Восковое яблоко - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 27

• Предыдущая
• 27/39
• Следующая

– Оставьте их. – Мне пришлось кричать, чтобы меня услышали: шум становился все сильнее.

Но тут дверь в столовую резко распахнулась, ударившись о стену, и в столовую вбежали трое мужчин. Первые двое были одеты в полицейскую форму и скроены по той же мерке, что и О'Хара и Мерривейл: молодые мускулистые блондины с замкнутым выражением лица. За ними следовал мужчина лет сорока пяти, среднего роста, коренастый, с тяжелым подбородком. На нем был измятый коричневый костюм, легкая белая рубашка и узкий желтовато-коричневый галстук. Его лицо было перекошено от ярости.

Первым заговорил именно он. Его голос перекрыл и визг, и шум, и все остальное.

– Вы двое, прекратите!

Дерущихся остановили полицейские в форме. Они подбежали к катающимся по полу парням и наклонились над ними, орудуя дубинками: полицейские действовали быстро и методично, их руки с черными деревянными дубинками поднимались и опускались в унисон, а на лицах не отражалось ничего, кроме угрюмой сосредоточенности на этом процессе.

– О Господи! – закричал Стоддард и прежде, чем я успел его удержать, вскочил с места и кинулся туда, пытаясь схватить дубинки.

Его отшвырнули прочь, скорее равнодушно, нежели злобно, и он упал на стол, за которым съежившись сидели Роуз Акерсон и Молли Швейцлер. Крики уже затихли, все смотрели на происходящее в полном оцепенении. Когда Стоддард свалился на их стол, Роуз и Молли испуганно пискнули, этот писк прозвучал удивительно громко в наступившей тишине.

Избиение внезапно прекратилось, полицейские разогнулись – каждый держал за предплечье одного из парней, поднимая его на ноги.

Вид у них был ужасающий. У обоих была рассечена голова, тонкие струйки крови, размазываясь по лицу, стекали со лба и за ушами. Рот О'Хары был разбит и кровоточил, нос Мерривейла тоже. Оба были потрясены и находились в полубессознательном состоянии. Когда их волокли из столовой, они даже не пытались сопротивляться.

Мы смотрели им вслед. Стоддард стоял, прислонившись к столу Роуз и Молли, глядя на уходящих, на его лице отражалась смесь недоверия и самого мрачного фатализма.

После того как полицейские вышли из комнаты, уводя с собой О'Хару и Мерривейла, мужчина в коричневом костюме оглядел всех нас так, словно считал, что все мы состоим в тайном сговоре, но собирался вывести нас на чистую воду.

– Кто из вас Тобин? – спросил он.

Я встал, внезапно занервничав и испугавшись. В желудке начались колики, а прямо под ребрами образовался жесткий комок нервов.

– Я, – почему-то фальцетом ответил я. – Прочистив горло, я повторил:

– Я Тобин.

Он посмотрел на меня:

– Здесь все постояльцы, Тобин?

– Все, за исключением двоих.

– Приведите их, – приказал он мне. – Я хочу, чтобы все оставались здесь, пока их не вызовут. Приведите тех двоих и предупредите их тоже. А потом спускайтесь в кабинет Камерона. Я хочу поговорить с вами.

– Я не знаю, где их комнаты.

– Тогда возьмите с собой кого-нибудь, кто знает. Боб Гейл сразу же вскочил:

– Я пойду с вами.

Я взглянул на него, сожалея о том, что у него не хватает здравого смысла, чтобы не привлекать к себе внимание. Но делать было нечего – оставалось только кивнуть и сказать:

– Хорошо.

– Поторопитесь, – распорядился человек в коричневом костюме и вышел из столовой, хлопнув дверью.

Уолтер Стоддард на негнущихся ногах подошел к нашему столу и оперся руками о спинку стула:

– Так вот они какие.

– Мы не должны делать поспешных выводов, – предостерег я, но в моем голосе не хватало уверенности.

То, что мы сейчас видели, было из разряда низкопробных полицейских штучек, о которых мне доводилось слышать и раньше. О'Хара и Мерривейл не нанесли друг другу никаких увечий. Это сделала полиция, одним этим настроив против себя всех потенциальных свидетелей и затруднив расследование убийства.

