Химия смерти - Бекетт Саймон - Страница 4

• Предыдущая
• 4/73
• Следующая

Полицейский хмыкнул:

– У меня есть идея получше. Если не хотите, чтобы мы прихватили кого-то из мальчишек, поехали вместе. – Он скупо улыбнулся. – Вы, похоже, неплохо ориентируетесь в здешних краях...

По его лицу было видно, что выбора у меня нет. Я велел им идти следом за мной, и мы отправились в путь. В салоне старенького «лендровера» пахло горячим пластиком, и я до отказа открыл оба окна. Руль обжигал ладони, а когда я увидел, как побелели у меня костяшки, пришлось заставить себя расслабиться.

Хотя дорога и петляла узенькой змейкой, ехать оказалось недалеко. Я остановился на перепаханном колесами и пылающем зноем пустыре, задев левым бортом пересохший кустарник. Патрульная машина клюнула носом, затормозив в полуметре от моего бампера. Оба полицейских вышли наружу, и констебль постарше поправил сползавший с живота ремень. Его более молодой напарник держался чуть поодаль. Про себя я отметил, какое у полисмена обожженное солнцем лицо да еще со следами раздражения от бритья.

– Через болото есть тропа, – сказал я. – Она доведет вас до самого леса. С полмили, не больше.

Полицейский постарше смахнул пот со лба. В подмышках его белой форменной рубашки появились темные, влажные разводы. Остро пахнуло потом. Он прищурился на отдаленную кромку леса, покачивая головой.

– Вот и работай в такое пекло... Значит, не хотите показать, где труп?

То ли шутит, то ли издевается, поди разбери...

– Как войдете в лес, там уже сказать трудно, – ответил я. – На вашем месте я бы опарышей искал.

Молодой констебль было хохотнул, но тут же осекся под недобрым взглядом старшего патрульного.

– А вы разве не хотите, чтобы этим занялась выездная спецгруппа? – спросил я.

Полицейский усмехнулся:

– То-то они нам спасибо скажут, когда выяснится, что это дохлый олень. Так оно и бывает по большей части.

– Мальчики думают иначе...

– Знаете, с вашего позволения, я хотел бы сам убедиться.

Он махнул рукой младшему напарнику:

– Пошли, нечего время терять.

Я проследил взглядом, как они лезут через кусты и бредут к лесу. Меня никто не просил дожидаться, да и смысла не было. Я довел патрульных куда мог; остальное в их руках.

Впрочем, я не уехал. Вместо этого вернулся к своему «лендроверу» и из-под сиденья вытащил бутылку минералки. Вода тепловатая, но все же – во рту так пересохло... Я надел солнечные очки и, облокотившись на грязно-зеленое крыло, стал смотреть в сторону леса, куда ушли полицейские. За осокой их уже не видно. От болота несло мокрой ржавчиной, в раскаленном воздухе жужжали и звенели насекомые. Мимо протанцевала пара стрекоз. Я отхлебнул еще глоток и взглянул на часы. Из пациентов меня никто не ждет, до вечернего приема еще часа два, однако стоять на обочине, ожидая результатов поисков сельских стражей порядка... Я мог бы найти занятие получше. К тому же они, наверное, правы. Мальчишки действительно могли наткнуться на труп животного. Воображение и паника сделали остальное.

Я все еще не уезжал.

Через какое-то время в поле зрения возникли два силуэта, продиравшиеся сквозь белесые стебли, нещадно стегавшие их форменные рубашки. Еще на расстоянии было заметно, насколько бледны у них лица. На груди младшего полицейского виднелись мокрые рвотные потеки, о которых он вряд ли даже догадывался. Без лишних слов я протянул ему бутылку с водой. Он благодарно ее принял.

Пожилой констебль старательно прятал глаза.

– Чертова рация... сигнала не добьешься... – пробурчал он, проходя мимо меня к машине. Ему явно хотелось вернуть себе тот прежний, грубоватый тон, да получалось неважно.

– Значит, все-таки не олень? – спросил я.

Мрачный взгляд в ответ.

– Думаю, вы можете быть свободны.

Констебль дождался, когда я сяду в «лендровер», и лишь затем стал что-то говорить по рации. Когда я отъезжал, он все еще докладывал. Молодой полицейский разглядывал носы своих ботинок, держа бутылку в безвольно повисшей руке.

