На игле - Уэлш Ирвин - Страница 11

• Предыдущая
• 11/72
• Следующая

Стиви приступил. Никола внимательно слушала. Картошка сочувственно кивал, то и дело повторяя: «Тяжко, бля…»

Он чувствовал, что выставляет себя полным идиотом, но остановиться уже не мог. Каким же занудой он предстал перед Николой, даже перед Картошкой! Он говорил без умолку. Картошка, в конце концов, ушёл, его сменила Келли. К ним присоединилась Линда. Из прихожей послышались футбольные песни.

Никола дала практический совет:

— Позвони ей, подожди, пока она сама позвонит, или съезди к ней.

— СТИВИ! КУДА ТЫ ЗАПРОПАСТИЛСЯ, СУКИН ТЫ СЫН? — Заревел Бегби. Стиви буквально выволокли в гостиную. — Замолаживаешь на кухне прынцесс, ёб твою мать? Так ты ещё хуже, блядь, чем вон тот потаскун, этот ёбаный джазовый пурист. — Он показал на Дохлого, сосавшегося с тёлкой, которую он до этого клеил. Кто-то подслушал, как он назвал себя перед ней «джазовым пуристом».

Стиви впал в уныние. При таком шуме ни за что не услышишь звонка.

— Заткнитесь сейчас же! — закричал Томми. — Это моя любимая песня. — «Вулфстонс» пели «Баннский берег». Томми и ещё несколько человек подпевали.

Когда «Тонсы» запели «Джеймса Конолли», некоторые даже прослезились.

— Великий бунтарь, бля, великий, бля, социалист и великий Ирландец. Джеймс Конолли, ёбать его мать, — сказал Гев Рентону, и тот угрюмо кивнул.

Одни продолжали петь, другие пытались поддержать разговор о музыке. Но когда заиграли «Парни из Старой Бригады», то подхватили все. Даже Дохлый перестал на время лизаться.

— Пой, сука! — сказал Томми, ткнув Стиви локтем под рёбра. Бегби сунул ему в руку ещё одну банку пива и обнял за шею.

Это пение будоражило Стиви. В нём сквозило какое-то отчаяние. Казалось, будто громкое пение сплачивает их в одно могучее братство. Эта песня призывала «взяться за оружие» и не имела никакого отношения к Шотландии и Новому году. Это была боевая музыка. Стиви не хотел ни с кем воевать. Но эта музыка была прекрасна.

Обильные возлияния не только заглушали, но и одновременно обостряли похмелье. Оно грозило стать таким огромным, что вызывало неподдельный ужас. Они не перестанут пить до тех пор, пока не прочувствуют эту музыку всем своим нутром, пока не выжгут дотла весь адреналин.

В коридоре зазвонил телефон. Джун подошла к аппарату. Бегби вырвал трубку у неё из рук и прогнал её. Она заплыла обратно в гостиную, как привидение.

— Кто? КТО-КТО? КОГО? СТИВИ? ХОРОШО, ОДНУ МИНУТУ. КСТАТИ, С НОВЫМ ГОДОМ, ЦЫПКА… — Франко положил трубку. -…кто б это мог быть?… — Он зашёл в гостиную. — Стиви. Тебя там какая-то краля спрашивает. Полный рот шаров, бля. Короче, из Лондона.

— Ах ты ж засранец! — засмеялся Томми, когда Стиви вскочил с дивана. Ему уже полчаса хотелось в туалет, но он боялся, что не дойдёт, потому что нетвёрдо держался на ногах. На сей раз ноги его не подвели.

— Стив? — Она всегда называла его «Стивом», а не «Стиви». Все притихли. — Где ты был?

— Стелла… где я был?… Я звонил тебе вчера. Где ты сейчас? Чем ты занимаешься? — Он чуть было не спросил, с кем она, но вовремя спохватился.

— Я была у Линны, — сказала она. Ну конечно. У сестры. В Чингфорде или в каком-нибудь другом, таком же скучном и отвратном местечке. Стиви почувствовал прилив радости.

— С Новым годом! — сказал он с облегчением, переполняемый счастьем.

Раздался «бип», и ещё одна монетка опустилась в автомат. Стелла звонила не из дома. Где она? В баре с Миллардом?

— С Новым годом, Стив. Я на Кингс-Кросс. Через десять минут сажусь на эдинбургский поезд. Сможешь встретить меня на вокзале в десять сорок пять?

