Легион призраков - Уэйс Маргарет - Страница 2
- Предыдущая
- 2/143
- Следующая
— Думаете, из этого вышло бы что-нибудь путное? — подумав, спросил Вестник.
— Я хорошо знаю и понимаю ее, — сказал Платус, — и, думаю, она прислушается к тому, что я ей скажу.
— Не знаю, сын мой, — усомнился Вестник. — Здесь очень многое поставлено на карту.
— Да… да, конечно. Но если бы мне только попытаться…
Вестник, поразмыслив, выразил одобрение.
— Возможно, так будет лучше всего. Что ж, идите, и да пребудет с вами Его благословение.
Платус продолжил путь. Вестник же направился в другую сторону, влекомый делами и обязанностями.
Воинственный топот чьих-то сапог и приглушенное бряцание оружия нарушили мирную тишину, царившую под этими сводами. Платус пошел туда, откуда доносились эти звуки. Теперь он двигался медленно. Он мог бы достигнуть своей цели с быстротой мысли — ни время, ни место, ни расстояние не были помехой призраку. Но когда замедлялся ход его мыслей, то замедлялась и скорость движения. Платус был далеко не столь решительным существом, каким хотел казаться Вестнику.
Когда ему стало более или менее ясно, о чем предстоит говорить, Платус сразу же оказался возле места, откуда исходил гулкий звук шагов, и увидел Мейгри, шагающую взад и вперед в пустом и ненавистном для нее зале. Фигура Мейгри, ее походка и черты лица выражали гнев и неукрощенный дух.
Правой рукой Мейгри придерживала рукоять серебряного меча, который она носила и при жизни. Длинные, светлые волосы падали ей на плечи.
При появлении Платуса Мейгри резко повернулась на каблуках и приблизилась к нему. Ее лицо дышало суровой решимостью. Казалось, она ждала, что вслед за Платусом появится еще кто-то.
Но перед ней стоял только Платус, ее брат, и Мейгри остановилась в некоторой растерянности, но, быстро овладев собой, снова зашагала взад и вперед. Воинственный стук ее каблуков раздражал Платуса, казался ему слишком демонстративным.
— Итак, они прислали ко мне тебя, — сказала Мейгри.
— Я сам предложил им это, — мягко возразил Платус.
Такого ответа она, кажется, не ожидала и не сразу заговорила снова:
— Я хочу знать, зачем они так жестоко мучают его?
— Мейгри, не наше дело задавать вопросы…
— Наше! — вспыхнула она. — Он не хочет, чтобы его втягивали во все эти дела. Он хотел мира…
— Мира? Он? Мейгри! — возразил Платус.
Мейгри пришла в ярость.
— Я знаю, что они задумали. Им мало, что они покорили и унизили его. Теперь они хотят его уничтожить!
— Это неправда…
— Похоже, ты с ними заодно! — бросила она в лицо Платусу горький упрек. — Ты одобряешь их замыслы.
— Не мое это дело — одобрять или не одобрять. И они вовсе не намерены вредить ему. Он сам вредит себе… — запинаясь, сказал Платус и, помолчав, добавил: — Мейгри, что сделано — то сделано, и виноваты в этом недостатки смертных.
— Ты с ними заодно?
— Я боюсь, — не сразу ответил Платус. — Боюсь за Дайена. Если Саган…
Платус умолк.
— Если Саган погибнет, хотел ты сказать? Ты не веришь в него?
— Трудно верить в убийцу и убийце, сестра, — грустно улыбнулся Платус.
Мейгри гневно смотрела на брата, как на врага, пытающегося извлечь выгоду из собственного заблуждения и обратившего меч против своих. С отвращением отвернувшись от него, она снова заходила по залу.
— Пусть вместо тебя придет кто-нибудь другой.
Платус подавил вздох:
— Они раздражены…
— Мне они тоже не верят, я полагаю…
— Ты очень близка к тому, чтобы нарушить твой договор с Богом, Мейгри, — стараясь не задеть сестру, сказал Платус.
Она остановилась, в задумчивости опустив голову. Потом подняла на брата печальный взгляд.
