Сильнее смерти - Арцыбашев Михаил Петрович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/5
• Следующая

— Я ничего не понимаю, мосье! — пожал плечами палач, и его огромная тень на потолке удивленно мотнула колпаком.

Жан Лемерсье опомнился.

— Завтра вам, вероятно, придется… совершить казнь одного… моего молодого друга… Жюля Мартэна… — сказал он.

— Жюль Мартэн? — наморщив лоб и как бы стараясь что-то вспомнить, повторил палач.

— Да, да… Жюль Мартэн…

— Позвольте, с кем я имею честь говорить? — быстро перебил палач.

— Меня зовут Жан Лемерсье, я…

— Жан Лемерсье?! — удивленно воскликнул палач и высоко поднял седые брови. — Жан Лемерсье, который установил новую теорию кровообращения?..

— Да; я Жан Лемерсье, — машинально повторил старик.

Лицо палача, дотоле суровое и бесстрастное, осветилось почтительной улыбкой.

— Я имею счастье видеть Жана Лемерсье!.. Знаменитого ученого Лемерсье! — несколько раз, как бы не веря себе, повторил он. — Уважаемый профессор… я так счастлив, что мне пришлось… Позвольте!

Палач торопливо смахнул на пол какие-то тряпки и подал табурет Жану Лемерсье.

— Чем же я могу быть полезен господину профессору?

Жан Лемерске машинально сел. Длинный, сухой палач — человек, убивающий людей, стоял перед ним, сдернув колпак, заискивающе улыбаясь и с искренним восхищением глядя ему в глаза, а маленький старичок в заштопанных коричневых чулках и рыжем паричке сидел на табурете и важно смотрел на кланявшегося палача, как профессор на внимательного и почтительного ученика.

— Да, вы можете оказать огромную услугу… не мне, а науке! — сказал он, значительно подымая палец. — Этот Жюль Мартен, осужденный…

— Позвольте, — перебил палач с невольной дрожью в голосе, — этот Жюль Мартен, не тот ли…

— Тот самый! — тихо проговорил Жан Лемерсье. Ужас изобразился в глазах палача, и голова его склонилась.

Наступило долгое торжественное молчание.

— Но как же? — робко пробормотал палач.

— Ошибка!.. Ужасная ошибка!.. Донос… У него нашли письма аббата Френуа… Вы понимаете, что Жюль Мартен был далек от всякой политики… Письма эти были письмами одного ученого к другому, независимо от их политических убеждений. Но переписка с эмигрантом… врагом народа!.. Я доказывал, я просил, я убеждал… Они не слушали!.. И вот…

Голос старичка сорвался, и, ухватившись за голову, он стал раскачиваться из стороны в сторону, как бы от сильной боли. Палач растерянно смотрел на него.

Вдруг Жан Лемерсье одним отчаянным жестом сдернул свой рыжий паричок, и голова его, совершенно лишенная волос, похожая на розовое яичко, обнажилась так внезапно, что палач даже отступил в испуге. Но Жан Лемерсье не заметил этого. Швырнув парик на пол, он закрыл ладонями свою лысинку и завопил горестно:

— Да, тот самый!.. Жюль Мартен!.. Светлая, большая голова… и какое сердце, если бы вы знали!.. Как он был предан науке, какие возможности крылись в нем!.. И эти глупцы, думающие, что они борются за свободу человечества, хотят убить его!.. В одной его голове больше свободы, чем во всех их дурацких конвентах и коммунах!.. Я предлагал им заточить Жюля в вечную тюрьму, предоставив ему возможность и там работать для науки… они не согласились!.. Для торжества свободы им нужна голова Жюля Мартена!.. Жалкие и слепые безумцы!.. За все те блага свободы, которые они предоставят человечеству, человечество не простит им этой смерти!.. Она ляжет кровавым пятном на их знамени, и все идеалы их будут пропитаны кровью!.. Варвары, слепцы, кретины!.. Они убили Архимеда, отравили Сократа!.. Они — толпа!..

Палач вторил ему жалобным стенанием.

Наконец Жан Лемерсье умолк и заплакал.

Палач виновато смотрел на него и, вытянувшись от горя, был еще больше похож на громадную засушенную моль. Внезапно какая-то мысль засияла в его маленьких глазках.

— Уважаемый профессор… а если я… если я откажусь? — нерешительно проговорил он.

Радость на мгновение осветила лицо Жана Лемерсье и сейчас же сменилась испугом.

— О, нет, нет!.. Тогда все пропало!.. Ради всего святого, не отказывайтесь!

Палач отступил в удивлении. Жан Лемерсье схватил его за руку.

