Джек. В поисках возбуждения - Ульрих Антон - Страница 7
- Предыдущая
- 7/49
- Следующая
Отец с матерью сидели и тупо смотрели на огромные серебряные кубки, в которых плескалось никак не меньше двух пинт портвейна. Видя, что гости переключили свое внимание на них, Анна, почти не разжимая рта, прошептала мужу: «Пей». Чарли покорно взял кубок, поднес его к губам и мелкими женскими глотками стал вливать в себя крепкое вино. Анна последовала его примеру. Гости взвыли от восторга, хлопая в ладоши в одобрение супругов и деда, победно поглядывающего то на сына, то на невестку.
Уже через некоторое время слуги отнесли бесчувственных молодоженов в их спальню, в которой на этот раз оказался растоплен камин. От жары мой отец и моя мать окончательно раскисли и вообще перестали что-либо соображать, чего и добивался коварный дед.
Ровно через девять месяцев после свадьбы родился я. За эти девять месяцев в поместье мало что изменилось. Дед всем руководил, восседая во главе стола, а по правую руку от него непременно садилась мисс Бригз, официальная любовница сэра Джейкоба. Родители скромно размещались по левую сторону от старикана. Когда стало известно о том, что Анна на сносях, дед на радостях закатил пирушку, созвав всех соседей, какие только имелись в округе графства. На пирушке он сидел с таким довольным и важным видом, как будто мама вынашивала его ребенка.
Вечером Анна, ложась в постель, сказала Чарльзу, что сэр Джейкоб вел себя за столом настолько неприлично и невоспитанно, что она готова была сквозь землю провалиться со стыда, и только врожденное чувство такта не давало ей этого сделать. Чарли, как всегда, согласился с супругой, добавив от себя только, что старикан чересчур часто лез сегодня к Анне с якобы отеческими поцелуями, настолько часто, что даже «эта особа», а именно так мои родители называли Лизу Бригз, стала на него дуться. «Эта особа» действительно имела неудовольствие наблюдать, как дед, поминутно поднимая тосты в честь будущей матери, все время лез выпить с Анной на брудершафт.
На следующее утро, выходя из столовой, мисс Бригз столкнулась с моей матерью в коридоре. Она тут же соорудила подобие улыбки и поинтересовалась сладеньким голоском, не тревожит ли Анну по утрам тошнота, и посоветовала побольше бывать на свежем воздухе и поменьше сидеть в мужских компаниях, так как это может в дальнейшем дурно сказаться на характере маленького. На это мать, высокомерно поведя бровью, отрезала: «Вы бы, милочка, последили лучше за своим поведением, а то оно в последнее время стало слишком вызывающим». Сказав это, мама с видом королевы пошла дальше, оставив покрасневшую от злобы мисс Бригз, не нашедшую, что ответить на замечание.
С этого момента между Анной и Лизой Бригз началась тихая и невидимая постороннему глазу война, каковая бывает только между двумя ненавидящими друг друга женщинами. Всякий раз, встречаясь на людях, обе дамы нарочито официально здоровались. Если же они сталкивались без посторонних, то домоправительница непременно говорила матери что-нибудь колкое, на что та никак не реагировала, чем доводила мисс Бригз до кипения. При этом обе женщины старались настроить отца и сына друг против друга, зудя мужчинам, как бы они прекрасно жили, если бы другая половина обосновалась где-нибудь подальше от Суссекса. Однако, по понятным причинам, Лизе Бригз не удавалось выставить из дома моих родителей, а Анна терпела поражение, сталкиваясь с мягкотелостью отца, пасующего перед «личностью», крепко державшей в руках управление поместьем.
Внезапно произошло событие, которое в корне поменяло привычный ход подковерной борьбы, превратив его в открытое противостояние отца и сына. Дело в том, что незадолго до моего рождения в поместье пришло трагическое известие о скоропостижной кончине старшего сына сэра Джейкоба – Генриха. Как я уже упоминал, тот, служа Англии в Индийской колонии, долгое время болел лихорадкой, мучившей его постоянными приступами. В последнее время, однако, наметилось явное облегчение, столь серьезное, что Генри хотел даже отправиться проведать отца с братом и стал было собираться в дорогу, как внезапно страшнейший приступ лихорадки за каких-нибудь пару дней свел его в могилу.
Индийский дядя Генрих, а именно так его называли в нашей семье, скоропостижно умер, и теперь дедушкин титул, который он должен был наследовать по праву старшего сына, автоматически переходил к моему отцу. Пребывавшая на последнем месяце беременности Анна поняла, что с этого момента ее муж – наследник сиятельной приставки сэр, а она – настоящая леди, что открывает дочери хоть и богатого, но все же простого негоцианта двери в высшее лондонское общество, кое она имела честь лицезреть на собственной свадьбе. С этого момента супруга будущего сэра Чарльза повела самую настоящую борьбу за право главенствовать в этом доме по праву, как она выражалась, истинной леди.
