Приди в зеленый дол - Уоррен Роберт Пенн - Страница 35

• Предыдущая
• 35/64
• Следующая

А он говорил:

— Я не сомневаюсь, что он наплёл тебе небылиц и ты, конечно, ему поверила. Истина, однако, заключается в том, что в прошлую субботу его избили в Паркертоне. Мне стоило больших трудов собрать все факты. В тот день, подойдя к кинотеатру «Лирик» в обществе молодой негритянки, он попытался приобрести билет в кассе для чёрных, а когда ему отказали, стал настаивать, утверждая, что он — негр. Одно это даёт достаточное представление о характере этого человека, поскольку трудно себе представить даже итальянца, настолько лишённого чувства собственного достоинства, чтобы публично настаивать на том, что он негр. Да и каким идиотом нужно быть, чтобы сделать подобное заявление. Уже многие месяцы он колесит по улицам Паркертона и должен бы понимать, что все давно знают, кто он такой. И что бы там ни вытворяли эти типчики из Вашингтона, Паркертон ещё не подготовлен для смешения рас. Вашингтонские умники не понимают одного, причём самого главного, фактора, а именно — что народные обычаи и общественную мораль нельзя рассматривать в отрыве от… — Он замолчал. Казалось, он только теперь заметил её присутствие.

— Послушай, — сказал он, — я не буду притворяться, что мне известны мотивы, которыми ты руководствуешься, но я убеждён, что твоим важнейшим жизненным критерием остаются интересы моего близкого друга, лежащего сейчас перед нами. Однако я так же твёрдо убеждён, что в настоящий момент ты ставишь под серьёзный удар свою репутацию. Послушай меня: этот человек должен немедленно покинуть твой дом.

Она молчала. По потолку все так же скользили тени.

— Если он не уйдёт, я посажу его за решётку.

— Нет, — воскликнула она, но ничего к этому добавить не смогла.

— Да, — сказал он, — и я сию же минуту иду в его комнату, чтобы сказать ему об этом.

Гилфорт вышел, прямой, как палка, в тщательно отутюженном, прекрасного покроя сером костюме, хорошо скрывавшем его брюшко, — серая фигура с сероватой сединой и серым лицом, пересекающая полосы света и тени под играющими на потолке бликами. Он вышел в коридор, Кэсси за ним. Он толкнул дверь и вошёл, Кэсси за ним. Комната была пуста.

— Он на охоте, — сказала она радостно, — вот он где.

— Охотится, — выговорил он наконец, — и не трудно догадаться, на кого.

Он быстро осмотрел ящики комода, уверенным движением задвинул их обратно, отодвинул мешковину, висевшую в проёме шкафа, проверил содержимое карманов городского пиджака, достал что-то и показал ей.

— Видишь, — сказал он с удовлетворением, — человек, условно выпущенный из тюрьмы, не имеет права носить это при себе. Это холодное оружие.

— Это же охотничий нож, им Сандер пользовался.

— Но Сандер не был осуждён за уголовное преступление. Гляди. — Маррей надавил кнопку, выскочило лезвие. — Лезвие более четырех дюймов длины, это запрещено законом. Видишь, здесь желобок? Надеюсь, ты понимаешь, что это не для точки карандашей. — Он защёлкнул лезвие и осмотрел рукоятку. — Совершенно новенький. — Гилфорт осуждающе взглянул на Кэсси. — Незаконная торговля все ещё существует, — сказал он с раздражением. — Сомнительные магазинчики на задних улицах, евреи в ломбардах — все что хотите за десять центов. — Он снова поднял нож и воскликнул: — Да на нём даже этикетка с ценой!

Не выпуская ножа из рук, не обращая внимания на Кэсси, он вышел. Вернувшись в комнату Сандера, Маррей сказал:

— Я буду ждать, я буду ждать столько, сколько понадобится, и я скажу этому типу, что ему здесь не место.

— Зачем тебе ждать? — спокойно сказала она. — Я сама передам ему твои слова.

Он пристально посмотрел ей в лицо.

— Ладно, — сказал он наконец, — но поставим точки над "i". За драку на той неделе его можно лишить свободы, вообще говоря, если бы я не вмешался, его бы уже арестовали. Если теперь этот парень просто уйдёт, тихо, спокойно, ему ничего не будет. Но уйдёт совсем за пределы штата. В Теннесси одним даго будет меньше, и ты сэкономишь деньги налогоплательщиков. Иначе, передай, — его ждёт решётка. Ре-шет-ка, ясно?

