Змеи, драконы и родственники - Угрюмов Олег - Страница 38

• Предыдущая
• 38/74
• Следующая

Сереион обшарил спальню встревоженным взглядом, даже приподнял над головой светильник, пытаясь рассмотреть, что могло притаиться на потолке.

– Простите, ваше великолепие, не понял.

Король на удивление спокойно поманил гвардейца к окну и сам тоже уставился во двор:

– Что там происходит такого, что подо мной дрожит даже постель? Ты хочешь сказать, что так работает антихрапный трон Кукса? А если это землетрясение, то отчего из замка не выносят ценные вещи, включая меня? Это, по-вашему, нормальное поведение?

Сереион побледнел и стал оправдываться:

– Не знаю даже, как доложить вашему величеству…

Король сделал проницательное и задумчивое лицо:

– Да уж как-нибудь доложи.

Сереион потер влажный лоб:

– Ваш любимый лесоруб Кукс…

Король занервничал:

– Что мой любимый лесоруб Кукс? Он превратился в огнедышащего и танцующего дракона и теперь пляшет нечто воинственно-зажигательное во внутреннем дворе моего замка?

Гвардеец стал потихоньку заикаться:

– Если быть абсолютно точным, вашу тетю Гедвигу…

Когда короля к тому вынуждали, он бывал просто великолепен: сколько сарказма, сколько горечи, сколько беспощадной остроты. Правда, почти всегда в такие моменты на горизонте не видно было и следов придворного летописца, а потому блеск королевского остроумия не был задокументирован.

– Превратился в тетю? – съязвил Оттобальт. – Именно поэтому храп теперь звучит с удвоенной силой – ты это хочешь сказать?

Неожиданно взгляд Сереиона просветлел:

– Вы, как всегда, почти правы, ваше величество.

Король разочаровался. По правде говоря, он рассчитывал на несколько иной результат. Вот так остришь-остришь, а кто это оценит? Потом войдешь в историю как скудоумный и грубый человек, чуждый эдакой легкости и изящества. Обидно, между прочим.

– Ну же, хоть ты не придумывай глупостей, – попытался он урезонить верного гвардейца.

Сереион замялся:

– К сожалению, это правда. Никто не решался беспокоить вас, когда вы наконец заснули… – Тут его речь стала вовсе невразумительной, ибо весть, которую он должен был сообщить обожаемому монарху, и впрямь была какой-то… такой. Положение в замке сложилось не то чтобы безнадежное или трагичное, но щекотливое.

Сереион даже попытался в отчаянии взлохматить волосы. Правда, на нем был стальной шлем с пышным плюмажем, но в отчаянии человек способен взлохматить что угодно.

Оттобальт понял, что больше не выдержит:

– Не томи, выкладывай поскорей!

Гвардеец набрал полную грудь воздуха:

– В общих чертах все обстояло так: Кукс, сработав антихрапное ложе, изрядно напился и – чего никто не ожидал – повалился рядом с оным и сам захрапел так, что с лихвой компенсировал вашу несколько нейтрализованную тетю. Одним словом, полный аврал.

Оттобальт хотел что-то спросить, но обнаружил, что утратил дар речи и способен выражать свое отношение к происходящему лишь гримасами, словно горестный сюмрякача, наступивший себе на хвост:

– Э-э-э… – несколько туманно сообщил его величество.

– Ох-хо-хо, – поддержал Сереион.

– А-а-а?.. – уточнил король.

– У-ух, – отвечал Серерион.

– О-о-о, – предположил несчастный монарх.

– О! О! – подчеркнул гвардеец.

– Ну знаешь! – возмутился Оттобальт, вновь обретая бесценный дар общения на вербальном уровне.

Сереион прояснил ситуацию:

– Все боятся его трогать по двум причинам: во-первых, он ваш любимец, во-вторых, сумасшедший – того и гляди, зарубит спросонья своим топором и не заметит, а что с него возьмешь? Ко всему прочему рядом с тетей спит не только он, но и вертикально стоящий строй не менее безумного караула рыцарей-бесумяков. Они же учились по тетиной книжке, так что я даже берусь предугадать их реакцию. Словом, если не зарубит один безумец, так прибьют остальные в припадке фанатичного рвения. Вот такие дела.

