Шестое чувство Ридера - Уоллес Эдгар Ричард Горацио - Страница 16

• Предыдущая
• 16/34
• Следующая

Взглянув на него, девушка решила, что пожилой сыщик вот-вот расплачется.

— Я сейчас пройду к нему и посмотрю, в каком он состоянии.

Сидней удивленно посмотрел на непрошеного гостя. Вот уже час он сидел за столом все в той же позе, склонив голову на руки.

— Послушайте… что вам угодно? — слабым голосом произнес он. — Я никого не принимаю… Вы от прокурора?.. — Он чуть не выкрикнул последнее слово. — Какой смысл преследовать его, если я все равно не получу назад своих денег?

Ридер выждал, пока он не успокоился, и потом продолжал беседу.

— Я ничего не знаю, — ответил на его расспросы молодой глава фирмы. — Я здесь на положении манекена. Биллингем приносил мне чеки, и я подписывал их. Я не давал ему никаких указаний. Я ничего обо всем случившемся не знаю. Он сказал мне, что наши дела идут неважно… да, да, неважно, и что нам на следующей неделе для платежей потребуется полмиллиона… Господи! И после этого он исчезает со всей нашей наличностью.

Сидней уткнул лицо в ладони и заплакал, как малое дитя.

Ридер выждал несколько мгновений и потом сочувственным тоном продолжил допрос Сиднея.

— Нет, меня здесь не было. Я выехал на пару дней отдохнуть в Брайтон. И полиция разбудила меня в четыре часа утра. Мы обанкротились. Мне придется продать свою машину, уйти из клуба…

Сидней совершенно утратил всяческое представление о происходившем, и Ридер понял, что все дальнейшие расспросы ни к чему не приведут.

Прошла неделя, и о дерзком исчезновении Биллингема со всей наличностью фирмы перестали разговаривать. Биллингем исчез, словно в воду канул.

В сырое и пасмурное утро Ридер, в поисках нового материала, направился в здание суда и прислушался к разбору мелких очередных дел.

На очереди были два дела о буйстве в пьяном виде, ограблении мелочной лавки и тому подобные мелкие дела, пока, наконец, перед судом не предстала мисстрис Джексон и небольшой полный полисмен не доложил судье:

— Перси Перромен No 97721 из дивизиона Л.,-отрекомендовался он. — В половине третьего утра я стоял на дежурстве на углу Эдгвар-Род и увидел, как обвиняемая шла по дороге, таща большой, тяжелый чемодан. Завидев меня, она поспешила повернуться и быстрым шагом пошла в противоположную сторону. Это показалось мне подозрительным, и я последовал за нею. Догнав ее, я спросил, кому принадлежит этот чемодан. Она ответила мне, что чемодан принадлежит ей и что она спешит на поезд. В чемодане, мол, находятся ее платья. Так как чемодан был очень дорогой, из крокодиловой кожи, с серебряными застежками, то я потребовал, чтобы она предъявила мне его содержимое. Она отказалась. Отказалась она также назвать свое имя и указать свое местожительство. И тогда мне пришлось забрать ее в участок.

После постового полисмена перед судом предстал дежурный по участку:

— Задержанную доставили ко мне, и в ее присутствии я открыл чемодан. В нем находилось множество осколков…

— Осколков? — недоверчиво переспросил судья. — Каких осколков?

— Там находились обломки камня… Куски мрамора, господин судья! Она сказала, что собиралась устлать этими обломками мрамора садовую дорожку и что эти осколки камня она собрала на дворе виллы, в которой проживал скульптор. Она призналась, что взломала ворота его виллы и что чемодан взяла без спроса там же.

Судья откинулся на спинку кресла и пробежал глазами протокол.

— Но тут не упомянуто ее имя и местожительство, — сказал он нахмурясь.

— Совершенно верно, она назвала адрес, но он оказался вымышленным. А имя свое она отказывается назвать.

Ридер уселся на своем сиденье поудобнее и уставился, раскрыв рот, на обвиняемую.

Она была очень большого роста и очень полной. Ее руки, лежавшие на перилах, были в два раза крупнее большой женской руки.

Лицо ее нельзя было назвать некрасивым, но черты его были непомерно крупны.

Глубоко сидящие карие глаза, широкий, несколько приплюснутый нос, правильно очерченный рот и двойной подбородок -т аков был ее облик.

