Иные Миры - Горбовский Александр Альфредович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/60
- Следующая
Леса здесь полны дичи, а тихие речушки – рыбы, которую можно ловить руками прямо у берега. Но главное, это была земля – плодородная, изобилующая плодами и, что самое удивительное, фактически ничья. Потому что нельзя же было принимать всерьез пугливых индейцев, которые разбегались, едва заслышав приближение испанцев. О такой земле, о таком крае могли ли мечтать они, родившиеся среди каменистых полей Андалусии или выжженных солнцем равнин Кастилии?! Кривой Хуан не вмешивался в эти разговоры. Проходя мимо, он даже не прислушивался к ним. Но не потому, что не знал о них или не догадывался о неизбежном развитии событий, которые, он знал, последуют за всем этим. И снова далеко за полночь в капитанской каюте горел свет. И опять, после того как команда отошла ко сну, из кубрика долго доносились приглушенные голоса.
Как ни тихо ступал Кривой Хуан, всякий раз, когда он проходил мимо, голоса стихали. Но Хуан только усмехался в темноте. Завтра утром, как всегда, он будет знать все. Не для того семнадцать лет плавает он по морям и трижды избежал виселицы, чтобы не научиться видеть, что происходит у него под носом. И еще один урок вынес Хуан из того, что он видел и чего хватило бы, пожалуй, на десяток других жизней, – никогда не спешить и не примыкать ни к той, ни к другой стороне до той самой минуты, последней минуты, когда весы судьбы придут в движение. И только тогда он, Кривой Хуан, на миг раньше всех остальных должен понять, что угодно судьбе. И тогда, как бывало уже не раз, он выхватит пистолеты и первым закричит: «Ура капитану!» или «Капитана на реи!» Но всякий раз – именно то, что нужно, чтобы оказаться с победителями.
Верный себе, Кривой Хуан не спешил и на этот раз, хотя все вроде бы было ясно и участь безумного идальго была, казалось, предрешена. Так продвигались они от острова к острову, и никто не роптал, потому что всякий раз новый остров оказывался еще прекраснее того, который пришлось покинуть.
Но неизбежные события, которые предвидел Хуан, должны были вот-вот разразиться, когда произошел эпизод, который смешал все карты. Вечером, когда капитан, как всегда, удалился в каюту со своими флягами, Кривой Хуан не досчитался одной фляги. Кто-то, взойдя на борт, не отдал ее, как обычно, а оставил себе. Почему? Капитан едва ли заметит это.
Хуан был единственным на корабле, кто знал. Это давало ему лишнюю карту в игре, и с нее-то он и решил пойти. Тот, кто не отдал своей фляги, вообще-то рисковал немногим. Но неужели он думал, что, если это станет известным, Кривой Хуан не разгадает, кто сделал это?
Уже на другое утро Хуан знал – кто. Для этого достаточно было из тех, кто был на берегу, вычесть тех, кто пришел, чтобы взять фляги. Родриго, по прозвищу Лисенок, был тем, кто оказался в остатке. И снова Хуан не стал торопить события. Он лишь постарался, чтобы в этот день Лисенок получил работу у задней кормы, на юте, подальше от остальных. Перематывать канаты не очень-то простой труд, особенно когда солнце стоит прямо над головой и нет от него защиты… Хуан терпеливо дождался, когда тень от мачты стала короткой, как мысль глупца, и только после этого не спеша двинулся в сторону юта. Лисенок не сразу заметил боцмана, а заметив, еще проворнее стал перематывать толстый смоленый канат. Хуан подошел совсем близко, так, что между ним и матросом почти не оставалось пространства. Хуан знал, что делает.
– Жарко, малыш? Только теперь Лисенок рискнул разогнуться.
– Жарко? – Хуан изобразил на лице улыбку, которая могла показаться искренней только последнему идиоту.
– Может, найдется глоток воды? – И он протянул руку к фляге, что висела у Лисенка на поясе, протянул левую руку, именно левую. Он еще продолжал улыбаться, когда тело его едва успело метнуться в сторону, уклоняясь от удара. В то же мгновение правая рука его, тоже словно сама по себе, помимо его воли, взметнулась вверх, и выбитый нож глубоко вошел в доски палубы. Но недаром Лисенок был моложе его. В следующий миг он опередил боцмана. Раздался только всплеск за бортом, и Лисенок, делая широкие взмахи, уже быстро плыл к берегу. Берег, однако, был не близко, и Хуан знал, что долго так плыть Лисенок не сможет. Он успел подумать это в какую-то долю секунды и в ту же долю секунды порадовался, что заставил его работать все утро – теперь из него уже не тот пловец. А еще через долю секунды голос Хуана гремел уже на палубе, и в шлюпку за бортом один за другим скатывались матросы. О фляжке Хуан решил пока не говорить ничего, пусть сначала его поймают.
