Метаэкология - Красилов Валентин Абрамович - Страница 44

Во-первых, следует обеспечить высокую вероятность встречи потенциальных партнеров, чтобы они не остались без потомства, а для этого необходимо более или менее компактное проживание в виде популяции.

Во-вторых, чтобы совместное проживание в пределах ограниченной территории не превратилось в войну на уничтожение, необходимо заменить беспорядочную агрессию отношениями главенства — подчинения, которые становятся основой социальности.

В-третьих, во избежание близкородственных спаривании (инцеста), ведущих к генетическому вырождению (если соединяются дефектные гены родственников), естественный отбор необходимо дополнить предпочтением неродственных (непохожих) особей, которое становится фактором индивидуализации и обособления родовых группировок, берущих на себя дополнительные функции защиты от конкурентов и заботы о потомстве (общих генах).

Таким образом, в генетическую память вводятся: видовое правило «не убий», иерархический инстинкт, родственная привязанность и запрет на инцестуальные связи. Они составляют основу биологической нравственности.

Пока человек был частью природы, этих норм было достаточно. Отделение от природы привело к их расшатыванию и замене императивной моралью десяти заповедей, из которых примерно половина регламентирует иерархические отношения главенства — подчинения между богом и человеком, остальные направлены на ослабление агрессии (не убий, не желай ничего, что у ближнего твоего), укрепление родственных отношений и, косвенно, исключение инцеста.

Протоэго сформировался под влиянием отбора, отсекающего отклонения от нормы (показано, например, что в зимнюю стужу гибнут воробьи, которые крупнее или мельче популяционной моды). Однако ослабление отбора в ходе прогрессивной эволюции ведет к увеличению изменчивости, которая у человека несомненно выше, чем у других млекопитающих. Индивидуализация, возникающая в связи с половым отбором и усиленная культурными различиями, препятствует отождествлению себя с другим человеком, что ведет к вырождению природной этики (основанной на отождествлении, как мы уже упоминали). Оказывается, принадлежность одному биологическому виду не исключает принадлежности разным метаэкологическим видам. На сцене появился метаэго и сразу же стал вытеснять протоэго из его исконных областей.

В то же время императивные требования репродуктивной системы остаются в силе и их исполнение все в большей степени берет на себя метаэкологическая система. На ранних стадиях ее развития преемственность очевидна: исследования по структурной антропологии (К. Леви-Строс) выявили универсальность темы инцеста в мифологии всех народов. Инцест был тем чудовищем, которое пришлось одолеть Эдипу, прежде чем он женился на собственной матери. Инцест проглядывает сквозь позднейшие наслоения и в легенде о первородном грехе (Ева была создана от плоти Адама, следовательно, одной с ним крови). Сексуальная основа проступает в фаллических культах и тотемической символике.

Воздействие протоэго в какой-то мере сохраняется и на более поздних стадиях вплоть до современности, проявляясь в желании политического лидера быть отцом народа (народов), в парасексуальной любви к нему граждан, в повторении тех же отношений на всех уровнях социальной лестницы, в эмоциональной окрашенности ролевых социальных взаимодействий, в богословской патристике, в церковной эротике и т. д. (к этой теме мы еще вернемся).

Преемственность выражается и в общих закономерностях эволюции протоэго и метаэго, также подпадающего под действие отбора, как индивидуального, вымывающего из популяции индивиды, потенциально способные обогатить мета-экосистему новыми идеями, так и группового, стирающего с лица земли целые племена.

Человечество противопоставило естественному отбору технический прогресс и значительно ослабило его. Тем не менее отбор еще действует, хотя бы на уровне нарушений беременности. До сих пор вымирают или ассимилируются племена с самобытной культурой (индейцев Амазонки становится больше, но их духовная жизнь исчезает). Наряду с этим происходит отбор метаэкологических представлений и систем, наиболее приспособленных к меняющимся условиям внешней жизни, духовному климату эпохи.

