Пустыня - Уилсон Колин Генри - Страница 30
- Предыдущая
- 30/48
- Следующая
– Наверное, тигр? – неуверенно предположила Ингельд.
– Неужели такие существа и вправду водились на Земле?
– А то как же!
– Пауки истребили всех крупных животных, – сказал Улф.
– Тогда почему они оставили человека?
– Потому что человек беззащитен. Нет у него ни когтей, ни бивней, ни острых клыков.
– Зато есть оружие!
– Оружие можно отнять, – мрачно заметил Улф. – У тигра не отнимешь когтей, пока не убьешь его. Двинулись дальше. Последние десятки метров идти оказалось довольно трудно: порода здесь вся была выщерблена ветром, а у основания ее и вовсе не было, так что пришлось вначале побросать вниз поклажу, а затем, не дойдя последних пяти метров, прыгать на рыхлый песок. Вскинув головы, путники обнаружили, что лестница – та самая – исчезла из виду. Видно, строители все предусмотрели, чтобы враги не проникли внутрь.
Открывшийся впереди пейзаж во многом напоминал родные места. Правда, растительности здесь было побольше.
В глубине души Найл глубоко сожалел, что они оставили цитадель так быстро (сожаления не умаляла даже стычка с пауками). Для него это было нечто, с чем прежде никогда не доводилось сталкиваться – чудесная, чарующая тайна.
Солнце завершало свой круг по небу. Долгий спуск утомил всех, и Улф решил устроить привал, пока не взойдет луна. В подножье каменного склона кое-где встречались впадины – некоторые, судя по всему, достаточно глубокие. В поисках места под ночлег путники прошли на запад уже больше мили, но все впадины казались им ничтожно мелкими.
В конце концов набрели на рощицу – не то кустарников, не то деревьев наподобие той, что на плато. Выбрав растения пониже, раскинули сверху куски шелка, образовав навес, и устроились на отдых. Ингельд демонстративно улеглась в стороне: все не могла простить, что Улф поступил по-своему, не посчитавшись с ней. Когда солнце уже клонилось к закату, Улф пробрался в самую гущу поросли и, скрестив ноги, сел и оперся спиной об изогнутое древесное корневище. Отец хотел установить связь с Сайрис. Под единым для всех небом он и она могли видеть закат одновременно, а вступать в контакт они условились в тот миг, когда солнце касается горизонта.
Найл чуть придвинулся, чтобы лучше видеть отца. Улф был измотан и вместо того, чтобы расслабиться, мог просто заснуть. Поэтому юноша рассудил, что за отцом надо приглядывать: если того одолеет дремота, можно будет пошуршать чем-нибудь, и отец, заслышав, проснется. Взглянув в очередной раз на Улфа, Найл остолбенел от ужаса.
В полом корневище, как раз за спиной отца, что-то грузно зашевелилось, и наружу прямо на глазах стало выползать длинное, извилистое туловище серой сороконожки.
Длины в ней было около полутора метров, суставчатые антенны настороженно вибрировали: тварь учуяла на своей территории чужаков. Улфа она пока не видела: он сидел неподвижно, как каменный. Юноше случалось наблюдать тысяченожек, хотя и редко – они были довольно противными тварями, но уж больно забавно передвигали свои крохотные конечности, да и вреда от них было немного.
В отличие от тысяченожек сороконожки были еще и ядовиты и тем самым опасны. Когда насекомое, обшарив все вокруг, почуяло чужака, оно тут же вскинуло голову, обнажив ядовитые клыки, похожие на паучьи. Пока Улф сидел без движения, он был в безопасности, но стоило ему шевельнуться, как сороконожка неминуемо бы в него впилась. Найл резко обернулся и взглянул на Ингельд. Так и есть! Эта истеричка лежит именно там, откуда хорошо виден Улф. Глаза у нее закрыты, но если она – о небо! – их откроет, то вскочит и заорет дурным голосом. И тогда все пропало.
Пересилив ударивший в голову страх, Найл заставил себя успокоиться. В этот миг Улф задышал глубже и реже: вступил в контакт. Сороконожка все так же стояла, угрожающе вздыбившись, и лишь считанные дюймы отделяли ее ядовитые клыки от незащищенной спины Улфа. Отец сидел не шевелясь, и насекомое немного расслабилось. Соблюдал предельную осторожность, юноша оглянулся в поисках копья: до прислоненного к стволу дерева оружия можно было дотянуться рукой.
Найл потянулся к нему – медленно, очень медленно, чтобы не потревожить Ингельд, и когда пальцы намертво стиснули древко, начал плавно возводить руку для мгновенного удара. Судя по дыханию, Улф из контакта еще не вышел. Стояла полная тишина.
И тут некстати пошевелилась во сне Ингельд, костяные браслеты на ее запястье глухо звякнули. Этого оказалось достаточно, чтобы сороконожка опять мгновенно приняла боевую стойку. Через какое-то время насекомое снова немного успокоилось.
Улф вышел из контакта и, глубоко вздохнув, пошевелился. Найл что есть силы метнул копье. Оно скользнуло ядовитой твари под брюхо, вспахав землю в нескольких дюймах от нее. Улф вскочил на ноги. Копье отшвырнуло насекомое на шагдругой в сторону, и секунду спустя Найл уже стоял над конвульсивно подергивавшимся туловищем и яростно гвоздил его отцовским оружием. Ингельд, проснувшись и увидев, что творится, дико завизжала. Полминуты назад этот визг стоил бы Улфу жизни, а теперь лишь придал ему решительности. Схватив другое копье, отец принялся лихорадочно колоть хищника, влажно блестящие клыки которого были уже не опасны: голова наполовину отделилась от туловища.
Когда тварь затихла, отец скупым движением взъерошил Найлу волосы:
– Молодец, сын.
Слышать похвалу от отца юноше доводилось крайне редко, и он просто зарделся от добрых слов. Ингельд все никак не могла прийти в себя от ужаса.
– Скорей, скорей отсюда! Ужас какой! – вопила она.
– Теперь-то как раз все спокойно, – пожал плечами Улф и глубоко всадил копье в корень дерева.
– Я не могу всего этого выносить! – В голосе женщины слышались истерические нотки. Улф вздохнул:
– Все равно нет смысла куда-то трогаться, пока луна не взошла. Мы даже не разглядим, куда идти.
– Тогда я пойду одна! Выбравшись из кустарника, Ингельд с дерзким видом отошла шагов на тридцать и вызывающе обернулась.
Найл хотел было сказать вдогонку, что на открытых местах водятся скорпионы, а сороконожки могут напасть там еще скорее, чем среди кустарника, но вовремя понял, что это заведомо пустая трата слов. Мысль, что терпеть осталось недолго, вызывала в его душе неописуемый восторг, и он не стал спорить с капризной бабенкой.
- Предыдущая
- 30/48
- Следующая
