Плата за страх - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 14

• Предыдущая
• 14/58
• Следующая

В комнате находились двое мужчин, оба лет пятидесяти с небольшим, одетые в штатское. Тот, что сидел на диване, был худой и долговязый, с густыми седеющими волосами и изрезанным морщинами бледным лицом. Другой, за письменным столом — очевидно, капитан Линтер, — лысеющий грузный мужчина, судя по всему, был в курсе того, что меня вышвырнули из полиции: он глянул на меня с нескрываемым отвращением и произнес:

— Значит, вы — Тобин.

Я ничего не ответил по той причине, что говорить было нечего.

Он повернул голову со словами:

— Это капитан Дрисколл, двадцать седьмой отряд.

— Рад познакомиться, — произнес я, и капитан Дрисколл ответил кивком.

— Капитан Дрисколл желает поговорить с вами по делу об убийстве, свидетелем которого вы оказались, происшедшем на его участке, — объявил он и, снова повернув голову, добавил:

— Что ж, он в вашем полном распоряжении, — и поднялся на ноги. — Я буду в коридоре.

Капитан Дрисколл поблагодарил его, подождал, пока капитан Линтер выйдет из кабинета, затем поглядел на меня и сказал:

— Присаживайтесь, Тобин.

— Спасибо. — Я уселся на деревянный стул недалеко от него. Он достал трубку и темный кожаный кисет и, не отрывая глаз от трубки, которую набивал табаком, произнес:

— Вы проходите свидетелем по делу об этом двойном убийстве на моем участке.

— Да, я был там.

Он поглядел на меня, затем снова на кисет и трубку.

— Почему вы там оказались?

— Меня попросила прийти Робин Кеннеди. Она — моя родственница, троюродная сестра.

— Почему она вас об этом попросила? — Он отложил кисет и посмотрел мне прямо в глаза. Я объяснил:

— Ее друзьям из этого кафетерия не давал покоя какой-то полицейский в штатском. Они не знали, чего он хочет — может, денег, и она попросила меня с ним поговорить.

Он медленно кивнул, засунул трубку в рот и начал охлопывать себя по карманам в поисках спичек.

— У меня к вам есть еще один вопрос, — сказал он. Я вынул из кармана спички и протянул ему. Видя, что он выжидательно смотрит на меня, я спросил:

— Какой?

— Спасибо, — поблагодарил он и, взяв спички, закурив трубку и выпустив дымок, продолжал:

— Мне кажется, вы обвиняете одного из моих людей в вымогательстве. — Он задул все еще горевшую спичку, наклонился, чтобы бросить ее в пепельницу на столе капитана Линтера, отклонился на спинку дивана и снова поглядел на меня. — Вы располагаете какими-нибудь свидетельствами в пользу этого обвинения?

— Мне следовало догадаться, — ответил я. На его лице обозначилось недоумение.

— О чем вам следовало догадаться?

— Я слишком давно не имел дела с полицией, — объяснил я. — Иначе бы я догадался, зачем ко мне приехали. Мне следовало сообразить, что капитан полиции не явится сюда ради того, чтобы допрашивать меня по делу об убийстве.

— Боюсь, что я не улавливаю хода ваших мыслей, — признался он.

Вынув трубку изо рта, он держал ее в руке, с риском дать ей погаснуть. В другой его руке все еще были мои спички.

— Давайте снова пройдемся по моему заявлению, — попросил я.

— Не вижу в этом необходимости.

— Это не займет много времени.

Он пожал плечами, спохватился, что держит в руке мои спички и потянулся, чтобы вернуть их мне.

— Благодарю, — сказал я. — Робин Кеннеди сообщила мне, что какой-то полицейский в штатском обратил их внимание на некоторые нарушения, касающиеся кафетерия. Они не совсем хорошо поняли, что от них требуется, поэтому она попросила меня поговорить с этим человеком и выяснить, что им нужно делать.

Он нахмурился:

— Вы меняете свои показания?

— Нет, просто формулировку, — ответил я. — Продиктовать? Я слишком поторопился, не дав ему времени подготовиться к такому обороту событий. Он сказал:

— В своем первоначальном заявлении вы обвинили инспектора Донлона в попытке вымогательства. Теперь вы хотите изменить заявление. Значит, в прошлый раз вы солгали?

— Ничуть, — возразил я. — Я готов подтвердить каждое слово. Но теперь мне ясно, что мои слова можно не правильно истолковать, поэтому я хочу сделать поправки к первоначальному заявлению и заменить его новым.

— Если у вас есть доказательства не правомочных действий одного из моих подчиненных, — сказал он, — вы можете представить их. Я никого не покрываю.

— У меня нет доказательств.

— Все равно мне кажется, — решил он, — что ваше первоначальное заявление может служить основанием для разбирательства.

— Нет. Я только передал те подозрения, которыми со мной поделилась Робин Кеннеди. Я не сообщал, верю я ей или нет.

— Вы ей верите?

— У меня нет на этот счет своего мнения.

К этому моменту наша взаимная неприязнь резко возросла, и мы не находили нужным ее скрывать. Его трубка в правой руке погасла. Он спросил:

— Вы всегда были таким циником, Тобин? Или в вас говорит ожесточение против полиции?

— Я знаю, как устроен этот мир, — ответил я. — Вы вряд ли захотите заставить меня придерживаться первоначального заявления.

Я видел его колебания и знал, чем они вызваны. Он пришел сюда с определенной целью и добился ее слишком легко. Капитан приготовился к тому, что из меня придется в поте лица вышибать новое заявление о Донлоне, а вместо этого я сам предложил изменить свои показания, не дав ему даже опомниться. Ему предстояла неприглядная работенка, мы оба это знали, а я пошел ему навстречу с такой готовностью, что он поневоле оказался в одной упряжке со мной, стал мне обязанным, а ему претила даже мысль сотрудничать со мной.

И все же деваться ему было некуда. Он медленно покачал головой, поглядел на свою погасшую трубку, затем снова на меня и проговорил:

— Вы хотите сделать новое заявление?

— Естественно.

— Ладно, займусь-ка я поисками стенографиста, — пробурчал он и с неохотой поднялся на ноги.

— Спасибо, — многозначительно произнес я, явно дав ему понять, что это он должен меня благодарить.

Он вышел, не сказав ни слова.

У меня не было сомнений в личной честности капитана Дрисколла. Если бы я и в самом деле представил ему неоспоримые доказательства, что инспектор Эдвард Донлон вымогал взятку, капитан Дрисколл, безусловно, выполнил бы по отношению к тому свой служебный долг. С другой стороны, я не сомневался, что капитан Дрисколл и без того знал всех своих людей как облупленных и был в курсе, кто в его отряде нечист на руку, но предпочитал не выносить сор из избы и помалкивал до поры до времени, пока никто не засветился.

• Предыдущая
• 14/58
• Следующая