– Этот негодный пытался убить меня, – торопливо пояснил он, но капитан только сжал тонкие губы и ничего не ответил. Хуан понимал, почему: он совершил дерзость, обратившись первым, до того как старший заговорил с ним. За нападение на боцмана Лисенку были обеспечены кандалы и работа на галерах. Он знал это и плыл изо всех сил. Но расстояние между шлюпкой и пловцом все сокращалось. Впрочем, еще быстрее сокращалось расстояние между пловцом и желтой полоской песка там, где начинался берег. Понсе де Леон сдвинул капитанскую треуголку на лоб, чтобы солнце не слепило глаза. Теперь стало видно, что шлюпка действительно отстает, гребцы в ней совсем перестали работать веслами. Скосив глаза, Хуан увидел, как сердито дернулись тонкие кастильские усики капитана. Конечно, он идальго и знатный господин, но ребят, что плавают с ним, он не понимает. Совсем не понимает. И Хуан позволил себе заметить почтительно:
– Господин капитан, он не уйдет. Ребята просто играют с ним. Им хочется поиграть. Но капитан даже не взглянул на него: он опять совершил дерзость. А матросы и вправду «играли» с беглецом. Когда он, казалось, должен был вот-вот достигнуть берега, вдруг замелькали весла, шлюпка рванулась с места и через минуту оказалась между Лисенком и полосой прибоя. Затем она снова застыла, чуть заметно удаляясь от берега и загоняя Лисенка в открытое море. Он, видно, понял это и теперь едва взмахивал руками, только чтобы держаться на воде. Но шлюпка двигалась все быстрее, и ему приходилось торопиться, чтобы не дать расстоянию сократиться. Потом, казалось, шлюпка снова отстала, и Лисенку удалось, обогнув ее, направиться к берегу. Так повторялось несколько раз, но даже с корабля видно было, что беглец уже выбился из сил и долго ему не продержаться.
Когда же на шлюпке попытались повторить эту забаву еще раз, он стал тонуть. Теперь гребцы налегли на весла изо всех сил, но, когда шлюпка почти настигла его, Лисенок вынырнул в последний раз, рука его поднялась вдруг из воды, и он швырнул что-то блеснувшее на солнце прочь от себя. Через секунду лодка была уже над тем местом, где только что был Лисенок, но больше он не появился. Капитан вопросительно повернулся к Хуану. Теперь тот должен был заговорить либо развести руками. Хуан заговорил и тем выбрал свою судьбу.
– Господин капитан, этот матрос утаил вчера вечером свою флягу. Сегодня, когда я потребовал ее… Кривой Хуан никогда не видел, чтобы человек мог сразу так побледнеть.
– Шлюпку, – разжал пересохшие губы идальго. Шлюпок на корабле больше не оказалось. Был только двухместный ботик, и Хуан сам сел на весла. Когда они достигли наконец шлюпки с ожидавшими их матросами, все вразнобой стали указывать место, куда Лисенок швырнул свою фляжку.
– Пятьдесят реалов тому, кто найдет ее. Нужно было родиться богатым и иметь за спиной вереницу богатых предков, чтобы произнести это так, как это было сказано.
– Пятьдесят реалов? – как эхо, переспросил Хуан.
Это было состояние. Хуан пожалел, что он не простой матрос и не может нырнуть сейчас в воду вслед за другими. Таких денег за всю жизнь ему не доводилось не то что держать в руках, но и видеть. А в жизни у него было всё. Фляжку все-таки нашли. Тот, кому удалось это, высоко поднял ее над головой и закричал, чтобы увидел капитан и другие не отняли у него находку. Хуан только мгновение держал фляжку в руках, перед тем как передать ее капитану, но этого было достаточно, чтобы он понял, что в ней. А поняв, испугался, что капитан догадается, что он – знает. Эго открытие так его потрясло, что руки плохо слушались его, и он едва догреб до корабля. Но капитан ничего не заметил.
- Предыдущая
- 3/60
- Следующая