Вред ли любители женской красоты причислили бы ее к излюбленному своему типу, но в то же время Ридер должен был признать, что некрасивой ее назвать нельзя было.

— Я признаюсь, что с моей стороны это было очень глупо. Я не должна была делать этого, — сказала она мягким, грудным голосом. — Но как раз, когда я собиралась ко сну, у меня мелькнула эта нелепая мысль, и, не откладывая ее в долгий ящик, я тут же выполнила ее. Я могла бы себе позволить роскошь купить эти камешки, потому что в момент задержания при мне находилась пятидесятифунтовая банкнота.

— Это правда? — осведомился у полицейского судья. Полицейский утвердительно кивнул головой.

— Вы доставили нам множество хлопот своим нежеланием назвать себя и указать свой адрес… Мне понятно, что вам нежелательно, чтобы кто-либо узнал о вашем бессмысленном поступке, но если вы и впредь собираетесь упорствовать в своем нежелании назвать себя, то я буду принужден посадить вас в тюрьму на неделю.

Женщина была просто, но хорошо одета, на руке ее мерцало кольцо с крупным бриллиантом. Ридер оценил кольцо в двести фунтов.

«Мисстрис Джексон» решительно покачала головой.

— Я не могу вам назвать себя и сказать, где я живу, — коротко заявила она.

— Отвести в камеру для подследственных, — бросил судья. — И подвергнуть врачебному освидетельствованию. Меня интересует, что скажет о ее умственных способностях врач.

Женщину вывели из зала суда, а следом за нею направился и Ридер.

В коридоре он столкнулся с сержантом Уилльсом, приветливо ухмыльнувшимся ему.

— Вот полюбуйтесь, — сказал он, указывая на лежащий перед ним чемодан. — Какого вы мнения об этой истории? Это что-то совсем новенькое. Я что-то никогда не слышал, чтобы крали щебень. Этот чемодан с его содержимым весит не меньше пятидесяти килограммов. Видно у этой женщины есть силенка. Парень, притащивший сюда чемодан, взмок до седьмого пота.

Ридер осмотрел чемодан. Это был очень элегантный, чемодан, украшенный серебряными шарнирами и застежками, шелковая подкладка его была изорвана в клочки и покрыта мраморною пылью.

— Очень интересно, — прошептал Ридер. — исключительно интересно. Вы больше ничего не обнаружили?

— Нет, только вот еще эту пару перчаток, — сказал чиновник, указывая на пару больших кожаных перчаток.

— Эти перчатки не впервые употреблялись во время такой работы, — пробормотал Ридер — Похоже на то, что в них переносили целую коллекцию различных мраморных осколков. Что у нее было в кармане?

— Ничего, кроме банкнот с печатью центрального отделения банка. Быть может, это наведет вас на какое-нибудь след?

После обеда мистер Ридер сидел у себя в кабинете. Неожиданно затрещал телефон. Сняв трубку, он услышал голос сержанта Уилльса.

— Не могу ли я переговорить с вами? Дело касается банкнот.

Несколько минут спустя в кабинет Ридера вошел сержант.

— Эти банкноты были три месяца тому назад выданы мистеру Сиднею Телферу, — доложил, он, — а последний передал их своей экономке, некоей мисстрис Уелфорд,

— И «мисстрис Джексон» не кто иная, как экономка мисстрис Уелфорд? — осведомился Ридер.

— Да. Бедняга Телфер едва не потерял рассудок, когда я рассказал ему о том, что она арестована. Он тут же поехал подтвердить ее личность. Ее выпустили на поруки, и Телфер плакал, как ребенок, утверждая, что она не в своем уме. И как он боялся ее! Когда я привел ее в тюремную приемную, она бросила на него взгляд, и этим взглядом было все сказано. У него ноги подкосились.

Ридер провел день в попытках выяснить что-либо относительно личности мисстрис Ревекки Алемби Мэри Уелфорд. Она была вдовой профессора университета Джона Уелфорда, умершего два года спустя после свадьбы.

Потом она поступила на службу в семью Телферов и с четырехлетнего возраста находилась при Сиднее.

Мисстрис Телфер назначила ее опекуншей над Сиднеем, и таким образом бывшая воспитательница стала опекуншей своего воспитанника и управляла всем домом Телферов.

• Предыдущая
• 16/34
• Следующая