что?
– За подвиги. Могу, рискуя жизнью, доставлять послания из осажденной крепости, могу разведать обстановку и расположение вражеских войск. Могу вынести кого-нибудь с поля боя – только не эту свинину, – и мыш мотнул головой в сторону надутых хряков, – ее мне никак не поднять. И оцените мое преимущество, милорд: вы видели, как я летаю?
– Знатно, – согласился минотавр. – Тебя влет просто так не собьешь..
– И не просто так – тоже, – оскалился мыш и азартно пошевелил огромными ушами. – Ну так что? Будем сотрудничать?
– Ни-ни, – замахал на него лапками Карлюза и обернулся к Такангору. – Взываю к благоразумию вашего ума! Это же ни в какие ворота не влезет.
– Не влезет, – ухмыльнулся минотавр. – Но зато влетит. И я даже знаю, в какие именно ворота. Послушай, Птусик, ты городок Чесучин знаешь?
– Видал.
– Отправляйся туда, найди тамошнюю почту и передай ее начальнику господину Крифиану, что я просил его вспомнить о нашем недавнем разговоре. Скажи, мне есть что ему предложить, а именно: грандиозное сражение почти без шанса на победу и слабую возможность выйти живым из этой передряги. Надеюсь, это звучит соблазнительно.
Рядом невразумительно забулькало. «Карлюза, – сообразил минотавр. – Испытал искушение соблазном».
– Слушаюсь!
Мыш оторвался от балки, несколько раз перевернулся через голову и какое-то время висел в воздухе пузом кверху, отчаянно взмахивая крыльями. Затем сориентировался, лихо перевернулся, свистнул и полетел. Со стороны казалось, что в небе скачками перемещается громадная крылатая лягушка.
Такангор долго смотрел ему вслед, пока посланник не превратился в беспорядочно мечущуюся на горизонте черную точку.
– Ни за что не собьют, – утвердил он, приобнимая ошеломленного Карлюзу. – Это нормальному стрелку не дано. А ты учись, пока я жив. На безрыбье и птусик – птица. А что, дружище, мы еще ого-го как повоюем. Ты да я, да мы с тобой, да два хряка, да прибабахнутый мыш, десяток скелетов – коли ты их поднимешь, и господин Крифиан на закуску – уже есть о чем поговорить с господами захватчиками.
– Положение наше сложное, хочу напомнить, – глубокомысленно заметил троглодит. – Не вижу причин радости, обуявшей милорда Топотана.
– Зато милорд видит. Нам нечего терять, брат Карлюза, а это великое преимущество, поверь мне. Терять нечего, а добыть можем все, нужно только немного постараться. И хотя я рассчитывал на другой прием и другие условия, мне все это начинает нравиться!
И, подхватив ошеломленного Карлюзу могучей рукой, Такангор устремился к широко разрекламированному бару «Расторопные телеги», дабы там за кувшином чего-нибудь прохладительного, а возможно, и горячительного составить свой собственный гениальный план боевых действий.
Когда терять нечего, можно рискнуть всем.
Глава 8
– Граф, граф… граа-аф, – томно протянул король. Где же вы, милейший?
Юлейн был несколько раздражен. Когда он хочет пожить по-человечески и хотя бы на пару часов забыть о том, что правит огромным государством, никто не учитывает потребности своего монарха: топчутся буквально по голове, тычут под нос отвратительные отчеты, из которых следует, что казна пуста, как желудок постящегося монаха, и бессовестно пугают последствиями жуткого безденежья. Но когда король готов работать, готов не щадить себя ради блага народа и отечества – что мы наблюдаем? Мы наблюдаем полное отсутствие придворных на боевом посту. Никого нет. Никогошеньки. Безобразие.
– Граф! Кто-нибудь! – воззвал Юлейн немного громче.
Нет, это первый и последний раз в своей жизни он дал уговорить себя на такую авантюру. Походная жизнь не для него. В шатре сквозит со всех сторон, слуг не дозовешься, еда отвратительная, газеты вчерашние, а когда дует северный ветер, то со стороны лагеря доносится такое крепкое амбре, что приличному человеку впору бежать отсюда куда глаза глядят. И граф вот еще куда-то запропастился.
В шатер заглянуло лицо, а вернее, шлем с ярко-алым плюмажем – это встревоженный охранник решил уточнить, отчего так надрывается его повелитель.
– Пшел вон! – раздраженно рявкнул король и продолжил стенать: – Граф? Граф, где же вы? Откликнется кто-нибудь на зов своего государя?
– Звали, ваше величество? – пробасил чей-то голос.
– А, это вы, Фафут, – обрадовался король. – Хоть одно знакомое лицо. Поверите ли, чувствую себя как странник в пустыне.
– Верю, ваше величество, – вздохнул главный бурмасингер. – Ибо испытываю приблизительно то же самое, с вашего позволения.
– Бурмасингеры – такие же люди, – демократично заметил король. – Ничто человеческое им не чуждо.
- Предыдущая
- 28/86
- Следующая