Иосип Броз Тито. Власть силы - Уэст Ричард - Страница 89

• Предыдущая
• 89/109
• Следующая

Между пастухами из Столаца, в основной своей массе мусульманами, и боснийскими сербами Улогского района возникли серьезные трения. У входа в небольшую хижину, крытую соломой, мусульманин по имени Михан с желтой бородой и пронзительными голубыми глазами угостил нас хлебом с густыми топлеными сливками, а затем поведал о своих бедах. Ночью медведь задрал у него восемь ягнят. Но это было не все. С давних пор люди из Столаца пригоняли сюда пастись свой скот. Прошлой ночью к Михану явились семь крестьян и два милиционера и угрожали ему ножами и пистолетами. Мы прибыли в Улог, раскинувшийся по обеим сторонам Неретвы в ее верхнем течении. Неподалеку отсюда в 1943 году партизаны расстреляли итальянских солдат, попавших к ним в плен, и бросили трупы в реку. Этим они хотели напугать своих соотечественников, живших в Мостаре. Жители Улога, в особенности местные милиционеры и учитель, отнеслись к нам почти с такой же враждебностью, как и к пастухам из Столаца. Городские мальчишки по очереди стреляли из пневматического ружья по женщинам, переходившим мост.

Спустя двадцать лет я опять побывал в Столаце в начале июня, но обнаружил, что поголовье овец, когда-то насчитывавшее десятки тысяч животных, теперь сократилось во много раз. Там, где наш джип ехал в свое время по лугам, были проложены шоссе и даже стояли посты дорожной милиции с рациями. Исход населения в города или на работу в Западной Европе привел к упадку сельского хозяйства. Рабочих рук в деревнях почти не осталось. В Герцеговине нам повстречалась пастушка с небольшим стадом, которая рассказала, что теперь гонять овец в Боснию стало невыгодно и что волки по-прежнему представляли опасность. К сожалению, уменьшение численности населения в Восточной Боснии-Герцеговине не сопровождалось ослаблением трений между православными христианами и мусульманами.

Югославский журналист, который приехал со мной в надежде сфотографировать многочисленные отары, читал в одном из белградских журналов статью о сербской деревне, часто подвергавшейся набегам медведей. В ней говорилось, что жители Ягостицы на горе Тара, возвышавшейся над рекой Дриной, дошли до отчаяния. Медведи крали их фрукты, убивали овец и кур и даже иногда нападали на людей. Приводились слова секретаря местной партячейки Любомира Согалоевича: «Тут уже дело не в либерализме или национализме, а гораздо хуже – в медведях. Это настоящее нашествие, и поэтому мы постоянно поднимаем этот вопрос на наших партийных собраниях. Мы уже начали подумывать о том, чтобы вообще переселиться отсюда».

Сначала мы поехали в город Вышеград, который вдохновил Ибо Андрича на создание эпического романа из боснийской истории – «Мост на Дрине». Отель был набит до отказа, и мы переехали по мосту на другую сторону, в маленький сербский городок Кремну. Здесь обнаружилось, что местные действительно постоянно говорят о медведях. «Несколько лет назад их много пришло сюда через реку из Боснии, – рассказывал нам хозяин гостиницы. Они любят плавать и кувыркаться в воде. Потом у них образовалось нечто вроде бригады и они стали хозяйничать во всем районе. Все же фермеры добились разрешения отстрелять несколько зверей, и медведи немного попритихли».

Мы подъехали к лесничеству, где в ответ на наш вопрос один из лесорубов ухмыльнулся: «Стало быть, вы читали „Иллюстрированную политику“. Он намекнул, что власти нарочно раздували шумиху насчет медведей, чтобы под этим предлогом переселить жителей горной деревни на равнину. В противном случае им пришлось бы прокладывать туда дорогу и тянуть линию электропередачи, а это стоило недешево.

Шестидесятидевятилетняя женщина, Тяна Дукич, повела нас на гору Тара.

Тяна приходила сюда за покупками и теперь несла их в узелке, свисавшем с конца палки, лежавшей у нее на плече. Несмотря на этот груз, все два часа, что мы поднимались на гору Тара, она задавала темп, ловко перепрыгивая через горные ручьи и ни разу не поскользнувшись на еловых иголках или грязи. Она даже не запыхалась и, сохраняя нормальный ритм дыхания своих сильных легких жительницы гор, поведала нам историю своей жизни:

В последний год жизни Тито пошли слухи, что религиозная рознь в Боснии-Герцеговине может усугубиться из-за усилившегося влияния исламского фундаментализма. Стали раздаваться даже призывы к джихаду, или священной войне. В начале 1979 года в Иране был свергнут шах, и к власти пришел аятолла Хомейни, а в конце того же года Советский Союз ввел свои войска в Афганистан, что вызвало возмущение среди мусульманского населения этой страны. В начале 1980 года, когда Тито лежал при смерти, я отправился в Сараево, чтобы выяснить, нет ли там своего, боснийского аятоллы. Один из первых же мусульман, встреченных мною, старик лет восьмидесяти, представился аятоллой, но поскольку он усиленно прикладывался к рюмке со сливовицей, курил и рассказывал в баре скабрезные анекдоты, видно было, что к Хомейни у него нет почтения. Сама идея исламского фундаментализма многим боснийцам казалась смехотворной, а мулла в мечети XVI века, стоявшей за отелем «Европа», сказал, что на это нет ни малейших шансов. Мусульмане, живущие в Европе, всегда принадлежали к суннитской, а не шиитской ветви ислама и всегда проявляли терпимость по отношению к людям, исповедовавшим иные веры. Поскольку боснийские мусульмане-славяне, они не ощущают никаких расовых уз с турками, которые, в свою очередь, с пренебрежением относятся к арабам.

Боснийские последователи ислама всегда роднились браками с христианами, так что большинство древних родов Сараева и Мостара – это смесь мусульманской, сербской и хорватской крови. Боснийские мусульмане любят приударить за женщинами не меньше, чем посидеть за чаркой. «У них одно на уме – бегать за каждой юбкой», – сказала мне, улыбаясь, сербка, живущая в мусульманском квартале. На витринах Сараева, как и по всей Югославии, выставлены откровенно порнографические издания, которые могли бы шокировать даже многих западных читателей, не говоря уже о мусульманских фундаменталистах. Даже серьезные журналы считают полезным делом поместить на обложке голую красотку и отвести под эротику несколько последних страниц. В одном таком журнале, имевшем на развороте изображение негра, одновременно совокуплявшегося с двумя женщинами, была напечатана интересная, содержательная статья, где ставился вопрос, не захотят ли советские мусульмане повторить исламский пуританизм Афганистана и Ирана. Автор полагал, что эта проблема стоит перед Советским Союзом, а не Югославией.

Беззаботность и уверенность в себе и своем будущем – вот что преобладало в настроении подавляющего большинства людей, с которыми мне доводилось встречаться в феврале 1980 года в Сараеве. Одна характерная деталь – футбольная команда этого города занимала ведущее место в первой лиге и, похоже, прочно обосновалась там. «Это все связано с политикой, – втолковывал мне один болельщик-энтузиаст. – В прошлый раз, когда вы были здесь, лидировали три команды – „Партизан“, „Красная звезда“ и „Гайдук“ из Сплита. Все они получали финансовые дотации по политическим причинам. „Партизан“ – это армейская команда, „Красная звезда“ – партийная, а „Гайдук“ – хорватская: они хотели хоть этим угодить старым, бедным хорватам. А теперь на игроков свободный рынок – и Сараево вышло в лидеры».

• Предыдущая
• 89/109
• Следующая