— Если бы ты только видел Сагана, Платус! Видел бы, как он страдает! Почему они не слышат его молитв? Почему не оставляют его в покое и не дают ему мира, который он давно уже заслужил?…
— Они услышали его молитвы, Мейгри. Слова раскаяния произносят его уста, но сердце Сагана молчит. Он преисполнен злобы и упивается своими обидами. Сомнения и противоречия бурлят в нем и гложут его. Не смиренным грешником входит он в церковь, чтобы раскрыть свою кровоточащую душу навстречу целебному свету и утешению. Он уподобляется затравленному зверю, ищущему там убежища, чтобы спрятаться и зализывать свои раны. И оттого раны его не исцеляются, а лишь гноятся и до сих пор причиняют ему страдания.
— А кто в этом виноват? — воскликнула Мейгри. — Когда он просил о прощении, что было ему ответом? Ничего, одно молчание. — Она снова в смятении принялась шагать взад и вперед по залу. — А что касается моего договора… Да, я хочу нарушить его. Я должна это сделать. Именно затем я и пришла, чтобы сказать им это. — Мейгри приостановилась. — Хоть я и не считаю, что это будет нарушение договора, потому что я не признаю его честным. Это был обман, да, обман, чтобы я не могла помогать Сагану. Они хотят лишь одного — мстить ему, видеть его страдания…
— Ты не права, Мейгри, — твердо сказал Платус. — Ты знаешь, что это неправда. Он сам виноват во всем. Им горько видеть его страдания, как горько видеть и твои, сестра. И мне горько видеть, как ты привязана к нему. Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы ты могла освободиться от этой зависимости…
— Я не могу, — резко повернулась к нему Мейгри, крепче стискивая пальцы на рукояти меча. — И не хочу.
— Я знаю, что не можешь и не сделаешь этого, — вздохнул Платус. — Дерек Саган всегда стоял над пропастью. Все, что удерживало его от падения, — это твоя рука. Ты его единственная путеводная звезда, светящая ему во мраке. Но теперь, Мейгри, ты должна подумать о том, что будет с ним, если ты погибнешь.
Она была разгневана и собиралась дать брату достойную отповедь.
У нее были причины для гнева. Когда-то Платус тоже не сумел освободиться от зависимости.
Мейгри колебалась, медлила и так ничего и не сказала.
Тогда снова заговорил Платус:
— Договор не был обманом, сестра. Заключая его, ты знала, что истинное раскаяние было его единственной надеждой. Вы вместе брели во мраке, как гласило пророчество. Теперь он должен продолжить свой путь в одиночестве, без тебя. Ты вольна освещать ему дорогу, но не можешь вести за руку. Путь к спасению он должен найти сам.
— Или окончательно заблудиться, — сказала Мейгри, и голос ее дрогнул. — Это несправедливо! — Она сжала кулаки. — Они предлагают ему слишком трудный путь. Это подъем в гору, и они сделали все для того, чтобы он упал, не добравшись до вершины. Они расставили перед ним ловушки и заготовили соблазны. И скрыли это от меня, когда убеждали, чтобы я заключила договор. Ну а что Дайен? — спросила она вдруг, прежде чем Платус успел что-либо ответить ей. — Что ты скажешь о грозящей ему опасности? Ты не боишься за него?
— Я верю в Дайена, Мейгри, верю, что он все преодолеет…
— Подразумевается, что я не верю в Сагана, — насмешливо перебила она Платуса.
— А ты веришь? — спросил он.
— Да, — ответила Мейгри, и глаза ее были при этом мрачны, как штормовое море. — Я верю в него, а в них не верю. Так и скажи им, — продолжала она, протягивая руку в латной рукавице в сторону своего брата. — И еще скажи им, что, если он погибнет, я уйду вместе с ним.
— Мейгри, — попытался Платус возразить ей, но она не стала его слушать.
— Не беспокойся. Я не нарушу договора, пока он существует. Я не заговорю с Саганом и ничем не выдам ему своего присутствия. И напомни им о том, что в отношении Дайена я таких обещаний не давала. И если я сумею помочь ему…
Резко и холодно кивнув, она отвернулась, и белые волосы ее взметнулись, словно от порыва ветра.
… Рука — на рукояти меча, гордая поступь… Мейгри удалялась, и гулкий звук ее шагов был подобен эху ударов стального молота о наковальню, разносящемуся под бездонным небосводом.
— Ты сумеешь помочь Дайену, — тихо проговорил, глядя ей вслед, Платус, — но кто поможет тебе?
- Предыдущая
- 2/143
- Следующая