— Чёрт возьми! Ты шутишь?… Бляхомуха! Я буду там ровно в десять сорок пять. Как штык. Вот это Новый год. Стелла… то, что я говорил тебе вчера вечером… знаешь, всё это очень серьёзно…

— Это хорошо, потому что мне кажется, что я тебя люблю… я всё время думала о тебе…

Стиви чуть не захлебнулся. На глаза навернулись слёзы. Одна из них сорвалась и покатилась по щеке.

— Стив… ты в порядке? — спросила она.

— Как никогда, Стелла. Я люблю тебя. Я не вру, без балды.

— Чёрт… деньги кончаются. Не мучай меня, Стив, мне не до шуток, чёрт возьми… Увидимся без четверти одиннадцать… Я люблю тебя…

— Я люблю тебя! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! — Ещё один «бип», и линия разъединилась.

Стиви держал трубку с такой нежностью, будто она была частью её самой. Потом повесил её и сходил в туалет. Он ещё никогда не был так счастлив. Зловонная моча плескалась на дне унитаза, а Стиви переполняли сладкие мысли. Им овладела жгучая любовь ко всему миру. Наступил Новый год. Как в старые добрые времена. Он любил всех, а особенно Стеллу и своих друзей на вечеринке. Своих товарищей. Простодушных бунтарей: соль земли. Несмотря ни на что, он любил даже джамбо. Они тоже были хорошими людьми и просто болели за свою команду. В этом году он пригласит многих из них к себе в гости, независимо от исхода игры. Стиви будет водить Стеллу на вечерины по всему городу. Это будет великолепно. Футбольные разногласия — глупость, несусветная чушь; они мешают объединению рабочего класса и обеспечивают безраздельную гегемонию буржуазии. Стиви всё это хорошо для себя уяснил.

Он вернулся в комнату и поставил песню «Проклеймерсов» «Солнце над Лейтом». Ему хотелось отметить тот факт, что, куда бы он ни уезжал, этот город навсегда останется его родиной, а эти люди — его друзьями. Кое-кто начал было возмущаться. Но свистки, раздавшиеся после того, как Стиви снял предыдущую пластинку, сразу же утихли, когда все увидели, что он сияет от счастья. Он изо всей силы хлопал по спине Томми, Рентса и Попрошайку, громко пел и танцевал с Келли, не заморачиваясь по поводу того, как окружающие восприняли его внезапное преображение.

— Молодец, что вернулся к нам, — сказал ему Гев.

В течение всего матча он был в приподнятом настроении, тогда как остальные заметно приуныли. Он снова отдалился от своих друзей. Вначале он не мог разделить их счастья, а теперь не мог понять их отчаяния. «Хибсы» проигрывали «Сердцам». Обе команды создали ничтожное количество голевых ситуаций. Это был какой-то детский сад, но «Сердца», по крайней мере, провели несколько успешных атак. Дохлый схватился за голову. Франко злобно поглядывал на болельщиков «Сердец», плясавших на другом конце поля. Рентс кричал: «Тренера на мыло!» Томми и Шон спорили об оборонительных просчётах, пытаясь найти виноватого в том, что забили гол. Гев обвинял судью в масонских симпатиях, а Доузи оплакивал прошлые неудачи «Хибсов». Картошка (торчок) удолбался, а Второй Призёр («синяк») ужрался до потери пульса. Они остались на флэту, их билеты годились разве что на корм тараканам. Но для Стиви всё это не имело сейчас никакого значения. Он был влюблён.

После матча он попрощался со всеми и отправился на вокзал встречать Стеллу. Основная масса болельщиков «Сердец» двинулась в ту же сторону. Стиви успел забыть об этой тяжёлой энергетике. Один парень крикнул ему что-то в лицо. «Эти суки выиграли четыре-ноль, — подумал он. — Чего они, падлы, хотят? Крови?»

По пути на вокзал он проглотил несколько плоских насмешек. «Могли б придумать чего-нибудь поумней, чем „ирландский ублюдок“ или „конченый фений“, — подумал он. Один „герой“, подстрекаемый лающими друзьями, попытался поставить ему сзади подножку. Ему пришлось снять шарф. Какой дурак об этом узнает? Он теперь лондонский парень, и какое отношение имеет всё это дерьмо к его теперешней жизни? Ему даже не хотелось отвечать на собственный вопрос.

• Предыдущая
• 11/72
• Следующая