Когда на Лондон нагрянули банды - Уоллес Эдгар Ричард Горацио - Страница 1

• 1/42
• Следующая

Было время, когда в Чикаго всем преступным миром заправлял Большой Билл, когда для бандитов не существовало преград и когда банковские сейфы вскрывались, словно детские копилки. Для гангстеров это был золотой век. Но постепенно им стало в этом городе тесновато, и в один из дней 1929 года в чикагском кафе встретились два главаря для деловых переговоров. Их встреча и послужила толчком к поразительным событиям, развернувшимся на улицах Лондона.

Описание их следует начать с истории молодой англичанки, ищущей работу. Она решила откликнуться на объявление некоего сэра Илайджи Декадона, которому требовалась секретарша. В тот момент, когда она поднималась по ступенькам его дома на Беркли-сквер, ей и в голову не могло прийти, что скоро здесь будет эпицентр грядущих бурных событий.

Девушку звали Лесли Рейнджер. Природа с избытком наградила ее. Гибкая, стройная, с маленькими изящными ножками и с гордо посаженной головой, она была выше среднего роста. Один из клерков конторы «Кларк и Джиббс» называл ее моделью для рекламы купальных костюмов — немного грубовато, но вовсе не так уж далеко от истины. Лицо ее, правда, нельзя было назвать красивым в привычном смысле. Серые глаза, немного раскосые, алый рот, чуть крупноватый. В глазах отблески незаурядного ума.

Девушка решительно позвонила, и дверь открыл ливрейный лакей. Держался он почтительно, но в глазах затаилось недовольство, так как множество претенденток в тот день наведывались по объявлению мистера Декадона о найме.

— Вы по поводу места, мисс? — учтиво спросил он.

— Да.

На лице лакея появилось сомнение.

— Сегодня здесь было так много молодых леди…

— Значит, место уже занято?

— О нет, мисс, — поспешил ответить он, — проходите, пожалуйста.

Ее провели в большую холодную комнату, скорее напоминавшую приемную у врача в Уэст-Энде. Лакей вернулся через пять минут и открыл дверь.

— Сюда, мисс.

Девушка оказалась в библиотеке. Вдоль всех стен тянулись шкафы с книгами, и один из столов был завален новыми томами еще в бумажных обертках. Сухопарый пожилой джентльмен восседал за огромным письменным столом. Не потрудившись встать, он неприязненно глянул поверх очков.

— Садитесь. Как вас зовут?

— Лесли Рейнджер.

— Дочь отставного полковника индийской армии или что-то в равной степени аристократическое?

— Дочь служащего, который всю жизнь тяжело трудился, чтобы обеспечить жене и дочери приличную жизнь.

Лесли заметила, как оживились глаза старика.

— С последнего места ушли потому, что рабочий день оказался слишком продолжительным для вас?

— С последнего места ушла потому, что управляющий надумал флиртовать со мной, а он последний мужчина в мире, с кем бы я хотела флиртовать.

— И стенографируете вы, конечно, с немыслимой скоростью, а печатаете так, что вам нет равных? Вон машинка, — старик показал костлявым указательным пальцем. — Садитесь и печатайте. Я буду диктовать. Бумага на столе… Меня бояться не надо.

— Я и не боюсь вас.

— И нервничать не надо, — упрямо буркнул старик.

— Я и не нервничаю, — улыбнулась Лесли.

Она заправила в машинку чистый лист бумаги, перевела каретку и посмотрела на старика. Он стал диктовать, диктовать очень быстро, и клавиши застучали под ее пальцами.

— Вы диктуете слишком быстро для меня, — не выдержала, наконец, Лесли.

— Конечно. Ладно, идите сюда.

Он повелительно указал на стул по другую сторону стола.

— Какое жалованье хотели бы?

— Пять фунтов в неделю.

— Я никому в жизни не платил больше трех — вам буду платить четыре.

Лесли Рейнджер поднялась и взяла сумочку.

— Сожалею, что побеспокоила.

— Четыре и десять шиллингов… Ладно, пять. Какие языки знаете?

— Говорю по-французски и свободно владею немецким, но я не лингвист.

Старик надул губы и стал выглядеть отталкивающе.

— Пять фунтов — это целая куча денег.