Это предубеждение распространилось и на меня тоже. Я не хотел быть эмиссаром человека в коричневом костюме и приводить сюда Дорис Брейди и Николаев Файка, но стал им в их глазах, теперь все знали, что я и сам был почти что полицейским, и я сразу превратился для них в человека из вражеского лагеря.

Но на самом деле я не принадлежал ни к одному лагерю. Для человека в коричневом костюме уже никогда не буду полицейским, а для этих людей я перестал быть постояльцем “Мидуэя”. Я был восковым яблоком и в той и в другой корзине.

Боб Гейл оторвал меня от моих мыслей:

– Мы должны идти, Митч. – У него по-прежнему не хватало ума соблюдать между нами четко определенную дистанцию, а это могло ему дорого обойтись.

Я кивнул ему и сказал Стоддарду:

– Будем надеяться на лучшее.

Он холодно посмотрел на меня и ничего не ответил. Я неохотно отвернулся, и мы с Бобом пошли к выходу. Я чувствовал, что на нас смотрят. Страх, царивший в столовой, ощущался почти что кожей. Прежде чем закончится день, случится не одна истерика.

За дверью стоял полицейский. Это был здоровенный парень с рыжими волосами, выбивающимися из-под форменной фуражки, с добродушным деревенским лицом, дружелюбный и, судя по всему, доверчивый. Именно он охранял тело Дьюи, пока не подъехали его начальники и “скорая помощь”. Он посмотрел на нас. У него были странные глаза: вокруг зрачка – белый ободок. Мне понадобилась секунда, чтобы понять, что он тоже напуган, и глаза выдают его страх, как это бывает у лошадей.

Ну, конечно. Это “Мидуэй”, а мы – его постояльцы, а для местных все постояльцы “Мидуэя” – чокнутые. Целый дом, полный сумасшедших, – вот что они о нем думают. И этот парень, которому не больше двадцати пяти, охраняет дверь, за которой находятся двадцать сумасшедших.

Я обратился к нему, чтобы как-то подбодрить его:

– Я Тобин, меня попросили привести сюда остальных постояльцев.

– Да, сэр, – сказал он с явным облегчением, – капитан Йонкер мне говорил. Он не смотрел на Боба Гейла, предпочитая сосредоточить все свое внимание на мне, по его предположению достаточно здравомыслящем человеке.

Мы пошли дальше, и я пропустил Боба вперед, чтобы он показывал дорогу. Мы направились к черной лестнице, и когда мы миновали первый поворот. Боб взволнованно прошептал:

– Что нам делать, Митч?

– Привести Дорис Брейди и Николаев Файка.

– Я не это имею в виду. Нам надо что-то предпринять! Копам не найти убийцу, и вы это знаете. Они только доставят всем кучу неприятностей.

– Нам не следует вмешиваться в действия полиции. Представляю, какие неприятности мы себе наживем, если попробуем что-то предпринять. Я поговорю с доктором Камероном о том, что случилось с О'Харой и Мерривейлом, но остальное пусть решает он сам. Поверь мне. Боб, мы с тобой можем только все испортить.

– А если мы сами найдем убийцу? – Он был взвинчен до предела и сам не понимал, что говорил, хотя и думал, что ведет себя совершенно разумно. – Передадим убийцу этому капитану, как там его...

– Йонкер, – напомнил я, – капитан Йонкер.

– Если мы передадим убийцу капитану Йонкеру, – решительно продолжал Боб, – ему незачем будет здесь болтаться.

– Мы не знаем, кто убийца, – возразил я. – К тому же, Боб, мы не можем заниматься поиском, когда в доме полно людей Йонкера.

Мой ответ ему не понравился.

– Мы могли бы попытаться!

– Нет.

– Вы хотите сказать, что даже не попытаетесь? Не понимаю, как вы можете? Разве вы не видели, что они сделали с...

– Я видел. У меня больше опыта, чем у тебя. Боб, поэтому позволь мне кое-что тебе сказать. Единственная разумная вещь, которую можно сделать, когда поблизости крутятся такие люди, – это стать тише воды и ниже травы. И надеяться, что тебя не заметят. А если все же заметят, то следует вести себя еще тише, не раздражать их, потому что у них власть и сила. Ты с ними не можешь ничего сделать, а они с тобой могут сделать очень многое, и тебе лучше поскорее понять это.

• Предыдущая
• 27/39
• Следующая