Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти» - Устинов Сергей Львович - Страница 63

• Предыдущая
• 63/64
• Следующая

Нет, не прав я был вчера, когда сам себя уверял, будто бизнес вроде фураевского не сворачивается. Сворачивается, да еще как! Причем не надо никаких ликвидационных комиссий. Короткоствольная автоматическая винтовка «беретта» заменяет все.

Навстречу мне по коридору редакции шел собственной грузной персоной Митенька Дранов, и я подумал, что лучшего, чем сейчас, времени закрыть еще одну не закрытую до сих пор тему не будет.

— Ну как, поправил здоровье? — спросил я.

Он сумрачно кивнул, глядя на меня исподлобья.

— Квача убили, — сообщил я. — Сегодня утром расстреляли к чертовой матери прямо в его собственном «линкольне». Смекаешь?

— Чего я должен смекать? — угрюмо поинтересовался он.

— Там сейчас пойдет большая раскрутка всей ихней лавочки: уже работают милиция, прокуратура, все такое прочее. И много чего может выплыть. Тебе не кажется, что самое время героически найти ту кассету?

— А я уже нашел, — ответил он с вызовом.

— Да? — обрадовался я. — И где же она?

— В кармане сумки, которую я как-то забыл у... у Нелли дома.

— Отлично! — сказал я. — Поехали за ней прямо сейчас.

— Зачем так скоро? — спросил он настороженно.

— Как — зачем? — возмутился я. — Покамест ты там лечился, я тут на борьбу с «Интертуром» жизнь, можно сказать, клал! Хочу сегодня же вместе с тобой положить эту чертову пленку Таракану на стол! — И увидев, что Дранов колеблется, наехал на него уже по-серьезному: — Не серди меня, Митенька, ох, не серди! У меня ведь и без всякой милиции может появиться информация, кто тебя пугал и для чего.

Нелли проживала в самом конце Тушина, недалеко от Кольцевой, но драновский «мерседес» донес нас туда за каких-нибудь двадцать пять минут. По дороге мы почти не разговаривали, только я задал один-единственный вопрос:

— Чем же они тебя все-таки взяли, Митя?

И он, вероятно купившись на мой сочувственный тон, с неохотой, но ответил:

— Машину обещали взорвать.

Больше мы до самого Неллиного дома не сказали друг другу ни слова. Пока он поднимался за кассетой, я сидел внизу, размышляя о странностях судьбы. О том, какую роль в ней может сыграть дорогостоящий кусок железа.

При выезде на Волоколамское шоссе я неожиданно для самого себя вдруг попросил Дранова свернуть не к Центру, а в противоположную сторону.

— Хочу тебе кое-что показать, — объяснил я ему.

Мелькнул указатель «Митино», и минут через пять-шесть мы уже въезжали в Ангелов переулок. Здесь я попросил остановиться и предложил вылезти. У Дранова был очень недовольный вид, но сегодня, похоже, он предпочитал со мной не спорить.

— Смотри, — сказал я ему, — видишь во-он те окна на пятнадцатом этаже? — Он мрачно кивнул, и я продолжил: — В этой квартире убили Шиманского. Перерезали горло. И знаешь, почему они так сделали? Потому что были уверены: ты никогда и никому не предъявишь этой кассеты.

— Сволочь, — прошипел Митя с ненавистью. — Ты меня зачем сюда привез? Мораль читать?

— Нет, — ответил я совершенно искренне, залезая обратно в машину. — Не за этим. — И когда он тяжело плюхнулся в водительское кресло, показал ему рукой на темнеющий впереди лесок: — Езжай туда, это самая короткая дорога в город.

Небо уже серело, приближался вечер, и на пустынном проселке было почти сумеречно. Мы проехали километра два, когда дорога стала круто взбираться на холм.

— А ну-ка стой, — сказал я, прислушиваясь. — Тормози!

Дранов затормозил, я резво выскочил из машины и сообщил:

— Колесо спустило!

Выматерившись, Митя дернул ручник и тоже вылез из машины. Пока он обходил свой «мерседес» слева, я обежал его справа и отпустил ручной тормоз.

— Эй, эй! — заорал Дранов, едва успев в последний момент подпереть багажник плечом и теперь еле удерживая машину, чтобы она не покатились под гору. — Ты что делаешь?!