Спор возник, казалось бы, из-за пустяка: кому принимать роды? Сэр Джейкоб, который, как известно, благоволил к суссекским барышням, уже давно уговорился с местной повитухой миссис Саммерс, которую все в графстве звали не иначе как тетушка Сара. Тетушка Сара была дамой внушительной комплекции и обладала таким впечатляющим бюстом, что нетрудно было догадаться, о чем говаривал с ней старикан, захаживая, чтобы как следует все обсудить. Крепкие и проворные руки миссис Сары также производили впечатление. Когда ты видел эти совершенно не женские, мускулистые и цепкие руки, то сразу понимал, что Саммерс достала ими из утробы не одного младенца, а поселение.
Через неделю после пришедшего из Индии трагического известия о кончине дяди Генри дед, не предупредив, по своему обыкновению, никого, привез повитуху в поместье. Анна еще лежала в постели, выпивая, по новомодному обычаю, чрезвычайно аристократическому, как мама всегда считала, первую чашку какао, когда, несмотря на протесты горничной, в ее спальню вошла тетушка Сара в сопровождении старикана и со словами «Ну, как наша роженица себя чувствует?» стала бесцеремонно щупать огромный живот, где лежал я. Возмущению матери не было предела. На ее крик в спальню прибежал Чарли, который брился, а потому все лицо его было белым от пены. Увидев супругу, вопящую от ужаса, чья сорочка была залита пролитым какао, и незнакомую женщину, страшными неженскими руками стаскивающую с нее одеяло, отец решил, что над его будущим наследником совершается некое злодеяние. И тогда Чарльз, вечно забитый и затурканный Чарли, чьего мнения никогда не спрашивали и за которого всегда решали, впервые в жизни совершил самостоятельный поступок, достойный мужчины. Отец подскочил к тетушке Саре и закатил ей такую звонкую оплеуху, что та с визгом выскочила из спальни. Затем, трясясь от негодования и собственной неудержимой смелости, разбрызгивая вокруг себя мыльную пену, Чарли подошел к ошеломленному деду и крикнул ему прямо в лицо: «Вон! Сейчас же вон из моей спальни!» Сэр Джейкоб опрометью бросился следом за повитухой. «И не смейте входить сюда без моего разрешения!» – крикнул ему вслед отец и так сильно хлопнул дверью, что стук был слышен по всей усадьбе.
Думаю, что если бы отец не выгнал миссис Саммерс, то мать, находившаяся в тот момент на грани истерики, могла бы преждевременно разрешиться от бремени, и я бы умер.
Гордый, словно лев, Чарли подсел к супруге, смотревшей на него таким же, как и старикан, ошеломленным взглядом, и поинтересовался, как она себя чувствует. Анна сказала, что все в порядке, и ласково погладила Чарльза по недобритой щеке. Удивляясь про себя столь смелому поведению мужа, она сделала вывод, что в минуты отчаяния ее супруг способен на поступок. А еще Анна поняла, что первый шаг к завоеванию власти в доме сделан и необходимо продолжать наступление, не то будет хуже.
Чарли вернулся в ванную комнату, дабы закончить свой туалет, а его супруга, спешно переодевшись с помощью бесконечно оправдывавшейся горничной, которая пропустила в спальню фамильярную акушерку, и сменив постельное белье, облитое какао, приступила к разработке плана дальнейших действий.
Сэр Джейкоб проводил испуганную и крайне возмущенную тетушку Сару, пообещав ей непременно наказать нерадивого сына за оплеуху, и отправился в родной погреб, посиделки в котором всегда успокаивали его. В погребе было тихо, прохладно и удивительно уютно. В центре стоял маленький столик и кресло-качалка с непременным шотландским пледом, чтобы деду было удобнее проводить часы досуга. Удобно устроившись в кресле и хлебнув винца, сэр Джейкоб пришел к выводу, что все в порядке и ситуация под контролем. Сейчас не стоит портить настроение, но за обедом он непременно отругает сына за дерзость по отношению к тетушке Саре и за недопустимую выходку в адрес сэра Джейкоба. Постепенно пребывание в винном погребе настроило старикана на благодушный лад, и ему стало казаться, что ничего особенного не произошло. А потому, вернувшись в дом и пройдя в столовую, где обычно обедала семья, сэр Джейкоб был несказанно удивлен тому, что произошло за обедом. Он был не просто удивлен, нет, дед был не готов к такому повороту событий.
- Предыдущая
- 7/49
- Следующая