— Подумайте, господин палач, если вы откажетесь, они найдут другого… они просто расстреляют его, наконец!.. О, нет!.. Именно вы!.. Именно вы!..

— Но я не понимаю тогда… — пробормотал палач.

Жан Лемерсье встал, и палачу показалось, что маленький ученый, едва доходивший ему до плеча, вырос на целую голову.

— Слушайте, господин палач, — торжественно сказал он, — вы один можете исполнить последнее желание несчастного Жюля Мартена, которое должно обогатить науку опытом беспримерной важности, сделать его имя бессмертным и, быть может, перевернуть вверх дном все наши представления о сущности жизни!.. Вы можете сделать, что смерть моего бедного Жюля не будет бессмысленной и бесплодной… Вы дадите ему сладкое утешение: в последнюю минуту знать, что он, так беззаветно и страстно преданный науке, даже и самой смертью своей послужит ее победоносному шествию вперед к истине!..

Глаза Жана Лемерсье фанатически сверкали под круглыми очками.

— Какое торжество!.. А они не считаются с тем, что убивают великого ученого, на которого наука возлагает свои лучшие надежды!.. А им нет дела до науки, когда задеты интересы их жалкой мещанской жизни!.. Они думают, что все должно быть принесено в жертву их убогой обывательной свободе!.. Они убивают великого ученого для того, чтобы сапожники, ткачи, аптекари и лавочники могли иметь погуще навар в супе!.. Но они могут убивать ученых, а наука бессмертна… Она будет светить в темных провалах вечности, когда даже от всей их жалкой Франции не останется горсточки пыли, по которой историки могли бы изучить их муравьиные перевороты и революции!.. И даже там, где, казалось бы, смерть торжествует, где падает голова даровитейшего из ученых, наука только сделает шаг вперед!.. И, умирая на эшафоте, Жюль Мартен больше сделает для человечества, чем все его палачи в самом торжестве своем!..

Палач опустил глаза.

Жан Лемерсье спохватился.

— Да, да… — забормотал он, — я не совсем удачно выразился… Конечно, вы…

Палач горько усмехнулся.

— Не отступайте, господин профессор!.. Да, я жалкий палач!.. Я убиваю!.. Это ремесло передал мне мой отец, который унаследовал его от деда!.. Мои руки в крови, но убиваю не я, господин профессор!.. О, не я!.. Убивают глупость и жестокость, с которыми не мне бороться. Они вложили топор в мои руки, и когда под моим ударом падает голова одного из них, я говорю в сердце своем: руби, палач!.. Руби, не жалей этих тупых, злых и завистливых животных!.. Они сами хотят этого!.. Они выше всех чтут тех, кто их бьет!.. Пусть же на своей шее они несут всю тяжесть своей тупости и дикости!.. Руби… ведь каждая отрубленная голова вопиет к Богу, и будет время, когда они наконец ужаснутся тому, что делают!.. Они ужаснутся, и тогда я выроню топор из усталых рук своих и подыму их к небу с горькой жалобой: Господи, посмотри, что сделали со мною!.. Мои руки в крови, я проклят людьми, я ужас и омерзение человеческого рода!.. Но кто сделал меня палачом?.. Для себя ли рубил и вешал я?.. И Господь простит меня!.. Он переложит страшный грех мой на них, злых и трусливых, которые даже не могли убить своей рукой и вложили топор в руки палача!.. Будет так!.. Но говорите, господин профессор, что я должен сделать?.. Я скромный палач, взявший на себя грех всего мира, впитавший всю ту кровь, которою надо было измазать лица и руки гордых благодетелей и защитников человечества и вождей!.. Но я, в одиночестве своей всеми проклятой души, всю жизнь мечтал о наступлении царства разума… Я не знаменитый ученый, как вы, господин профессор, я преклоняюсь перед вами, но и я упорно и кропотливо работал над тем же, над чем состарилась и ваша славная жизнь!.. Скажите, что я должен сделать, и я исполню все, во имя разума и науки, да будут благословенны эти святые слова!..

Жан Лемерсье с удивлением смотрел на старого палача.

Его сердце расширялось и дрожало. Да, вот оно, что сильнее смерти, сильнее всего!.. Неуклонно и неодолимо стремление к познанию в человеческой душе, ничто не остановит этого страшного движения, которое, как нож анатома, рано или поздно вскроет все тайны мира!.. В самых темных уголках, где, казалось бы, нет ничего, кроме мерзости и ужаса, теплится огонек, который полным пламенем горит в великих душах… Свет светит, тьме не объять его!..

• Предыдущая
• 3/5
• Следующая