Метаэкология - Красилов Валентин Абрамович - Страница 7

В свете внутренней раздвоенности все явления внешнего мира представлялись двоичными или же их парность приобретала сокровенный смысл. Образы, дающие внешнее выражение внутренней раздвоенности, получали дополнительные значения. Это, как мы увидим, широко распространенное явление можно назвать метафизическим обогащением.

Так бог или боги, создавая мир, разделяют единое на парные противоположности — свет и тьму, небо и землю, воду и сушу и т. д. Вся космогоническая система получает бинарную структуру. Ее математическая соразмерность — результат последовательных удвоений (счет, левополушарная функция, здесь накладывается на правополушарную метафизику). Составляющие ее противоположности — близнецы, так как возникли одновременно, в органической связи друг с другом (и в самом деле, однояйцовые близнецы в одних случаях тождественны, в других — зеркальны, как правша и левша).

На близнецов ложится все больше философского груза. Теперь они ассоциируются с противостоянием мужского и женского начал, жизни и смерти, мира живых и мира мертвых, добра и зла. Отделение сущности от явления становится причиной последующих удвоений. У воды появляется двойник — бог воды, от неба отделяется бог неба и т.д. Если вещь представала в нескольких ипостасях, являющих разные сущности, то ей, в нарушение двоичного принципа, могло соответствовать несколько богов или один бог с несколькими именами (древние приравнивали имя к сущности, считая наречение имени вторым рождением).

В мифах Междуречья земля — Ки, а ее плодородие — Нинмах (у греков соответственно Гея и Деметра). Все месопотамские боги возникали парами, как это изложено в космогоническом эпосе «Энума Элиш». Впоследствии, однако, сущности многих из них перешли к вавилонскому богу солнца Мардуку, который соответственно получил пятьдесят дополнительных имен. В древней Персии духи добра и зла Ахура-Мазда и Анхра-Майнью были, по учению Зороастра, аспектами одного божества.

Появление двойников в космогониях разных народов показывает второстепенное значение египетской или какой-либо другой конкретики (хотя египтяне были наиболее последовательны в своих удвоениях), свидетельствуя о всеобщем значении лежащих в основе этого символа метафизических переживаний.

Хотя иудейство с его единым безымянным богом, на первый взгляд, кажется исключением, на самом деле оно без особых натяжек укладывается в общую схему. Безымянность еврейского бога, по-видимому, объясняется тем, что он первоначально был личным богом Аврама, ставшего Авраамом (напомню, что Аврам был выходцем из Месопотамии, жители которой, помимо общих вселенских богов, имели каждый своего личного бога-покровителя) и назывался соответственно «богом Авраама». Это имя он сохранил как напоминание о скромном начале и в последующие времена, став богом потомков Авраама, целого народа. Значение его, однако, настолько возросло, что он как бы негласно получил имена Иегова и Саваоф, отвечающие новым сущностям всебытийности и всемогущества.

Теперь он мог быть отождествлен с устроителем мира, о котором «Бытие» сообщает, что «вначале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою». Не говоря уже о двоичной структуре космоса, мы находим здесь бога-созидателя и его сущностного двойника — духа божия (бог сформировал косные тела, а его дух влил в них животворную силу).

Божий дух как животворная сила есть Логос (как сказано в Евангелии от Иоанна, вначале было Слово, т.е. создание происходило путем заклинаний). Его роль в известной мере определялась грамматикой. В арамейском языке дух женского рода, поэтому первые иудео-христиане представляли себе непорочное зачатие как слияние двух женских начал. Но на греческом дух среднего рода и больше подходит для роли посредника между богом и людьми, спускающегося с неба на землю, подобно тому, как двойники смертных сходили в подземный мир. Идея посредника, по происхождению скорее всего фаллическая, нашла отражение в образе «перевозчика» через воды, отделяющие мир живых от мира мертвых. Это постоянное действующее лицо мистических путешествий у египтян, шумеров, греков и других народов. Божественный посредник послужил прототипом всех пророков и священников, тоже своего рода перевозчиков на переправе от мирского к божескому.

