Любовное письмо лорда Байрона - Уильямс Теннесси "Tennessee Williams" - Страница 2

• Предыдущая
• 2/3
• Следующая

Старуха. Пропусти все это и переходи прямо к ее встрече с ним.

Старая дева. Хорошо. (Переворачивает несколько страниц и продолжает.)»…И на древних языках взволнованные голоса давно умерших поэтов, которые мечтали об идеальном мире и хранили в сердце своем совершенный и чистый образ…»

Старуха. Пропусти и это. Переходи прямо…

Старая дева. Да, да. Это вот здесь. Только не прерывай больше меня. «Экипаж остановился у подножия холма. Тетка моя, будучи не совсем здорова…»

Старуха. У нее в то утро болело горло.

Старая дева. «…предпочла остаться с возницей, а я пешком совершила восхождение на довольно крутую вершину. Поднимаясь по длинной веренице обветшалых каменных ступеней…»

Старуха. Да, да, это именно то самое место.

Старая дева с досадой поднимает голову. Старуха за занавеской нетерпеливо стучит палкой об пол.

Продолжай, Ариадна!

Старая дева. «…я наблюдала за человеком, который шел выше и впереди меня, едва заметно прихрамывая».

Старуха (негромко и восхищенно). Лорд Байрон!

Старая дева. «Время от времени он оборачивался, бросая взгляд на великолепную панораму, раскинувшуюся внизу…»

Старуха. На самом деле он следил за девушкой, шедшей позади него.

Старая дева (резко). Дай мне, пожалуйста, закончить. (Ответа из-за занавески не следует, и она продолжает читать.) «Необычное благородство и утонченность его черт произвели на меня неизгладимое впечатление». (Переворачивает страницу.) Старуха. Самый красивый мужчина на земле! (Сопровождает это заявление тремя медленными, но громкими ударами палки об пол.) Старая дева (нервно). «Изящество его точеной как у статуи, шеи, классический профиль, чувственный рот и слегка раздутые ноздри, темный локон ниспадавший на лоб таким образом, что…»

Старуха (торопливо стучит палкой). Пропусти! Описание здесь занимает много страниц.

Старая дева. «Достигнув вершины Акрополя, он широким величественным жестом, словно юный бог раскинул руки. – Вот Аполлон, нисшедший на землю в современной одежде! – подумала я».

Старуха. Дальше, дальше! Переходи прямо к ее встрече с ним.

Старая дева. «Боясь прервать его поэтический транс, я замедлила шаг и притворилась, что любуюсь окружающим видом. Я старательно отводила глаза в сторону, но вскоре ступени стали настолько узкими, что я поневоле приблизилась к нему».

Старуха. Он, разумеется, делал вид, что не замечает ее приближения.

Старая дева. «А затем я, наконец, столкнулась с ним лицом к лицу».

Старуха. Вот именно!

Старая дева. «Глаза наши встретились».

Старуха. Да, да, да. Именно это место.

Старая дева. «Между нами произошло нечто непонятное, во мне что-то дрогнуло, словно я узнала кого-то давно знакомого. Лицо мое вспыхнуло…»

Старуха. Да, да. Именно это место.

Старая дева. «Простите, вы уронили перчатку!» – воскликнул он. И, к своему изумлению, я в самом деле увидела, что уронила перчатку. Он подал мне ее, пальцы его слегка коснулись моей ладони».

Старуха (хрипло). Да! (Ее костлявые пальцы сжимают теперь занавеску выше, чем прежде; в отверстии расширяя его, появляется вторая рука.) Старая дева. «Поверь, милый дневник, я разом обессилела и задохнулась. Я не знала, смогу ли я теперь продолжать свою одинокую прогулку по руинам. Не помню уж, то ли я споткнулась, то ли пошатнулась, но на мгновение я прислонилась к колонне. Солнце пылало нестерпимо ярко, оно жгло мне глаза. И тут, совсем рядом, я опять услышала этот голос, почувствовала на своем лице это дыхание…»

Старуха. Остановись! Этого вполне достаточно.

Старая дева закрывает дневник.

Дама. Как! Это все?

Старуха. Там есть много такого, чего не следует читать посторонним.

Дама. А!..

Старая дева. Весьма сожалею… А теперь я покажу вам письмо.

Дама. Как мило с вашей стороны! Я просто сгораю от нетерпения. Уинстон! Сиди прямо!

Муж почти уснул. Старая Дева вынимает из секретера маленький пакет и разворачивает его. В нем письмо.