Она покорно склонила голову.

— Я сделаю все что смогу.

— Ну вот и умница. — Он положил нож на стол и достал кошелёк и расписку. Она подписалась. Гилфорт взял со стула свою шляпу.

— Так не забудь, — предупредил он, ещё раз испытующе взглянув на неё.

— Ладно, — ответила она. Она никак не могла дождаться, чтобы он ушёл.

Он подошёл вплотную, глядя ей в глаза. Она увидела, как блестят его очки, и услышала, как совсем другим, не судейским, а домашним голосом, он спросил:

— А ты знаешь эту девчонку?

Она не ответила, заворожённая блеском его очков.

Тогда он снова сменил тон — голос его звучал теперь коварно, как шуршание лезвия, режущего плоть:

— Черномазая девчонка, здешняя, из той развалюхи у дороги. И все это здесь, у тебя под носом. — Он наклонился, шёпот его сделался ещё более коварным. — Неужто ты позволишь ей срамить тебя на всю округу?

Вдруг он выпрямился и, словно это не он только что шептал, глядя ей в глаза, снова по-ораторски провозгласил:

— И я знаю — мой долг потребовать, чтобы…

Но тут раздался победно звенящий голос Кэсси, потому что теперь настала её очередь торжествовать:

— А знаешь, Маррей, кто та девчонка? Та черномазая?

И, увидев, как глаза за сверкающими стёклами очков растерянно заморгали, ответила:

— Дочь Сандерленда.

И захихикала. Ей вдруг стало легко и весело, и она захихикала, словно какая-нибудь девчонка-хохотунья на вечеринке.

— Не верю, — ответил Маррей; и от этого ей стало ещё смешней.

А потом она перестала смеяться, потому что ей было уже не смешно. Смех застрял у неё в горле, будто кто-то силой сунул ей в рот сухих отрубей. Она села на стул.

— Уйди, пожалуйста, — сказала она.

Он стоял, раскрыв рот, как рыба.

— Я устала, — проговорила она, — устала.

Он вышел.

Кэсси видела, как Анджело стоит возле залитой солнцем опушки. Она смотрела на него, пригнувшись за ореховым кустом, листья которого уже поблекли. Анджело стоял там, внизу, у самой кромки леса, и глядел прямо перед собой, на опушку. Он стоял, застыв как столб, как скала, спиной к ней, но даже на таком расстоянии она чувствовала, как тяжело он сейчас дышит, как напряжён сейчас взгляд его чёрных глаз, блестящих, точно птичьих.

Потом его силуэт, только что такой неподвижный, начал удаляться в сторону опушки, залитой солнцем. Он остановился, затем рядом с ним, совсем близко, появился ещё один силуэт.

Этот второй силуэт был девичий, и в руках у девушки были ведра, но когда мужчина обнял девушку, руки её опустились, а голова мужчины склонилась вперёд, и оба силуэта слились в один.

Кэсси Спотвуд издали увидела его склонившийся затылок и затаила дыхание. Но он все не поднимал головы, и Кэсси почувствовала, что задыхается. Она увидела, как безвольно упали ведра. Упали беззвучно — ведь до них было так далеко.

Потом мужчина и девушка, все так же в обнимку, вошли в каменный дом с разрушенной крышей. Ведра остались в траве на поляне.

Когда Кэсси снова открыла глаза, перед ней стояла Арлита. Стояла всего в шести футах, совсем близко. В руке у неё было ружьё.

— Нет, ничего-то у меня не вышло, — сказала она, помолчав. — Грозилась убить, да не убила. А знаешь, почему?

Кэсси пристально смотрела на неё, на этот раз уже не обращая внимания на её фамильярность.

— Убей я его, — сказала женщина, — и они меня прикончат, на электрический стул посадят. Как же тогда моя Шарлин?

Она стояла в глубокой задумчивости. Ружьё, будто тяжёлый груз, висело в её опущенной руке.

— А вот кого надо было убить, — неторопливо проговорила Арлита, — и притом давным-давно, так это Сандера твоего. Тогда бы и меня давным-давно прикончили, и Шарлин не родилась бы на свет. — Она помолчала. — Знаешь, что он мне сказал, когда я призналась, что жду ребёнка? Знаешь, что Сандерленд Спотвуд мне сказал?

• Предыдущая
• 35/64
• Следующая