Крылья Тура. Командировка [2 том, c илл.] - Языков Олег Викторович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/101
• Следующая

Этого документа я не видел, но он был.

А капитан Иванецкий с Дедушкой, видимо, договорился. Они друг друга поняли. Ну – и славно! А на нас больше никто и не косился…

Вроде бы все устаканилось, пришло в относительный порядок, но что-то не давало мне так думать. И в первую очередь вызывал определенное беспокойство внезапно вспыхнувший горячий "энтузиазизм" бравого и резвого капитана Иванецкого. Да-а, не прошло для него бесследно посвящение во внуки Перуна, не прошло…

Через два дня, Серега, пылая румянцем как юный пионэр, которому только что повязали галстук, и сверкая глазами, что твой прожектор, нашел меня на стоянке и утащил в сторонку.

— Слышь, Виктор! А если твоим огнем бомбы заряжать, а? Ты представляешь…

— Стоп, стоп, стоп! Капитан, остынь! Ну прошу тебя – будь человеком…

— Да как ты не понимаешь, Виктор! Ведь война…

— Мо-о-лчать!!! — вполголоса рявкнул я. Ну довел меня этот энтузиаст, до ручки довел. — Молчать, я говорю! Ишь, ты! Обрадовался! Ты что, одним Туровцевым решил войну выиграть, так, что ли, капитан? Ты что – дитё малое? Ты как это себе представляешь? На своем боевом самолете, плюнув на эскадрилью и на полк, я мотаюсь по фронтам и заряжаю боеприпасы, так что ли? А ты ведешь учет сожженной немецкой техники? Молчать, я сказал!

Чтобы тебе стало ясно, Сергей, Гитлер уже проиграл эту войну… 22 июня 1941 года и проиграл… Когда наши погранзаставы умирали на пути его пехотных батальонов и танковых полков, умирали – но не пускали… И другие наши кадровые части прикрытия – умирали, но стояли, и – ни шагу назад…. Когда в первый же день войны, в первые же ее часы наши истребители били немецкие самолеты тараном. Когда Брестская крепость месяц сражалась в тылу его войск… Вот тогда его "блицкриг" и рухнул. Только Гитлер сразу не понял этого. Он и сейчас не понимает, не хочет понять, что война Германией уже проиграна. А вот самые умные гады из его окружения это уже чувствуют…

Ты пойми, энтузиаст ты наш неугомонный, один человек войны не выиграет, даже товарищ Сталин на это не способен. Войну уже выиграл наш народ, созданное партией советское государство, наша построенная за годы ударных пятилеток экономика, выучившиеся за годы советской власти конструкторы нашего оружия и набравшиеся опыта и мастерства рабочие, которые это оружие сделали. И воины Красной Армии, которые этим оружием бьют фашистов. А мой огонь… Ну, да! Он есть. И он помогает бить врага. Но ты пойми – это такая капля в море подвига народа и армии, что… Даже и сравнения не подберу… Вот то, что эскадрилья окрепла духом, сплотилась и увидела свою цель – вот это да! Это настоящий мой вклад в победу. Который, может быть, и приблизит конец войны на один краткий миг…

А огонь… Ты вот о чем подумай, Сергей. Огонь – он ведь у каждого из нас есть. Ты попробуй заглянуть немцу в душу… Все там есть – и присяга фюреру германской нации, и дисциплина, и порядок – как наших гражданских перед расстрельным рвом строить, чтобы больше вошло, как в мозжечок стрелять – чтобы не дергался старик или ребенок и своей кровью не пачкал немецкий мундир… Как экономически рационально так содержать наших пленных в страшном лагере под Дарницей, чтобы десятки тысяч красных командиров тихо и спокойно умерли от голода. И знания немалые военные у них есть, и храбрость тоже есть – они сильные солдаты… И есть вековая зависть и ненависть к славянам, ко всему русскому. И желание поработить нашу землю, сесть крепким хозяйским задом на курский чернозем, русских рабов бичом погоняя… А вот огня-то в их душонках и нету… Ландскнехты они, опасные, грамотные в военном деле, но – ландскнехты… За всю войну – ни одного воздушного или танкового тарана, ни один германский герой не лег грудью на пулемет.

