39 ступенек - Бекан Джон - Страница 20

• Предыдущая
• 20/22
• Следующая

Но вот на корте появился третий. Он, видимо, только что приехал на велосипеде с поля для игры в гольф — из сумки за плечом торчали клюшки. Старик и молодой радостно приветствовали его и начали вышучивать его, наверное потому, что приехавший на велосипеде молодой человек был полноват и сильно вспотел. «Я весь в мыле, — сказал он, обращаясь к молодому с шарфом на шее, — пойду приму ванну. Завтра я задам тебе хорошую взбучку, Боб. Ты не выиграешь у меня ни одного сета». Речь, как полагается настоящему англичанину, идиомами и просторечиями. Ну какие это, к черту, шпионы? И если это хорошо разыгранный спектакль, то где зрители? Ведь не могли же они знать, что я наблюдаю за ними?

И все-таки один из этих троих был старик, другой был темноволос и худ, а третий — меньше его ростом и полный. Они жили в Доме, отмеченном Скаддером, а в бухте их дожидалась яхта, на которой был молодой человек с выправкой немецкого офицера. Упустить их — значило поставить страну на грань катастрофы. Но что же все-таки делать?

Я решил, что самое лучшее в этой ситуации пойти и прямо объявить им, что они арестованы. Если они, на самом деле, простые веселые англичане, то пусть я сяду в калошу, пусть надо мной будут смеяться даже куры, но это лучше, чем сидеть и терзаться неразрешимыми сомнениями.

Здесь я опять вспомнил Питера Пиенаара. Вы уже встречались с ним на страницах этой повести, когда я говорил об актерской игре, рассказывая об эпизоде на дороге. Питер прежде, чем стать уважаемым членом общества, бродяжничал и был не в ладу с законом. Однажды у нас с ним зашел спор, как лучше всего скрыться от преследования, какие формы маскировки следует использовать. Помню, что Питер с самого начала высмеял все эти отпечатки пальцев и особые приметы, накладные бороды, парики и крашеные волосы. По его словам, главное это «атмосфера».

Если человек в новом, необычном для него окружении ведет себя так, как будто он в нем родился и никогда не покидал его, то ни один, даже самый умный детектив не разоблачит его. В подтверждение этой мысли Питер привел такой пример. Однажды он сидел в церкви рядом с человеком, который его разыскивал, и они вместе читали Библию, Детектив видел его до этого в пивной и хотел арестовать, но Питер скрылся, выстрелив из пистолета в лампочку. Теперь он был в хорошем костюме, тщательно причесан и гладко выбрит, и, конечно, детектив считал его добропорядочным, законопослушным гражданином.

Я приободрился, вспомнив о Питере. Весьма возможно, что эти люди в десять раз превосходят его в умении маскироваться. И опять мне пришел на ум один из афоризмов Питера: дурак лезет вон из кожи, чтобы его принимали за кого-то другого, умный человек выглядит тем же самым, но все принимают его за другого человека. «Все знаменитые преступники — уверял меня Питер — следовали и неизменно следуют этому правилу».

Было уже восемь часов вечера, когда я вернулся в отель. Мы еще раз проверили со Скейфом, как расставлены наши люди. Затем я снова направился к Трафальгар-лодж. Я не стал ужинать, потому что у меня совершенно пропал аппетит.

Навстречу мне шли люди, вышедшие подышать свежим воздухом или возвращающиеся с теннисных кортов или с поля для игры в гольф, или с пляжа. Все они были в легких летних платьях, веселые и жизнерадостные. Дорога, белая в вечерних сумерках, бежала по самому краю обрыва. В синем, как сапфир, море качалась готовая улететь белая чайка, яхта «Ариадна». У нее не матчах зажглись уже вечерние огни. На плавучем маяке, поставленном на том месте, где были песчаные мели, загорелся мощный прожектор. На стоящем вдали эсминце тоже засверкали огоньки на мачтах.

На дороге мне попалась няня с детской коляской. С ней на поводке важно вышагивала большая серая овчарка. Опять мне вспомнился один давно забытый случай. Я охотился однажды на зайцев. Моя собака гнала зайца и вдруг неожиданно потеряла. У меня хорошее зрение, но, как я ни всматривался, зайца нигде не было видно. И я, да, наверное, и собака здорово удивились, когда серый камень, ни чем не отличающийся от других камней, вдруг ожил и дал стрекача. Заяц был настолько умен, что остался на месте и слился с окружающей природой.