Я в это время уже прошел шагов десять обратно в ту сторону, откуда мы приехали, но на его крик обернулся и ответил:

— Ухожу, как видишь. Оставляю тебя наедине с твоим «мерседесом». Вы сейчас близки, как никогда.

Можете меня осуждать, но, шагая по пустынной дороге в город, я не испытывал ни малейшего сожаления.

Добравшись до редакции, я первым делом поинтересовался, какие новости, и узнал, что меня разыскивают из прокуратуры. Приложенный для передачи мне телефонный номер принадлежал квартире Фураева. Я заглянул к Таракану и сообщил ему, что, похоже, пришло время отправляться на мою Голгофу. Наша судьба решится в ближайшие часы.

— С Богом! — махнул рукой редактор. Вид у него был встревоженный и озабоченный.

Когда я открыл дверь, обыск в фураевских апартаментах шел полным ходом. Со стороны милиции присутствовал Аржанцев, который при моем появлении радостно заулыбался, чего нельзя было сказать о представителе прокуратуры. Хван смотрел на меня, если можно так выразиться, со всей суровостью закона.

— Вы, конечно, думаете, что победителей не судят! — загремел он медным голосом, когда я вошел. — Судят, еще как судят! Но об этом потом. А пока я требую, чтобы вы немедленно выдали следствию все имеющиеся у вас по данному делу материалы!

Я смутился под его пронзительным взглядом и пробормотал:

— Извините, не очень понимаю, о каких материалах речь?

Грубо скомкав, он схватил со стола газету и потряс ею перед моим лицом:

— Вот об этих, об этих! Насчет которых вы, между прочим, были официально предупреждены, что не имеете права использовать их без ведома следствия!

— Позвольте? — Я аккуратно взял у него из рук газету и развернул. Статья «МАШИНА СМЕРТИ» располагалась на вкладке, занимая всю третью полосу. Представляя, какая за этим последует реакция, я сказал с тяжким вздохом: — Здесь все — совершеннейшая правда, но, видите ли... собственно говоря, никаких материалов у меня не имеется. Нам в руки попала распечатка неких записанных на пленку разговоров, подтверждающих все, что здесь написано... Но самих пленок, к сожалению, нет. Они... они сгорели.

На лицо Хвана страшно было смотреть. Оно пылало всеми цветами радуги и попеременно отражало сменяющие друг друга в душе следователя чувства: сначала недоверие, потом досаду и наконец злое торжество. Неожиданно успокоившись, он произнес тихим и даже вкрадчивым голосом:

— Вы хотите сказать, что оболгали всех этих людей...

Я сделал было попытку запротестовать, но он жестом заставил меня молчать и продолжал:

— ...оболгали всех этих в массе своей уважаемых людей, не имея на то ни малейших оснований?

— Как так «не имея»? — возмутился я. — Мы получили распечатку от человека, который был в этой организации диспетчером, распределяющим заказы на убийства!

— Где этот человек? — холодно спросил Хван.

— Он мертв, — вынужден был признать я. — Сгорел вместе с пленками. Но поведение Фураева доказывает...

— Фураев тоже мертв, а мертвые показаний не дают, — отчеканил Хван. И, поджав губы, сообщил с едкой улыбочкой: — Да, не завидую я вашему редактору. Славные у него впереди денечки.

Я выхватил из газеты вкладку со столь близкой моему сердцу статьей и потряс ею в воздухе:

— Так что же, по-вашему, это ни на что не годится?

— Ну почему же ни на что? — пожал он плечами. — Можете использовать, как говорится, по назначению.

— В качестве туалетной бумаги, что ли? — оскорбленно спросил я.

— Именно, — с готовностью кивнул Хван.

Мы стояли у самого выхода в коридор, я сделал два шага назад, распахнул дверь в уборную и спросил, сжимая зубы:

— Порвать?

— Рвите, — равнодушно пожал он плечами.

Я остервенело разорвал газетный лист на мелкие клочки, холодно глянул следователю в глаза и спросил:

— Теперь что? Спустить в канализацию?

— Бога ради! — рассмеялся он. — Если вам от этого станет легче!

Швырнув клочки в унитаз, я нажал на рукоятку, и водоворот унес их, урча и жалобно всхлипывая.

• Предыдущая
• 63/64
• Следующая