Она протягивает письмо даме, которая хочет развернуть его.

Старуха. Осторожней! Осторожней! Эта женщина не должна разворачивать письмо.

Старая дева. Да, да, не разворачивайте его. Оно сугубо личное. Я подержу его перед вами на небольшом расстоянии, чтобы вы разглядели почерк.

Старуха. Только не слишком близко: она берет очки.

Дама поспешно опускает лорнет.

Старая дева. Вскоре после этого Байрон погиб.

Дама. От чего?

Старуха. Он пал в бою, защищая дело свободы.

Фраза произносится так громогласно, что муж вздрагивает.

Старая дева. Узнав, что лорд Байрон пал в сражении, бабушка моя удалилась от света и прожила всю жизнь затворницей.

Дама. Ой-ой-ой! Как это ужасно! Как это ужасно! По-моему, она поступила просто глупо.

Палка за занавеской яростно стучит об пол.

Старая дева. Вы не понимаете. Когда жизнь завершена, надо скрыться от людей. Это как в сонете: когда написана последняя строка, к чему продолжать? Продолжая, вы только испортите то, что уже сделано.

Старуха. Прочти им стихотворение – тот сонет, который твоя бабушка написала в память о лорде Байроне.

Старая дева. Вас это интересует?

Дама. Поверьте, мы будем в восторге!

Старая дева. Сонет называется «Очарование».

Дама (изобразив на лице восхищение). Ах!

Старая дева (декламирует).

Une saison enchantee! Тогда пьянила[1] Меня любовь, и в летних снах хмельных Мне чудилось, что время уловила Я в сети дней лазурно-голубых.

Старуха. Не голубых, а золотых. Лазурно-золотых.

Старая дева.

…Я в сети дней лазурно-золотых.

Не знала я в ту пору грез беспечных, Что, чуть взойдет осенняя луна…

Старуха хриплым шепотом начинает вторить ей. Тихо вступает музыка.

Тебя и время, двух скитальцев вечных, Навек утратить буду я должна.

Старуха (голосом, звенящим от напряженного волнения, перекрывает голос старой девы).

Но верь мне: страсть моя – не надпись мелом.

Ее не смыть прощальною слезой.

Ее несу я в сердце охладелом, Бредя к могиле зимнею тропой.

Ты дал мне жизнь, дав первое лобзанье, Ее меня лишил ты в миг прощанья.

На улице раздаются звуки оркестра, сопровождающего карнавальное шествие. Музыка становится все громче. Шествие проходит мимо, как бурная безрассудная молодость.

Муж, пробудившись от оцепенения, устремляется к двери.

Дама. Что это? Неужели шествие?

Муж нахлобучивает на голову бумажный колпак и выскакивает за дверь.

Муж (в дверях). Пошли, мать, иначе все пропустим.

Старая дева (торопливо). Мы обычно взимаем небольшую сумму, словом, сколько вы сочтете возможным уделить.

Старуха. Останови его! Он уже на улице.

Муж уже улизнул. За дверью гремит оркестр.

Старая дева (протягивая руку). С нас будет вполне достаточно доллара.

Старуха. Пятидесяти центов.

Старая дева. Даже двадцати пяти.

Дама (не обращая на них внимания). О боже! Уинстон! Он уже затерялся в толпе. Уинстон! Уинстон!.. Извините меня! (Бросается к порогу.) Уинстон! О боже, он опять удрал!

Старая дева (торопливо). Мы обычно взимаем небольшую сумму за демонстрацию письма. Сколько вы сочтете возможным. Видите ли, это наш единственный источник средств к существованию.

Старуха (громко). Один доллар.

Старая дева. Пятьдесят центов. Или хотя бы двадцать пять.

Дама (у двери, забыв обо всем). Уинстон! Уинстон! Какой божественный день! До свиданья! (Выбегает.)

Старая дева идет за дамой к двери и, прикрыв глаза рукой от яркого света, глядит вслед. В лицо ей летит пригоршня конфетти. Гремят трубы. Она захлопывает дверь и запирает ее.

Старая дева. Canaille!.. Canaille![2] Старуха. Ушла, не уплатив? Надула нас?

Старая дева. Да… Canaille! (Брезгливо стряхивает с плеч конфетти.) Старуха (вся застыв от злобы, выходит из-за занавески). Ариадна, мое письмо! Ты уронила мое письмо! Письмо твоего дедушки валяется на полу!

• Предыдущая
• 2/3
• Следующая