Неизвестные солдаты, кн.1, 2 - Успенский Владимир Дмитриевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/198
• Следующая

– Носов! – вызвал лейтенант.

– Я! – вскочил длинный, нескладный красноармеец с большими оттопыренными ушами.

– Вы на посту. Ночь. Слышите шаги. Ваши действия?

– Кричу: стой!

– Только не кричу. Командую: стой, кто идет?

– Стой, кто идет? – повторил Носов.

– Вам ответили: разводящий со сменой.

– Ну, скажу, чтобы разводящий подошел, а остальные подождали.

– Вы очень вежливый человек, Носов! Смысл ответа верен. Но в уставе есть четкая формулировка. Ее надо запомнить твердо. Фокин!

– Я!

– Как надо скомандовать?

– Разводящему идти, остальным стоять.

– Дьяконский!

– Разводящий ко мне, остальные на месте.

– Вот так, – кивнул Бесстужев.

На его румяном лице задвигались брови: вверх, вниз, вверх, гармошкой собирая кожу на лбу.

– Повторите, Фокин.

Сашка не успел ответить. Лейтенант скомандовал:

– Встать! Смирно!

– Отставить, отставить, – махнул рукой подошедший Патлюк. – Садитесь, товарищи. Что, орлы, словесные крепостя берем?

– Учимся, товарищ капитан.

– Учитесь или мучитесь? – подмигнул Патлюк. – Дело невеселое, по себе знаю.

– Да, уж это не у тещи на блинах, – заявил Карасев, рыжая голова которого красовалась в первом ряду.

– Не у тещи, орлы, верно. А учить надо. В нашем деле без устава ни шагу не сделаешь. И начальство требует.

Виктор видел, как чуть заметно поморщился Бесстужев. Или завидовал он капитану, умевшему запросто говорить с людьми, или не нравился ему панибратский тон ротного?

Красноармейцы были рады капитану. Все празднично блестело на нем, пуговицы и сапоги, глаза и зубы. Свежевыбритый, пахнущий духами, он приходил из того свободного мира, где были девушки, танцы, кино, где не нужно было соблюдать распорядок дня, думать о взаимодействии частей затвора…

– Ну, посмотрим, чему вы научились, – сказал Патлюк, и красноармейцы сразу перестали улыбаться. Отвечать самому ротному – это не шутка.

– Вот вы, – икнул пальцем капитан.

– Красноармеец Карасев.

– Какое первое действие бойца при команде «чистить винтовки»?

– Сперва вынимаю затвор, потом шомпол.

– А самое первое?

– Затвор, – уверенно сказал Карасев.

– Я учил их именно так, – задвигал бровями Бесстужев.

Капитан сделал жест рукой: помолчите. Ноздри у Патлюка раздувались, он с трудом сдерживал смех.

– Не знаете, Карасев?

– Никак нет, товарищ капитан.

– Тогда слушайте. Как возьмешь винтовку из пирамиды, первое действие – на номер взгляни, твой или нет. А для чего это надо? Чтобы не вычистить винтовку ленивого соседа. Ясно?

– Ясно, – сказал Карасев, а по голосу чувствовалось: не понял шутки.

– Садитесь… Ну, еще всем вопрос. Что делает часовой, когда на штык его винтовки садится воробей?

Эта загадка была с седой бородой. Ее задавали, наверное, еще суворовским гренадерам. Виктор не мог промолчать – хотелось поддержать честь своего взвода:

– Часовой спит.

– А разве положено спать на посту?

– Это, товарищ капитан, вопрос для школьников, – голос Виктора прозвучал сухо и резко.

В самом деле, дурачками, что ли, считает их ротный?

С лица Патлюка медленно сошла улыбка. Пристально, изучающим взглядом смотрел он на красноармейца. Капитан уже приметил этого бойца. На нем ладно, как на старослужащем, сидела гимнастерка, и выглядел он старше своих товарищей. Патлюк привык видеть молодых красноармейцев робеющими перед командиром. Он любил говорить с ними так, чтобы они ловили каждое слово, смотрели ему в рот. Капитану было лестно сознавать, что он, бывший счетовод, окончивший пять классов, распоряжается студентами, техниками, бухгалтерами, не говоря уже о колхозных парнях. На гражданке Патлюк был бы незаметным человеком среди них, а здесь он пользовался уважением, его побаивались. А этот высокий красноармеец с выпяченным вперед подбородком без всякой робости смотрел ему прямо в глаза, и капитану казалось, что боец вот-вот усмехнется.

– Ваша фамилия?

– Красноармеец Дьяконский.

– Я вас спрашиваю, а не школьника: положено часовому спать на посту?

