Слово - Уоллес Ирвин - Страница 73
- Предыдущая
- 73/233
- Следующая
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
РЕНДЕЛЛ БЫЛ УВЕРЕН, что и через много-много лет, оглядываясь на прожитые годы, он будет помнить два последних часа этих суток, а точнее — самый последний час, проведенный им в гостиной королевских апартаментов амстердамского отеля «Амстель». Он будет вспоминать этот час как верстовой столб, поворотную точку в своей личной одиссее жизненного пути. В это место — в данный момент времени, он прибыл, не имея руля и ветрил. Но сегодня вечером, почти в первый раз на собственной памяти, он почувствовал, что у него появилось какое-то направление, некий маяк, способный привести его к той жизни, которую он избрал для себя.
Но в этом же событии имелось нечто бесконечно большее — его невозможно было коснуться или удержать, но познанное оставалось жить в тебе, такое же реальное и осязаемое будто часть твоего собственного тела.
И то, что Ренделл испытывал в себе — было спокойствием. Кроме того было чувство безопасности. И в этом же чувстве имелась какая-то цель, правда, было неясно, куда она ведет. Впрочем, даже и это было не важно…
Одного не было в этом новом чувстве, и как раз тут Ренделл был абсолютно уверен. Охватившее его состояние не имело ничего общего с религией в самом прямом или ортодоксальном ее смысле. Вместе с Гете Ренделл понимал сейчас, что тайна не требует для себя чудес. Нет, нет, овладевшее им чувство ни в коей мере не было религиозным. Скорее уж, оно было убеждением, трудно определимой силой. Все это было так, как если бы Ренделл открыл, что смысл его жизни, его собственное назначение перестало быть пустотой. Вместо этого пришла уверенность, что его персональное существование, как и у всех людей, было вызвано некой причиной, каким-то высоким предназначением. К Ренделлу пришло осознание непрерывности, личной связи с имеющимся у него прошлым, в котором он жил до сих пор, и будущим, в котором ему жить и жить; через осознание всех тех неизвестных ему пока смертных, что еще придут в эту жизнь, как пришел он в нее сам, которые будут увековечивать его реальность в этой жизни — и так до бесконечности!
Вошедшее в его жизнь — и Ренделл осознавал это — еще нельзя было назвать верой, той самой, не задающей никаких вопросов верой в невидимого и божественного Творца или Планировщика, что и дает цели и мотивации человечеству, который и является объяснением всего сущего. То, что вошло в него, гораздо лучше объяснялось самим Ренделлом как начало убежденности — убежденности в том, что его личное бытие на земле имеет смысл, причем, не только ради себя самого, но и для тех, с кем он сталкивается, для тех, с кем он связан. Короче, здесь, в этом месте Ренделл оказался не случайно или же по иронии судьбы и, следовательно, выходит не был он ничтожным сгустком плоти, пляшущим в вечном мраке пустоты.
Он вспомнил, как однажды отец начал цитировать ему ужасное и болезненное место из Блаженного Августина: Он, сотворивший нас без нашей помощи, не спасет нас без нашего согласия. С привкусом старинного сожаления, Ренделл знал теперь, что это не часть его веры. Он ничего не мог представить такого, на что мог бы согласиться ради спасения. Не мог он согласиться с тем, что, согласно Книге, мы идем с верой, а не за знамением. Он и сам предпочел знамение — и вот сегодня вечером он и вправду увидал нечто.
Только вот что он увидал? Он никак не мог описать это подробнее. Может, время позволит сфокусировать это более тщательным образом? Сейчас же, открытие веры внутри себя, веры в некий план, в цель для человека, было вполне достаточным поводом для взволнованности, надежды, чуть ли не страсти.
Собрав всю свою решительность, Ренделл освободился от кокона внутренних изучений самого себя и попытался возвратиться в окружающий его более прозаичный мир, чтобы проследить свои шаги на пути, приведшем его в это путешествие на чужую землю веры.
Два часа назад он возвратился в занимаемые им королевские апартаменты, на втором этаже отеля “Амстель”, но перед глазами стоял туман. Ренделл все еще был потрясен случившимся на улице. В этом безопасном и безоружном городе открытых и дружелюбных людей на него напали, его подстерегли два чужака — один из них был в маске. Полиция записала весь инцидент как мелкое хулиганство, банальную попытку ограбления со стороны парочки бродяг. Положив свой поцарапанный в переделке портфель на громадную, богато украшенную кровать, Ренделл знал больше их. В своем портфеле он нес не просто книжку, но то, что Гейне назвал Книгой, содержащей рассвет и закат, обещание и исполнение, рождение и смерть, всю драму человечества, Книгу Книг.
И еще, размышлял Ренделл, эта особенная Книга, о которой Гейне говорил, что время ее прошло, в глазах многих читателей была застывшим, обветшалым, никак не связанным с новыми временами объектом, будто пыльный, бесполезный предмет утвари, выдворенный на чердак цивилизации. И вот сейчас, практически за один вечер, совершенно случайно, ему возвратили жизнь, дали молодость, и Книга — как ее Герой — воскресла. Еще раз, как обещали ее крестные отцы, она могла сделаться Книгой Книг. И даже больше, в этой книге хранился пароль, ключ, Слово, что станет герольдом веры, поддерживаемым свежим изображением Иисуса, сделанным Иаковом — а значит и закон, доброта, любовь, единство и, в конце концов, вечная надежда смогут войти в материалистический, беззаконный, циничный, машинный мир, все ближе и ближе скатывающийся к Армагеддону.
На улице те двое были готовы покалечить и даже убить его, чтобы овладеть этим паролем. Несмотря на весь испуг, Ренделл лишь едва-едва осознал предупреждение того, что вступил в опасную игру. Теперь же в нем родилась глубочайшая убежденность. После сегодняшнего вечера он будет готов ко всему.
Ренделл вбежал к себе в номер, горя желанием прочесть Слово, но потом решил отложить чтение, пока не приведет нервы в порядок. Он вернулся в громаднейшую гостиную, где на мраморном кофейном столике, окруженном тремя темно-лимонного цвета креслами и длинной современной софой, обтянутой синим войлоком, на подносе стояли бутылки, пара высоких стаканов и свежеприготовленный лед.
- Предыдущая
- 73/233
- Следующая
