Охотник - Бодров Виталий Витальевич - Страница 26

– Пойду осмотрю окрестности. – Дон рывком поднимается на ноги и исчезает в кустах.

Завистливо кручу головой, ни одна веточка не шелохнулась. Что значит эльфийский следопыт, не какой-нибудь там деревенский охотник. Впрочем, мне-то грех жаловаться, чай, не худший в своем деле. Достаю флягу и делаю глоток эльфийской настойки, заботливо предоставленной братом. Больше нельзя, голова должна быть ясной, но один глоток – то, что нужно, чтобы чуть скинуть усталость и напряжение.

– Он не обиделся? – осторожно спрашивает Релли.

– Утрется, – беспечно отвечаю я и протягиваю флягу. – А ты, если передумаешь, знаешь, где меня найти.

– Буду иметь в виду, – улыбается девушка, отхлебывая из фляги.

Проверяю местность вокруг… это еще что такое?

– Тревога! – рывком поднимаюсь на ноги, лук сам прыгает в руку.

Одним движением натягиваю ослабленную тетиву, вторым – достаю стрелу. Релли и господин Излон поднимаются на ноги, недоуменно осматриваясь, и именно в этот миг на поляну вываливает рогонос.

Вообще-то считается, что рогатый зверь хищным не бывает. Рогонос этого, наверное, не знает, потому как с равным удовольствием пожирает и траву, и мясо, если подвернется. А зверь этот таков, что у будущего мяса немного шансов спастись.

Весом в четыре быка, рогонос может просто стоптать свою жертву. Или проткнуть рогом. А если захочет поиграться, растерзает когтями. Если же тебе и повезло вовремя убраться с пути чудовища, обольщаться не стоит. Хотя из-за огромного веса быстро остановиться тварь не может, шипастый хвост все равно достанет шуструю жертву.

Шкура у рогоноса далеко не так прочна, как у бронетуши, и уязвимых мест больше намного, однако я предпочел бы все же встретиться с бронетушей. От нее хоть убежать можно, эта тварь не слишком подвижна.

Впрочем, будь передо мной сейчас бронетуша, я б, наверное, считал иначе.

Первая стрела бьет в лоб набирающей разгон твари. Рогонос слишком туп, чтобы заботиться о своей безопасности, только вот его быстрота весьма мешает стрельбе. Стрела бессильно отскакивает от лобовой кости, твердостью способной поспорить с камнем. Тварь прет прямо на меня, глаза налиты кровью, нижняя челюсть чуть отвисла.

– В стороны! – командую я, выпуская вторую стрелу.

Мастер Излон мгновенно отскакивает подальше, Релли же просто взмывает над поляной. Медвежонку напоминания не нужно, он уже успел сместиться вправо и делает первый выстрел из лука. Стрела вонзается рогоносу в бок, но тот в ярости не чувствует боли. Сейчас у него только одно желание – раскатать меня в тонкий блин. Ловко ухожу с пути твари, приседаю, пропуская над головой тяжелый набалдашник хвоста. В этот момент Медвежонок выпускает вторую стрелу. Хвост рогоноса поднят, уязвимое место – угадайте, какое? – открыто, и стрела находит цель. Рев разъяренной твари больно бьет по ушам, с трудом удерживаюсь от желания закрыть уши руками. Рогонос, забыв о том, что блин из меня еще не готов, молниеносно разворачивается и бросается на Медвежонка. На пути твари вдруг возникает глубокая яма (привет от господина Излона), но тварь одним скачком перепрыгивает через нее. Однако бег ее замедляется, еще миг – и рогонос застывает на месте, с трудом стараясь устоять на подгибающихся лапах. Безуспешно. Все четыре лапы разъезжаются в стороны, рогонос снова издает чудовищный рев, яростно хлещет хвостом по земле, сметая целые пласты дерна. Не сразу я понимаю, что это агония, только когда с треском ломается позвоночник и тварь умолкает, бессильно скребя по земле когтями. Перевожу взгляд на довольную Релли, девчонка ловко планирует на землю и легонько пинает тушу в бок. Не самый мудрый поступок, даже умирающий рогонос вполне может обеспечить себя компанией в Леса Звела, но ее это, кажется, не волнует.

– Чем это ты его? – интересуюсь.

– Столбом воздуха, – смешно пожимает плечами девушка.

Недоверчиво качаю головой. Воздух, он же не весит ничего, как им можно раздавить целого рогоноса? Муху – еще туда-сюда, но рогоноса?

