Дикая магия - Уэллс Энгус - Страница 54

• Предыдущая
• 54/97
• Следующая

— Ценнайра в тот момент была совсем другой. Будущее — это дорога с бесчисленным количеством ответвлений. Любое может привести к цели, совершенно отличной от основной. Разобраться в этом очень непросто. К тому же не забывайте: когда вы говорили с гадалками, сны Фарна заволакивали оккультные планы, усложняли им видение. Я уверен, Ценнайру они видеть не могли.

Катя, нахмурившись, спросила:

— Так ты хочешь сказать, что Ценнайре предстоит сыграть определённую роль в нашем путешествии?

— Именно это я и говорю, — кивнул Очен. — И твёрдо в этом уверен. Но какую именно, честно говоря, я и сам не знаю.

— Почему мы должны тебе верить?

— Теперь она та, кто есть, — пояснил вазирь, — и останется такой до тех пор, пока сердце её лежит в Нхур-Джабале. Нынче гадалки её увидят. Так что я предлагаю — идём в Памур-тенг и там поговорим с гиджаной.

— Ты же можешь повлиять на неё, — с сомнением в голосе произнёс Брахт.

— Этого не могут сделать даже вазирь-нарумасу, — рассмеялся Очен, качая головой. — Эх, воин, да будь у меня время, я бы тебе все объяснил, но боюсь, ты меня все равно не поймёшь.

— И посему я должен слепо тебе верить?

— А есть ли у тебя выбор? — спросил Очен, вновь сердясь. — Или ты серьёзно полагаешь, что я вознамерился выкрасть «Заветную книгу» и пробудить Безумного бога?

— Я в это не верю, — заявила Катя и повернулась к кернийцу: — Убери кортик, Брахт. Очен говорит разумно.

Керниец с мгновение смотрел ей в глаза, затем хмыкнул и спрятал кортик в ножны.

— А это, — он кивнул в сторону завёрнутого в тряпки зеркала, — что мы будем делать с этим?

— Возьми его, — впервые заговорила Ценнайра, почувствовав, как в ней возрождается надежда.

Брахт покачал головой:

— Только не я. С творениями Аномиуса я не хочу иметь ничего общего.

— Дай его мне, — предложила Катя и улыбнулась. — Если ты ещё мне доверяешь.

— Возьми, — Брахт передал ей маленький свёрток. — Тебе я доверяю, но…

Он посмотрел на Ценнайру и Очена. Катя сунула зеркало под кольчугу и повернулась к зомби.

— Если ты нам воспротивишься, я разобью его, — предупредила она, — и, если это будет в моих силах, убью и тебя.

Ценнайра согласно кивнула. Огромная тяжесть свалилась с её плеч, хотя Каландрилл по-прежнему избегал её взгляда.

— Я вас не предам, — сказала она, обращаясь скорее к Каландриллу. — Я многому у вас научилась и буду помогать, чем смогу. Даже если это приведёт меня к смерти. Я постараюсь вернуть себе сердце, если такое возможно. Вы можете не доверять мне, но я ещё раз повторяю: я вас не предам. Даю слово.

— Слово?

Голос Брахта разбил зарождающуюся надежду, и Ценнайра, ищя поддержки, повернулась к Каландриллу. Тот мрачно смотрел в землю. Ей стало совсем обидно.

Чазали позвал Очена к погребальным кострам. Троим друзьям и Ценнайре представлялась возможность поговорить с глазу на глаз, но Каландрилл был настолько смущён, что ему было не до беседы. Ему хотелось побыть одному или ещё послушать колдуна, дабы разобраться в том хаосе, что царил у него в голове. Он не мог отрицать, что любит Ценнайру. И это — единственный факт, за который можно было твёрдо ухватиться. О возможных последствиях Каландрилл предпочитал не размышлять. Во что превращала его столь странная любовь? В чудище, в некрофила? Да, верно, Очен утверждает, что Ценнайра из плоти, что в жилах её течёт кровь, что она обладает человеческими чувствами. И все же кровь бьётся у неё в жилах благодаря колдовству Аномиуса, а кости и мускулы, скрытые под плотью, обладают невероятной силой. Губы её мягкие и живые, но что, если и это — результат колдовства? Она обещает ему помощь, несмотря на месть её создателя и на риск быть уничтоженной. Но можно ли ей доверять? Брахт говорит, что Каландрилл заколдован. Может, он прав? Может, Каландрилл позволил ей обмануть себя? Отчаяние, серое и бесцветное, вдруг овладело им, как тогда в форте, когда Рхыфамун украл у него цель и лишил его решимости. Он почему-то вспомнил трактаты, прочитанные им в Секке, и диссертации, которые листал в дворцовых библиотеках. Он вспомнил о вампирах, о том, как они поступают с людьми.