— Французский и немецкий — это тоже немало.

— Ни о чем больше спросить не хотите?

Девушка покачала головой.

— Ничего о своей службе?

— Ничего. Я понимаю так, что жить здесь вы меня не заставляете.

— Вы не хотите знать, когда приходить и уходить? Вы меня разочаровываете. Если бы спросили, я велел бы вам отправляться ко всем чертям! Итак, вы приняты. Я покажу ваш кабинет.

Он встал, прошел в другой конец огромной комнаты и открыл дверь. Они попали в маленький кабинет, очень уютно обставленный, с большим ореховым письменным столом. Рядом с ним на подставке стояла пишущая машинка, в углу — большой сейф.

— Приступите завтра в десять утра. Ваша работа — никому не позволять дозваниваться до меня, не беспокоить дурацкими расспросами, быстро отправлять письма и ничего не рассказывать племяннику о моих делах.

Старик нетерпеливо махнул рукой, показывая, что разговор окончен. Лесли вышла и была уже в приемной, когда он вернул ее.

— Молодой человек у вас есть — жених или еще как?

Она покачала головой.

— Это необходимо?

— Крайне нежелательно, — буркнул мистер Декадон.

Вот так судьба Лесли была решена, и вскоре девушку ожидали серьезные испытания. Хотя ее вмешательство, пусть и невольное, в немалой степени повлияло на благоприятный исход событий.

На следующее утро Лесли пришлось столкнуться с тем самым племянником, о котором предупреждал старый Декадон. Мистер Эдвин Теннер оказался совершенно безобидным, очень любезным человеком. Тридцать пять лет, широкий лоб, приятное чисто выбритое лицо и в глазах за очками с золотым ободком искорки смеха.

Мистер Теннер зашел в кабинет Лесли вскоре после ее прихода.

— Хочу представиться, мисс Рейнджер. Я племянник мистера Декадона.

Девушка с удивлением отметила, что он говорит с американским акцентом, и Теннер, словно прочитав ее мысли, добавил:

— Я американец. Моя мать — сестра мистера Декадона. Полагаю, он предупредил вас держать все дела от меня в секрете. Дядя всегда так делает. Но вы ведь прекрасно понимаете, то нет таких сведений, которые можно долго утаивать, так что не воспринимайте это очень серьезно… Не думаю, что я вам понадоблюсь, но если надо, просто наберите шестерку — это мой домашний телефон. Мои комнаты на верхнем этаже. Кстати, в ваши обязанности входит каждую субботу по утрам взимать плату, которую дядя назначил за пользование своим чудесным домом… Да, он не филантроп, но в нем есть много привлекательного.

Это Лесли еще предстояло выяснить в течение следующих нескольких месяцев.

О своем племяннике мистер Декадон упоминал очень редко. Вместе Лесли видела их лишь однажды. Она удивлялась, почему Теннер вообще живет в этом доме. Деньги у него были, и он мог бы позволить себе номер в хорошем лондонском отеле. Мистер Декадон не хотел или не мог избавиться от своего родственника, к которому он всегда относился с подозрением.

— Единственный из родни, кто остался у меня во всем мире, — проворчал как-то старик. — Какого черта ему здесь надо!

— На вид он такой безобидный, — заметила секретарша.

— Да, прямо-таки овечка! — в сердцах воскликнул старик.

Лесли недоумевала, откуда такая враждебность, для нее как будто не было причин. Эдди Теннер производил на нее впечатление картины, нарисованной художником, напрочь лишенным чувств. Он был неизменно приятным, но каким-то холодным, отстраненным. Было в нем, однако, и нечто такое, чего девушка не могла понять. Старый Декадон однажды назвал его игроком, но не удосужился объяснить, что хотел этим сказать. Странно, что он вообще употребил это слово: старик сам был игроком, сколотил состояние игрой на бирже, которая, когда он этим занимался, была чревата весьма опасными последствиями.

В доме царила тяжелая атмосфера, неживая, лишенная человечности. На всем лежал отпечаток личности хозяина, скаредного и неуживчивого. Правда, Лесли жаловаться не могла, поскольку на вторую неделю ее службы мистер Декадон совершенно неожиданно удвоил ей жалованье. Девушка ему явно понравилась с самого начала.

• 1/42
• Следующая