«Вот так же и люди из „Черного камня“, — подумал я, — стали стопроцентными англичанами. И сто раз прав Питер, когда говорит, что это всего лишь искусная маскировка». Было ровно половина десятого, когда я подошел к Трафальгар-лодж.

В доме были открыты окна, но из-за портьер ничего не было видно. Слышался только звон ножей и вилок. Я подошел к калитке в заборе и открыл ее.

Я помотался по белу свету и знаю, что легко схожусь только с людьми из так называемых верхнего и нижнего классов. Они понимают меня, я — их. Мне с ними легко и просто, будь то бродяга или пастух, будь то сэр Уолтер или Руайе. Это необъяснимо, но это факт. Точно так же мне совершенно непонятно, почему я всегда чувствую себя не в своей тарелке с представителями так называемого среднего класса. Причина этого, я думаю, в том, что я ничего не знаю об их привычках, о тех условностях, которые приняты между ними. Я никогда не жид с ними бок о бок в этих дешевых — но с претензией — виллах и загородных дачах. При встрече с ними я пугаюсь, точно увидел ползущую по сучку черную мамбу[15]. Все эти мысли промелькнули у меня в голове, пока я, позвонив, ожидал на крыльце горничную. Когда она открыла мне дверь, я сказал, что желаю видеть мистера Апплтона по очень важному делу. Говоря это, я очень волновался, как будто сдавал свой первый экзамен. Горничная спросила, как обо мне доложить, и я назвал свое настоящее имя.

В холле на вешалке висели пальто и плащи. Сверху, на полке лежали шляпы. Рядом висели теннисные ракетки, в углу в сумке — клюшка для гольфа. В другом углу стояли большие, дедушкины часы, рядом с ними висел барометр. На другой стене висела гравюра, изображающая скачки. «Все как у людей, — с усмешкой подумал я, — или как в англиканской церкви».

Назвав горничной свое настоящее имя, я рассчитывал, что мое внезапное появление как-то отзовется в ком-либо из троих и подтвердит мои подозрения. Но, замешавшись в холле, я слишком поздно вошел в гостиную.

Увидев меня, все повернули головы и посмотрели на меня. Старик был строгом вечернем костюме и сидел во главе длинного стола, молодые люди сидели по сторонам. Толстяк был тоже в вечернем костюме, худой брюнет — в голубом летнем костюме и белой рубашке с отложным воротником.

— Мне сказали, что вы хотели бы видеть меня, мистер Ханней, по очень важному делу, не так ли? — Обычная формула вежливости, произнесенная, правда, слегка взволнованным голосом.

Я отодвинул кресло и сел.

— По-моему, мы уже встречались, — сказал я, — и вы, конечно, догадываетесь, о каком деле идет речь.

В (гостиной было темновато, но, кажется, недоумение на лицах моих хозяев было искренним.

— Вполне возможно, — ответил старик, — у меня очень плохая память на лица. Но не лучше ли сообщить мне, в чем суть этого дела, сэр?

— Извольте, — сказал я. — Суть дела в том, что ваша игра проиграна, и у меня в кармане ордер на арест каждого из вас, джентльмены.

— Ордер на арест! — каким-то высоким голосом закричал старик. — Боже! В чем же нас обвиняют?

— Вы обвиняетесь в убийстве Франклина Скаддера, совершенном вами в Лондоне 23 мая нынешнего года.

— Мне это имя совершенно не знакомо, — отрезал старик.

— Это убийство на Портленд-плейс, — сказал худой молодой человек. — Я читал о нем в газетах. А вы, случайно, не из сумасшедшего дома? Откуда вы вообще, черт бы вас побрал?

— Из Скотланд Ярда.

С минуту все молчали. Старик сгребал рукой со скатерти хлебные крошки. Толстяк, чуть-чуть заикаясь, сказал:

— Не надо волноваться, дядя. Наверное, произошла какая-то ошибка. Такое иногда бывает. Нам нечего бояться, потому что мы всегда можем доказать свою невиновность. Я, например, был 23 мая за границей. Боб лежал в больнице. Вы, дядя, правда, были в Лондоне, но ведь у вас есть свидетели, которые подтвердят, чем вы в тот день занимались.

• Предыдущая
• 20/22
• Следующая