Волшебники. Книга 1 (ЛП) - Гроссман Лев - Страница 49

• Предыдущая
• 49/59
• Следующая

Джош учился играть на пианино в коридоре наверху, а все остальные лежали на траве и слушали его исполнение «Сердца и души» снова и снова. И вроде как это должно было раздражать, но получалось совсем наоборот.

К этому моменту они были хорошо снабжены дворецким Чамберсом, который постоянно давал им лишние бутылки из запасов Брейкбиллс, которые и так были переполнены и нуждались в опустошении. Элиот был единственным с сколько-нибудь серьёзными познаниями в винодельческих делах, и он пытался научить этому остальных. Но Квентин плохо переносил алкоголь и из принципа не хотел сплёвывать вино, и в итоге он каждый вечер напивался и забывал всё, чему должен был научиться, так что на следующий вечер приходилось начинать всё с начала. Каждый раз, когда он просыпался на следующее утро, ему казалось, что он не сможет больше выпить ни капли алкоголя, но это наваждение всегда испарялось к пяти часам вечера.

Как-то раз физкиды сидели впятером, скрестив ноги, в кругу, в широкой, пустой середине Моря. День был ужасно жаркий, и они выбрались на улицу, только чтобы немного попрактиковаться в коллективной магии, а точнее особому заклинанию на пятерых, которое, если бы у них получилось, усилило их слух, зрение, и физическую силу на несколько часов. Заклинание принадлежало скандинавской магии, магии викингов, придуманной для боя в поле, и, насколько им было известно, она не использовалась уже несколько сотен лет. Джош, который следил за их попытками и координировал их, сказал, что не уверен в том, что оно вообще когда-либо срабатывало. Эти скандинавские шаманы явно были любителями придумывать всякие бесполезные штуки.

Пить они начали рано, почти сразу после ланча. И хоть Джош и сказал, что всё было готово уже в полдень — честное слово, ребят, всё готово, вот совсем не вру, можно начинать, — к тому времени, когда он выдал им страницы, исписанные шариковой ручкой на древнескандинавском языке, и приготовил площадку, на часах уже было около четырёх. Нужно было петь, и ни у Джэнет, ни у Квентина ничего не получалось, они оба сбивались, путая друг друга, и всё приходилось начинать с самого начала.

В итоге у них получилось разобраться с заклинанием, после чего они долго и пристально смотрели на свои руки и часы на башне, стоявшей в отдалении, пытаясь понять, изменилось ли что-нибудь.

Квентин отошёл подальше, чтобы отлить, а когда вернулся, Джэнет рассказывала о ком-то по имени Эмили Гринстрит.

— Не говори мне, что ты была с ней знакома, — протянул Элиот.

— А вот и нет. Но помнишь, я жила с этой коровой Эммой Кёртис на первом курсе? Я разговаривала с её двоюродной сестрой на прошлой неделе, когда была дома — она живёт рядом со мной в Лос-Анджелесе. Так вот она там была. И рассказала мне обо всем.

— Серьёзно?

— А теперь, значит, ты расскажешь нам? — спросил Джош.

— Вообще эта история — большой секрет. Не вздумайте об этом трепаться.

— Эмма вовсе не была коровой, — сказал Джош. — А если и была, то очень горячей. Она была одной из коров Вагиу (японская порода с острова Кобэ, очень дорогие и действительно красивые на вид — прим.), в таком случае. Она не отплатила тебе за то платье, на которое тебя стошнило? — он лежал на спине, смотря в небо. Казалось, ему было наплевать, сработало его заклинание или нет.

— Не-а. А теперь она свалила в Таджикистан или куда-то там, спасать вымирающего азиатского кузнечика. Или типа того. Коровища.

— Кто такая Эмили Гринстрит? — спросила Элис.

— О, Эмили Гринстрит, — протянула Джэнет, смакуя сплетню, которую собиралась рассказать. — Эмили Гринстрит — единственная, кто добровольно покинул Брейкбиллс за последние сто пятьдесят лет.

Её слова расплылись подобно сигаретному дыму в тёплом летнем воздухе. Посреди Моря было жарко, но тени не было, а ребятам было слишком лень пошевелиться.