Аналогом стабилизирующего (отсекающего уклонения) отбора в духовной жизни может быть интеллектуальный консерватизм, враждебное отношение к новым идеям, которое побудило афинскую демократию изгонять, казнить, принуждать к самоубийству своих гениев (жертвами демократии стали Протагор, Фрасимах, Анаксагор, Сократ и Аристотель; Иисус тоже был распят на основании демократического голосования, отдавшего предпочтение уголовнику Варавве). Однако физическое уничтожение носителя идеи может способствовать его метафизическому бессмертию, как это случилось с Христом и Бруно. Казнившие их не учли фундаментальных различий между протоэго и метаэго.

Современная биосоциология подчеркивает общие закономерности эволюции природы и культуры, проводя параллели между генами и «культургенами» (Е.О. Уилсон). Но эти аналогии имеют не более чем ограниченное значение, поскольку гены и «культургены» не столько тождественны, сколько противоположны. Условие существования генов в природе — это тиражирование, репродукция, без которой они незамедлительно исчезнут. Для культуры тиражирование равносильно вырождению и гибели (расхожая мысль о том, что в здоровом теле содержится здоровый дух, в высшей степени противоречива, поскольку здоровое тело — это стандартное тело, а стандартный дух — это тяжело и, скорее всего, неизлечимо больной дух). Мы уже видели, во что превратились «солнечные путешествия», конфликты и воссоединение близнецов. Логос, Ананка и другие метафизические образы в результате освоения массовой культурой. В силу этих различий возникает конфликт, в котором метаэго пытается предотвратить собственное тиражирование, подавляя репродуктивную сферу как таковую.

Если языческие боги еще сохраняли символику плодородия и вступали в половую связь с людьми, плодя новых богов и героев, то для библейского бога подобные отношения были затруднены как огромной дистанцией между ним и человеком, так и его желанием быть и оставаться единоличным властелином вселенной. Без воспроизводства нет жизни. Но для бога репродукция сводилась к созданию ограниченного числа собственных копий — мира и человека. Последний, будучи созданным по образу и подобию, не предназначался для массового тиражирования. Поэтому бог с самого начала был настроен против размножения людей и неохотно шел на компромиссы.

Нормальное деторождение было объявлено греховным. Полубоги и герои рождались по воле божьей от девственниц или женщин климактерического возраста (так Сарра в старости произвела на свет Исаака, а Елизавета — Иоанна Крестителя). Вмешательство бога в данном случае выражалось в извращении природного репродуктивного процесса.

Иисус унаследовал отвращение к деторождению и довел конкуренцию метафизической и репродуктивной сфер до высокого накала, заявив, что не мир принес, но меч (для того, чтобы рассекать семейные узы и освобождать людей для служения вере). Апостол Павел, обращая в новую веру язычников, с отвращением допускал компромиссы, полагая, что лучше жениться, чем распаляться. Имманентная греховность половой любви могла быть искуплена лишь приобщением к любви духовной. Вступление в брак было обильно оснащено метафизической символикой. Нерасторжимость брака, безбрачие духовенства, подавление плоти и т. п. имели далеко идущие и большей частью неблагоприятные последствия для генофонда и психического состояния человеческих популяций.

Конфликт быстро распространялся на все сферы жизни. Для естественного человека богатство было условием успеха, в первую очередь репродуктивного, но идеологи раннего христианства оставляли богатому так мало надежды на продление жизни после смерти, что легче верблюду (или, в более правдоподобном переводе, канату) пройти сквозь игольное ушко. Разум развился под воздействием полового отбора как средство привлечения, но греческие мудрецы объявили половое размножение недостойным философа, оставив ему гомосексуальную любовь (см. «Две любви» Лукиана). Поликлетов канон мужской красоты, воплощенный в фигуре копьеносца Дорифора, был создан гомосексуалистами и нельзя сказать, чтобы женщины проявляли к нему повышенный интерес (коротконогие, толстые и лысые явно размножались успешнее), так что красота, всегда находившаяся на службе у половой любви, оказалась отторгнутой от размножения. Христианская философия отделила от него и саму любовь.