В то же время появление сына может рассматриваться как раздвоение святого духа. В христианской мистике существует представление о второй его ипостаси — Софии, сущность которой (или две слитые сущности) — это мудрость и любовь. София, таким образом, является двойником сына, воплощающего мировую любовь, хотя может отождествляться и с его матерью, а крест получает дополнительный смысл как символ единства четырех сущностей. Ортодоксальное христианство, однако, принимает схему неполного деления (встречающегося и в природе), результат которого — святая троица. Можно предположить, что и в других случаях нечетные боги троиц (Брахма, Вишну, Шива) и семериц возникали в результате незавершенного деления, оставляющего некую перспективу дальнейшего развития.

Устойчивость семериц (отождествляемых с семью небесными сферами древней астрономии) и особенно троиц объясняется мифологическим обогащением. Так, изначальная ассоциация троицы с гениталиями (Платон пишет, что два члена «не могут быть хорошо сопряжены без третьего», ибо между одним и другим должен родиться третий как объединяющая их связь), обогащается триадами «прошлое, настоящее, будущее»; «энергия, движение, материя»; «земля, вода, воздух (небо)»; «тело, душа, дух»; «сознание, рассудок, разум»; «ид, это, суперэго», которые в свою очередь служат клише для новых триад.

Не только библейский, но и любой бог творит по своему образу и подобию, т. е., в сущности, создает себе двойника. В этом, как можно догадаться, и заключен смысл творчества. Если бог — это диск солнца, то он создает землю и небо в виде дисков. Бог, искушенный в пифагорейской символике чисел, созидает тело космоса, соблюдая гармоническую пропорцию, как в платоновском «Тимее». Принцип удвоения, однако, соблюдается и здесь: трансцендентный («умопостигаемый») бог творит космос как живое существо — чувственного бога-сына, стремясь, как говорит Платон, к тому, «чтобы все вещи стали как можно более подобны ему самому».

Тело космоса, по этой теории, наполняется душой космоса, в которой находится его Ум или Слово (что, в сущности, одно и то же, учитывая понятую задолго до Иоганна Гердера связь сознания и языка). Бог не преуспел в создании точного эквивалента вечности (так как она присуща лишь ему), но дал ей двойника-время и зажег небесные светила для его измерения. Светила в свою очередь послужили прообразами богов третьего порядка, и по числу их были созданы души людей, а завершить сотворение последних — опять-таки по принципу уподобления — было поручено богам.

Технология творения тоже эволюционирует. Так древнейший египетский бог-творец просто выплюнул первую пару производных богов. Космос возникал как результат различных физиологических отправлений. Рассуждение евангелиста Иоанна о том, что сначала было Слово и Слово было у бога, отражает чрезвычайно архаичное представление о возможности создавать вещи как силой неизреченных желаний, так и заклинаниями (к этим ушедшим в подсознание представлениям восходит сохранившийся по сей день страх накликать беду неосторожным словом; ведь в глубине души мы все те же заклинатели). Ассоциации с гераклитовским Логосом едва ли правомерны, так как Логос творил богов, а не наоборот. У Платона бог действовал как алхимик, смешивая в сосуде различные вещества, и «возрадовался», увидев, что созданная им копия — «изваяние» — живет и движется.

В Ветхом Завете история создания мира рассказана дважды, по-видимому, в связи с двойственностью самого творца. В первой главе «Бытия» бог творит словом (и сказал Бог: «Да будет твердь» и т. д.) и вполне удовлетворен результатами (и увидел, что рее хорошо весьма), во второй — трудом рук своих, вылепливая человека из праха земного, насаждая рай в Эдеме. Даже возникновение животных, которых в архаичном варианте, по-видимому, создавал Адам, называя имена, получает иную трактовку: бог приводит их к Адаму, чтобы тот дал название. Сам порядок творения совершенно изменился. Если бог-заклинатель создал человека в последнюю очередь, то бог-ремесленник, оказывается, не мог или не видел смысла создавать полевые кустарники, полевую траву и другие живые существа, пока не было человека «для возделания земли». Для него первой задачей было сотворение двойника по своему образу и подобию. Лишь сделав это, он испытывает прилив творческой энергии и приступает к обустройству Эдема и его заселению. Этот бог, в отличие от своего выведенного в первой главе самодовольного двойника, никогда не испытывает полного удовлетворения от содеянного, но продолжает создавать, дополнять (человека его двойником-женой), разрушать и исправлять. Его недовольство человеком относится к области конфликта двойников (см. ниже).