– Не положено.

– Вот так надо отвечать. Коротко, без штатской болтовни… Лейтенант Бесстужев!

– Слушаю.

– Обратите внимание на четкость ответов. Продолжайте занятия.

«Обиделся он, что ли?» – думал Виктор, глядя в спину удаляющемуся Патлюку.

Вечером, в свободный час, красноармейцы занимались своими делами: подшивали подворотнички, чистили пуговицы, писали письма. В ленинской комнате полно народу. За длинным столом сидели любители чтения, листали газеты, журналы. В углу на диване человек пять плотно сдвинулись возле Карасева, разговаривали потихоньку, чтобы не мешать другим. Виктор, решавший шахматную задачу, слышал шепот Лешки.

– Не выдумываю, сам видел. На побудке. Все уже в строю стоят, а он дрыхнет. Дневальный хвать за одеяло: «Фокин, подъем!» А Сашка и не чешется. Перевернулся на другой бок и храпит. Ну, тут дежурный к нему: «Фокин, такой-сякой, вставай!» А Сашка ногой брык. Ему, ребята, может, снится, как он с Анькой в лопухах обнимается. Обоими руками подушку облапил и сопит. Ну, старшина Черновод видит, что на всю роту позор – сам за него взялся. Раз! – одеяло долой и как рявкнет: «Тревога!»

– Не бреши, – сказал Фокин. – Дежурный меня поднял, а не старшина.

– Ты же не помнишь, спал.

– Молчи, Саша. Принимай критику.

– Да! Старшина, значит, командует тревогу, и одеяло с него долой. А Фокин перевернулся на другой бок и опять слит. Тогда я говорю: «Товарищ старшина, его не так будить надо». – «А как?» – «Разрешите мне», – «Валяй!»

– Черновод так не скажет.

– Вроде этого… Я, значит, подошел к Фокину, нагнулся и говорю потихоньку: «Сашка, обед!» Он как вскинется, чуть меня не сбил. Глазами спросонок лупает: «Где мой котелок? Куда бежать?»

– Ну и здоров ты муку молоть, – добродушно ворчал Фокин.

– Тише, жеребцы, почитать дайте, – крикнул от стола Носов.

– А ты вухи заткни, – посоветовал кто-то. – Хошь, паклю дам?

– На его уши по пуду надо.

– Га-а-а!

Носов с грохотом отодвинул стул.

– Вот доложу политруку про ваш балаган…

– Брось, – примирительно сказал Фокин. – Ну, пошутили, и все.

– Каждый раз так!

Носов вышел. В комнате наступила тишина.

– Политрука нет, кажется, – неуверенно произнес Фокин.

– Темную надо Носову… Доносчик, гад, – выругался Карасев. – Я ему, стерве, ноги по вырываю и спички вставлю.

– Не горячись, Алексей, – предупредил Дьяконский. – Не болтай лишнего.

Дверь распахнулась. Появился лейтенант Бесстужев. За его спиной маячила стриженая, с оттопыренными ушами голова Носова.

– Товарищи, шумно у вас здесь, – сказал Бесстужев.

Красноармейцы заулыбались. Лейтенант – не грозный политрук, разноса не будет.

– Надо мной смеются, – объяснил Фомин. – Я подъем проспал.

– Плакать надо!

– Плачем, товарищ лейтенант, когда наряд отбываем.

Бесстужев помолчал, подвигал бровями.

– Любители поговорить – в курилку. А здесь чтобы тихо было. Садитесь, Носов, вам не помешают.

Ленинская комната наполовину опустела. Лейтенант остановился возле Дьяконского.

– Хотите партию?

– Давайте попробуем.

Виктор дважды получил мат. Неудача не огорчила его. Лейтенант играл явно лучше. Было интересно наблюдать, как Бесстужев обдумывает ход. Опершись локтями о стол, он смешно морщил лоб, двигая редкими белесыми бровями. Румяный, с белым пушком над верхней губой, Бесстужев похож был на юношу-десятиклассника. «Хороший он парень, наверно», – подумал Виктор и спросил:

– Товарищ лейтенант, почему вы волосы не отращиваете?

Бесстужев удивленно посмотрел на него, провел рукой по голове.

– Не хочу. Стриженая голова – чистая голова: ни забот, ни хлопот. Раз в месяц под машинку – и все.

– Девушкам прически нравятся. Такие чубы, как у нашего командира роты.

– Полюби меня стриженым, а с прической всякая полюбит, – улыбнулся Бесстужев, перефразировав поговорку. И тихо добавил: – Кстати, Дьяконский, капитан не любит шуток на занятиях.

• Предыдущая
• 25/198
• Следующая