Я возвращался в клинику. В голове словно мухи роились мысли, но я как бы отгородился от них. Силой воли я не давал мыслям вырваться из-под ментальной проволочной сетки, и они нашептывали что-то прямо в подсознание. Впереди появился съезд к поселку и моему кабинету. Рука потянулась к выключателю поворота и там остановилась. Даже не думая, я принял решение, эхо которого будет звучать еще несколько месяцев. То самое решение, что изменит как мою жизнь, так и чужую.

Я поехал прямо. Курсом на ферму Салли Палмер.

С одного края фермы росли деревья, другими она выходила на болото. «Лендровер» вздымал клубы пыли, пока я трясся по изрытой шинами дороге, ведшей к дому Салли. Припарковавшись на разбитой брусчатке (все, что осталось от мощеного дворика), я вышел. Высокий сарай, собранный из рифленых металлических листов, казалось, дрожал в струях раскаленного воздуха. Сам же жилой дом ослепительно ярко сиял, хотя белила, которыми он был выкрашен, начали постепенно лупиться и сереть. Ярко-зеленые ящики с цветами, подвешенные по обеим сторонам входной двери, являли собой единственное живое пятно в этом блеклом мире.

Обычно, когда Салли дома, не успеешь постучаться, как тебя встречает лаем ее шотландская овчарка Бесс. Только не сегодня. За окнами ни единого признака жизни, хотя это еще ничего не значит. Я постучал в дверь. В эту минуту причина моего появления выглядела весьма глупо. В ожидании ответа я смотрел вдаль, пытаясь придумать, что же сказать, если Салли откроет. Наверное, сказать можно было бы и правду, однако тогда я стану выглядеть столь же нелепо, как и Линда Йейтс. А еще Салли может все превратно понять, приняв мой визит совсем не за проявление той подспудной тревоги, которую я никак не мог объяснить.

У нас с Салли был не то чтобы роман, но все равно нечто большее, нежели простое шапочное знакомство. Одно время мы частенько виделись. Ничего удивительного тут нет, у нас, чужаков, приехавших в деревню из Лондона, существовала общая точка соприкосновения: прошлая, городская жизнь. К тому же Салли была моих лет и обладала общительным характером, позволявшим легко находить друзей. И еще она обладала привлекательной внешностью, кстати. Мне нравилось порой сходить с ней в паб, скоротать вечерок.

Правда, не более того. Как только я почувствовал, что Салли может захотеться большего, я тут же ушел в тень. Поначалу она вроде бы удивилась. С другой стороны, раз между нами ничего не было, то не нашлось и места обидам или чувству вины. При случайных встречах мы по-прежнему вполне свободно болтали, но и все.

Об этом я старательно заботился.

Я еще раз постучал в дверь. Помнится, испытал даже чувство облегчения, когда Салли так и не открыла. Она явно куда-то ушла, а это означало, что мне не надо объясняться, почему я здесь. Если на то пошло, я и сам не знал причины. Я не суеверен и в отличие от Линды Йейтс не верю в предчувствия. Если не считать, что Линда и предчувствием-то это не назвала. Просто сном. А я знаю, каким обольстительным может быть сон. Предательски обольстительным.

Я повернулся спиной к двери и к тому направлению, в котором начали идти мои мысли. «Нет ее дома, и что с того? – подумал я с досадой. – Какого черта я вообще завелся? Ну помер какой-то турист или там орнитолог-дилетант... И это причина дать распоясаться воображению?»

Однако на полпути к машине я вдруг остановился. Что-то здесь не так, а что – не пойму. И даже повернувшись лицом к дому, я еще пару секунд не мог найти ответ.

Ящики с цветами. С пожухлыми, мертвыми цветами.

Салли ни за что не допустила бы такого.

Я вернулся. Земля в ящиках вся высохла, растрескалась жесткой коркой. Растения не поливали несколько суток. Может, даже больше. Я постучал, позвал Салли по имени. Когда вновь не последовало ответа, я взялся за дверную ручку.

Не заперто. Возможно, прожив здесь столько времени, Салли отвыкла от замков. Но с другой стороны, она, как и я, приехала из города, а старые повадки отмирают с трудом. Приоткрывшись, дверь уперлась в груду почты, скопившейся в прихожей. Пришлось поднажать, и, переступив через рассыпавшиеся маленькой лавиной конверты, я прошел на кухню. Здесь все знакомо: стены веселого лимонного цвета, добротная сельская мебель и кое-какие детали, говорившие о том, что хозяйка дома так и не смогла полностью расстаться с городскими привычками – электрическая соковыжималка, кофеварка и большой винный стеллаж, почти полностью занятый бутылками.

• Предыдущая
• 4/73
• Следующая