— Она появилась в Брейкбиллс примерно восемь лет назад. Я думаю, что она из Коннектикута, но не того роскошного Коннектикута, где есть деньги, братья Кеннеди, и болезнь Лайма. Я думаю, что она была из Нью-Хейвена, или Бриджпорта. Она была тихой девочкой, выглядела, как мышка…

— Откуда ты знаешь, как она выглядела? — спросил Джош.

— Ш-ш! — Элис стукнула Джоша по руке. — Не беси её. Я хочу послушать.

Они лежали на полосатом покрывале, расстеленном на руинах песочного узора Джоша.

— Я знаю, потому что кузина Эммы рассказала мне. Да и в любом случае, я рассказываю, и если я говорю, что она была похожа на мышку, значит, у неё был хвост, и она жила в чёртовом швейцарском сыре.

— Эмили Гринстрит была одной из тех девочек, которых никто никогда не замечает, и которые дружат только с такими же незаметными девочками. Их не любят и не ненавидят. У них слабый подбородок, или следы от ветрянки, или слишком большие очки. Я знаю, что придираюсь. Но знаете, они просто все как будто всегда на взводе.

— Она была отличницей. Постоянно занималась учебой и так дожила до третьего курса, пока однажды не осознала, что влюбилась в своего профессора. Конечно, все влюбляются в преподавателей. Или, по крайней мере, девушки, мы все любим мужчин постарше. Но обычно такая влюблённость проходит, и мы двигаемся дальше, влюбляясь в ещё какого-нибудь неудачника нашего возраста. Но не наша Эмили. Она была влюблена самозабвенно, отчаянно и безумно. Как в «Грозовом перевале». По ночам она стояла под его окном. Рисовала его портреты на полях тетради. Смотрела на луну и плакала. Рисовала на полях тетради маленькие луны и плакала, глядя на них.

— Она стала угрюмой и депрессивной. Стала носить чёрный и слушать The Smiths, читать Камю в оригинале и всё такое. У неё появились мешки под глазами и щёки впали. Она стала ошиваться около Вуфа.

Все застонали. Вуфом называли фонтан в Лабиринте. Официальное название Ван Пельт, в честь декана Брейкбиллс в восемнадцатом веке, но поскольку он представлял собой Ромула и Рема, пьющих молоко из сосков волчицы, то все называли его Вуф. Фонтан был прибежищем готов и духовно богатых тусовок.

— И когда у неё появился Секрет, с большой буквы «с», то, как бы иронично это ни было, она стала всем интересна, потому что всем хотелось его узнать. Конечно, вскоре мальчик, бедный, несчастный мальчик влюбился в неё. А она не отвечала ему взаимностью, потому что все её чувства были направлены на профессора Секси, хотя внимание ей льстило, ведь до этого никто и никогда не влюблялся в неё. Она дурачилась с ним и флиртовала перед всеми, в надежде, что её истинный возлюбленный заревнует.

— Теперь мы переходим к третьей части истории нашего маленького любовного треугольника. Судя по всему, профессора не сразили чары нашей Эмили. Он добродушно посмеялся над всем в общем зале старшеклассников и забыл об этом. Она была не такой уж и горячей. Может, у него был кризис среднего возраста, возможно, он думал, что связь с мисс Гринстрит поможет восстановить его давно ушедшую молодость. А ещё он женат был, идиот. Мы никогда не узнаем, что случилось, или насколько далеко всё зашло, только если всё не зашло слишком далеко, и профессор Секси опомнился или получил, что хотел, а затем всё сошло на нет. Надо сказать, наша Эмили стала ещё мрачнее, чем была раньше, а парень её ещё больше потерял голову от любви, приносил ей подарки, цветы, поддерживал.

— Не знаю, может, вы это знали, я лично нет, но Вуф отличается от других фонтанов. Вот почему там сначала зависали экологические пессимисты. Вы бы не сразу заметили, что там не так, но вскоре вы бы поняли, что когда смотришь на воду, отражения своего не видишь, только небо. И если было облачно, небо в отражении всё равно было бы синим, или наоборот. Это определённо ненормально. И каждый раз, когда будете смотреть туда, на вас озадачено будут глядеть другие лица, словно они ищут какой-то другой фонтан где-то ещё, что ещё более странно, они будут видеть не своё лицо, а ваше. Должно быть, кто-то понял, как переключать отражения двух фонтанов, но кто это сделал, и зачем, и как, и почему декан не поменял всё назад, я понятия не имею.

• Предыдущая
• 49/59
• Следующая