Король почувствовал, что ему следует попрочнее утвердиться на земле, а то уже в глазах темнеет. Он сел, точнее, не сел, а свалился в удобное кресло:

– А если попросить лекаря Мублапа воскурить какие-нибудь успокоительные дымки? Помнится мне, он проделывал нечто подобное.

– Мублап уехал на съезд докторов, посвященный дырнальным проблемам, – напомнил Сереион.

Его величество совершенно отчетливо понял, отчего он так ненавидит дырнальные проблемы.

– А что Мулкеба вещает?

– Говорит, что хуже сделать может, а лучше – не надеется. Даже если, говорит, казнить будут. Против тети и лесоруба в одиночку не потяну, говорит.

– А Марона?

– Господин министр бегает с веревочкой, измеряет.

– Что?!

– Размеры.

– Какие?!

– Площади, где стоит вся эта композиция. И считает.

– Что считает?

– Прибыли и убытки. Если выйдет прибыльно, то решится. Если нет – оставит как есть.

– Сереион!

– Я имел в виду, что господин министр решил основать нечто вроде музея или памятника и взимать с посетителей скромную плату. Если строительство окупится в течение недолгого времени, то он явится к вашему величеству нижайше просить соизволения на осуществление проекта. А если расходы будут большие – непременно откажется. Они ведь все могут проснуться в любую минуту, так что мыслимое ли дело так тратиться?

Сложно выглядеть величаво и непреклонно в ночной рубашке с кружевами, в колпаке с помпончиком и пуховых пантуфлях, но Оттобальту это каким-то образом удалось.

– Он собирается выставить мою тетю на всеобщее обозрение?

– Ее величество и так уже там. На обозрении.

– Мамочки! – охнул король. – Об этом я как-то не подумал. А ведь мне придется отвечать, когда эта сте… тетя проснется!

– Скажем, что она – народное достояние. Героиня. Народ должен знать своих героев и всегда иметь возможность прийти к ним. Напомним, что Нучипельская Дева живет не в заоблачном замке, а для людей и среди людей. Вот мы и постарались…

– Сереион, ты гений, – восхитился король. – Но только шум стоит зверский. Музей – это еще туда-сюда, хотя опять же шляться будут всякие, с кухни еду воровать. Но как мы дальше жить собираемся? Что теперь делать? Не сходить же с ума на пару с лесорубом, надо что-то предпринимать… Кстати, как антихрапный трон? Работает?

Сереион скривился:

– Вначале казалось, что звук вроде бы стал приглушеннее. Ну да разве разберешь в этой какофонии? Орденоносцы приняли на грудь заодно с лесорубом, поэтому сейчас завывают дружным хором. Не так, как солисты, конечно, но не намного тише.

Оттобальт с интересом воззрился на гвардейца, который произнес массу высокоученых слов с невероятной легкостью. Это вызывало уважение. Это вызывало даже восторг. Но сейчас было не до восторгов. Да, приезд тети никогда не являлся для Дарта порой цветения, и молоко и мед не изливались с небес на сию многострадальную землю, но нынешние хлопоты перекрыли все, что было до того.

Предыдущие неприятности, связанные с тетей, представлялись Оттобальту не только мелкими и незначительными, но чуть ли и не желанными.

Многоголосый храп травмировал его тонкую и возвышенную душу. Он же побуждал соображать побыстрее. Вообще-то Оттобальт все эти мыслительные процессы не любил, особенно по ночам. По ночам приличный, уважающий себя король должен спать с чистой совестью, а днем – есть, ну и править своей страной. Когда-то от дяди Хеннерта он услышал мнение, что толковый правитель – тот, кто назначит таких министров, что и без его участия дела в государстве будут только процветать. Мысль показалась Оттобальту неожиданно здравой и крайне полезной. Он ее запомнил и все время пытался воплотить в действительность.

Однако сейчас он отчетливо понимал, что никто не примет на себя всю полноту ответственности за дражайшую королеву Гедвигу. Нет такого безумца. Точнее, был – лесоруб Кукс, и что из этого вышло?

Внезапно короля озарило:

– А может, нам Кукса затолкать на ночь на трон рядом с тетей Гедвигой, чтоб они оба потише храпели? Пока он себе отдельную антихрапную кровать не смастерил.

• Предыдущая
• 38/74
• Следующая