Может, и он позволил себя очаровать? Может, чувства, влёкшие его к Ценнайре, — это колдовство? Каландрилл заставил себя поднять на неё взгляд и увидел перед собой только красивую женщину с огромными карими глазами, которые смотрели на него с испугом. Чего она боится? Конечно же, не меча — к нему она уже прикасалась, и меч не причинил ей вреда. И магии Очена ей опасаться ни к чему. Вазирь может её уничтожить. Но он поддержал её. И все же она подавлена и смущена Каландрилл видел в ней только женщину, измученную, перепуганную женщину. И он пожалел о том, что не может улыбнуться.

Юноша вздрогнул, когда Брахт позвал его в сторону.

— Может, поговорим с глазу на глаз?

Каландрилл обвёл рукой лагерь котузенов, столпившихся вокруг погребальных костров и распевавших молитвы вместе с Оченом, и сказал:

— Мы и так одни.

— Правда?

Брахт холодно посмотрел на Ценнайру; та встала и тихо произнесла:

— Я не буду вам мешать.

Поправив грязные кожаные доспехи, она отошла — одинокая, с опущенной головой. Брахт несколько мгновений глядел ей вслед, затем встал и поманил Каландрилла и Катю за собой. Он подвёл их к лошадям, щипавшим траву, и вороной жеребец приветственно заржал, когда керниец погладил его лоснящуюся шею.

Не спуская глаз с Ценнайры, Брахт тихо спросил:

— Она нас слышит?

— Она видит сквозь ночь, — сказала Катя, — думаю, и слышит не хуже.

— Да какая разница? — глухо вмешался Каландрилл.

— Она знает каждый наш шаг, — проговорил керниец, — и я до сих пор не уверен, можем ли мы доверять колдуну.

— Дера! — тяжело вздохнул Каландрилл. — Он прав: у нас нет выбора.

— Именно об этом я и хочу поговорить, — заявил Брахт. — Мне наше положение вовсе не нравится.

«Мне тоже, — подумал Каландрилл. — Я бы предпочёл, чтобы Ценнайра была обыкновенной женщиной, а не творением магии. Дера! Было бы лучше, если бы мы вообще её не встретили или я бы её не полюбил. Но я люблю и боюсь, тут уж ничего не поделаешь». Вслух же он спросил:

— Что ты предлагаешь?

— Надо уходить, — сказал Брахт.

— И заблудиться? В этой незнакомой стороне? — Катя покачала головой. — Очену я доверяю. Я считаю, он говорил правду про войну. В Анвар-тенг мы сможем пройти только с ним.

— И не забывай ещё про гиджану, — заметил Каландрилл. — Если в Памур-тенге нам удастся побеседовать с гиджаной, то она, возможно, развеет наши сомнения.

— А кто сказал, что мы можем доверять гиджане? — возразил Брахт. — Ценнайра — творение Аномиуса, он сделал её такой, какая она есть. А Аномиус наш враг. Очен знал это, но скрыл.

Каландрилл кивнул, борясь с охватившим его отчаянием.

— А что случилось бы, — спросил он, — если бы Очен сразу нам все рассказал?

Брахт нахмурился, сжав эфес меча. Катя медленно произнесла:

— Мы бы бросили её или попытались убить.

— Так и надо было поступить, — сквозь зубы пробормотал керниец.

— Очен считает, что ей отведена определённая роль, — пожал плечами Каландрилл, — и, каковы бы ни были её причины, она спасла меня.

— Ахрд! — Брахт сердито рубанул рукой воздух. Жеребец всхрапнул, раздув ноздри. — Мы уже об этом говорили — она повинуется своему хозяину, не более того.

Гнедой прикоснулся сзади к волосам Каландрилла. Ласка животного придала юноше сил, и Каландрилл погладил его по бархатистой морде.

— Может быть, а может, и нет. В одном я уверен: я ей глубоко признателен. Кто знает, может, она руководствовалась… — он помолчал, — любовью?

— Да как может любить бессердечное создание? — воскликнул Брахт.

— Очен настаивает, что Ценнайра обладает чувствами — сказала Катя. — Даже если она спасла Каландрилла по приказу Аномиуса, после того она могла убежать. Подумай об этом, Брахт. Ценнайра знала, что разоблачает себя.

• Предыдущая
• 54/97
• Следующая