А у нас? Я вот про тараны говорил… Вот он – огонь! Ты думаешь, у Гастелло самолет горел?! Нет! Это душа у него горела! И разве только у него одного? А те, кто молча встает в атаку, с винтовкой – против танков? И жжет их, бросаясь с бутылкой зажигательной смеси на танк! А наши бойцы в Одессе и в Севастополе? В Ленинграде? Курсанты под Ельней и ополченцы под Москвой? А в Сталинграде? Я сам видел… Вот он, настоящий перунов огонь! Есть он! Горит этот огонь в русских душах, да так горит, что плавит все вокруг!

А ты – бомбы заряжать… Давай мы с тобой так договоримся – ты больше ко мне с этой ерундой не лезь. И болтать не вздумай! А то – есть ли у меня огонь или нет его, — знаю только я. А если ты комиссию какую вызовешь, болтать начнешь… Потерять капитана Иванецкого, двинувшегося умом от тяжких дум, как бы побыстрее победить фашистов, мне было бы жалко!

На Сергея было страшно смотреть – он побагровел весь, глаза сверкают, на меня смотрит, как на пособника врага…

— Охолонь! Успокойся, подумай над моими словами. Успокойся… тихо… тихо… все хорошо… Надо подумать… надо все взвесить… спокойно… спокойно…

Вот так. Ах, да! Чтобы было, чем заняться!

— Слушай, Сергей! А откуда у нас в столовке появилась эта новенькая девчонка, Тамара, что ли? Ты присмотрись к ней, правда, присмотрись. Зло я в ней чую… Злобу и страх. Откуда бы это у советской дивчины? Да еще в окружении красивых молодых летчиков, которые на нее глядят исключительно с любовью во взоре, а? Присмотрись – клянусь, не пожалеешь! А то как бы беды не было.

На том и расстались. Видимо, подумав, Сергей все же решил ход войны одним махом не менять. И на том спасибо! А тут ему еще работка подвалила. Почти по профилю. А дело было так…

Однажды на стоянке самолетов первой эскадрильи раздалась стрельба. Дело это для аэродрома необычное – из пистолетов, вроде бы, у нас стрелять друг в друга как-то не принято, так что мы побежали разбираться…

За сержантом-оружейником, которого я в свое время гонял, как сидорову козу, мчался, размахивая пистолетом, молодой летчик Гримиани. Он что-то яростно орал по-грузински и, время от времени, стрелял в воздух. Парашют он не сбросил, и поэтому бежал, как стреноженный – сумка парашюта все время била его под коленки, что скорости в беге на длинную дистанцию, в общем-то, не способствует…

Мы быстро догнали этого марафонца, отобрали уже пустой пугач, и задали конкретный вопрос – а что, собственно, случилось?

— А-а-а, шени деда! Этот сын ишака меня без оружия оставил! Убью собаку!

Мы отбуксировали разъяренного Гоги к его истребителю, и тут все стало ясно. Капот самолета уже был поднят и мы все увидели, что пулеметная лента свободно болтается, к казеннику пулемета ее подсоединить забыли. А вот это уже серьезно…

Оказывается, этот сын ишака, но в то же время еще и собака (интересный гибрид, правда?), вчера вечером поставил короб с лентой, а завести ее в приемник пулемета забыл. То ли заболтался, то ли отвлекли, — кто теперь знает… Да это теперь интересно только трибуналу. А в результате – сержант оставил бедного Гоги без оружия. Потому, что и пушка после короткой очереди отказала. Перекос снаряда… Бывает… И ему пришлось крутиться в бою, как наскипидаренному, чтобы не быть сбитым. И еще нужно было имитировать атаки на врага. Представляете, как ругался горячий грузин, когда видел в прицеле месса, а стрелять-то нечем? Да-а, после такого "подарка" я бы тоже схватился бы за пистолет…

Тут коршуном налетел суровый капитан СМЕРШа Иванецкий, разогнал посторонних, и взял дальнейшее расследование этого неприятного дела в свои мозолистые руки. Короче – погорел сержант, как Наполеон в московском пожаре. Но свой плюс в этом был – необходимость расследовать ЧП и сама рутинная процедура расследования вернула капитану Иванецкому спокойствие и уверенность в себе. А главное – происшествие заставило его бросить дурные мысли и прочие прожекты по эксплуатации меня, бедного, в качестве движимого арсенала всего Южного фронта!

Кстати! Это происшествие дало мне изумительную возможность повысить требовательность к оружейникам и, – самое главное! – выборочно проверять готовность оружия к бою. Ну, а уж ласково коснуться при этом снарядов и патронов мне никто и раньше не запрещал…

• Предыдущая
• 44/101
• Следующая