– И как же это его… воздухом? – интересуюсь.

– Под сильным давлением, – поясняет Релли.

То есть это она думает, что поясняет, мне-то понятней не становится.

Да оно и не нужно, все равно я в этом полный евнух. Столбом так столбом, воздухом так воздухом, главное, что рогонос лежит мертвый и вреда никому не причинит. Но эльф-то, эльф! Вовремя на разведку выбрался, ничего не скажешь. И я хорош, прооленил зверюгу, еще б чуть, и стоптала бы всю честную компанию за милую душу.

Поворачиваюсь за миг до того, как из-за деревьев выскальзывает эльф. Дон натыкается на мой взгляд, недовольно кривится. Явно хотел удивить бесшумным своим появлением, теперь вот недоумевает, как я его вычислил. А тайны-то никакой и нет, полного отсутствия звука в лесу никогда не бывает. Разве что если эльф подкрадывается. Сразу и листья шуршать перестают, и деревья не поскрипывают тихонько. Этакая неестественность – а ее я чувствую сразу же, потому как без чутья этого в Злой лес лучше и не соваться.

– На минуту оставить нельзя. – Эльф недовольно поджимает губы. – Невтерпеж стало без убийств? Впрочем, чего от людей ждать…

– Случайно получилось, – усмехаюсь я. – Релли на него воздухом подула, тварюга и сдохла, будто столбом придавили. Нежные здесь звери такие, прямо как эльфы.

И ухмыляюсь во весь рот. Дон недовольно шипит что-то сквозь зубы, одаривает меня яростным взглядом. Продолжаю ухмыляться, глядя ему в глаза. Ишь, зверюгу пожалел. А то, что тварь нас едва не растерзала, его и не волнует вовсе. К слову сказать, рогоноса и эльф не всегда отвести может, тварь от ярости совсем дуреет, даже хваленая лесная магия не помогает порой.

– Нашел кого пожалеть, – безжалостно говорит Медвежонок. – Тварюгу злобную. Нас-то, поди, жалеть не стал бы.

Эльф бросает на него пылающий гневом взгляд – все равно что из лука стреляет. Отворачивается, глухо говорит куда-то в сторону:

– Это вам он не более чем мишень для луков. А для меня – по-прежнему единорог, самое красивое создание на свете.

– Единороги не такие, – уверенно заявляет Релли. – Я на гравюре видела.

– Не такие, – соглашается Дон, и кажется мне, будто голос у него чуть дрогнул. – Рогоносами они после Потопа стали. Изменились, и внешне, и внутренне. Но слышали ли вы, как поет рогонос на рассвете и на закате? Какой тоской полны его песни, какая боль живет в этом неуклюжем несчастном существе?

– Мне он неуклюжим не показался, – бормочет Медвежонок, за что получает от меня несильного пинка.

Эльф предпочитает не услышать, продолжая свой монолог:

– Из всех обитателей наших лесов единороги наиболее близки нам… были. Чуткие, благородные, почти разумные, музыкальные существа – кем они стали ныне? Красота и величие – куда вы пропали? Разум, грациозность, великодушие – все, все потеряно. Но душа – она до сих пор жалобно плачет в огромном уродливом теле. Плачет, зовет – на рассвете и на закате…

Релли украдкой вытирает слезу. Мне тоже как-то не по себе, это что же получается, рогонос – перерожденный единорог? А я и не знал раньше! Выходит, вот этот вот костяной отросток и есть знаменитый рог, что дает здоровье и долголетие, а кроме того, и иными полезными качествами обладает? Это сколько ж добычи зазря брошено – и подумать страшно!

В то же время откочерыжить рог у этой конкретной твари – не самый мудрый поступок. Эльф вряд ли поймет правильно, скорее всего, по башке получу просто ни за что. Да и тащить его… нет, в другой раз как-нибудь.

– Рогонос он или единорог, – говорю, – а уделал бы нас к Звелу за милую душу, если б раньше не успели. Пойми ты, чудак-эльф, это для тебя твари Леса свои, родные, а для нас – самые злые хищники. Зазеваешься – вмиг схарчат. И сомневаюсь я, что вот этот именно рогонос над нашими косточками плакать будет, хоть на рассвете, хоть на закате, какая бы нежная душа у него в потрохах ни болталась.

– Всего-то и надо – руку протянуть, – грустно говорит эльф. – Хоть раз попробуй, Охотник! Уж ты-то можешь, я чувствую, ведь из людей Лес вряд ли кто лучше понимает…