Райский сад дьявола - Вайнер Аркадий Александрович - Страница 42
- Предыдущая
- 42/106
- Следующая
Полк с завистью наблюдал, как Харки самозабвенно легко управляется с жизнью, которая вся до остатка принадлежала ему – вроде огромного поджаристого, ароматного «омаха-стейка» на тарелке. После университета Харки легко прошел через юридическую школу, с невероятной быстротой сдал экзамен на вступление в адвокатскую корпорацию – «бар», тот самый кошмарный «бар», который трижды проваливал младший Джон Кеннеди, и сразу же Харки приняли в самую престижную юридическую компанию «Эйкен – Гамп». Переехал в Техас, в Хьюстон – поближе к тревожащему кровь запаху нефти, – и исчез из жизни Полка. Надолго.
А год назад возник в скромной должности Верховного судьи Манхэттена. Ни больше ни меньше. Когда Полку первый раз надо было пойти к новому федеральному судье Харки подписать документы, он вспомнил о своем университетском одноклубнике и однокашнике грамотее Джефе, но это воспоминание никак не монтировалось с представлениями Полка о личности вершителя третьей власти в Америке.
– Здорово, Рип Ван Винкль! – заорал из своего огромного, как диван, кресла Джеф. – Добро пожаловать в храм правосудия…
А обескураженный Полк, смущенно улыбаясь, сказал:
– Здравствуйте, ваша честь… Поздравляю вас с назначением на пост верховного жреца правосудия.
Полк уже тогда знал, что все молодые судьи – противные. У них какая-то патологическая потребность казаться хуже, чем они есть на самом деле. Это происходит по трем причинам. Первая – завораживающее ощущение собственной власти. Вторая – маниакальная уверенность, что законы Хаммурапи еще не написаны и, по-видимому, этот основополагающий свод справедливости и мудрости заповедовано создать им. Третье – скрываемое изо всех сил чувство неуверенности И боязнь совершить какой-то смехотворный ляп.
С первой встречи Полк знал, что Джеф Харки – самый молодой верховный судья. За следующий год он убедился, что Харки – самый противный из всех молодых. Противность Харки, обильно питаемая двумя первыми причинами антипатичности молодых судей, бурно росла из-за полного отсутствия третьей – Джеф не только не испытывал ни малейшей неуверенности в своем опыте, знаниях и проницательности, но и не скрывал на своей розовой ряшке иронически-снисходительного выражения: «Погодите, погодите немного, мы еще покажем и объясним все этим старым пердунам!»
Поэтому по любому серьезному вопросу Полк старался попасть на прием как раз к старым пердунам, а не к Джефу, знающему бездну всякой ненужности, но совсем не понимающему смысла и тактики оперативной работы, не имеющему ни сострадательной житейской мудрости, ни способности предвидеть последствия своих решений. Джеф до смерти надоел Полку своим сердечно-лживым припевом: «Ты мне друг, Рип Ван Винкль, но закон – дороже!»
А сегодня объехать Харки не удалось, пришлось идти к нему и полтора часа собачиться, объяснять, уговаривать – ордер судьи на прослушивание телефонов Бастаняна, перлюстрацию его почты, запрос в банк о его счетах и обыск в галерее были просто необходимы.
А до этого еще полчаса сидеть и слушать, как полицейский эксперт из Вашингтон-хайтс – района, густо засиженного русскими, деликатно объяснял судье, всячески изворачиваясь и опасаясь разозлить Харки, что вчерашнее судебное определение было не правильным, ибо большое количество синяков на спине потерпевшего является не следствием жестоких истязаний, а следами варварского, но вполне безопасного русского народного обычая лечить простуду стеклянными банками…
– И что, потерпевший согласился на это добровольно? – недоверчиво переспрашивал Харки.
– Конечно! – убеждал эксперт. – У них это традиционный способ… И говорят, довольно эффективный…
– Дикари! – обескураженно качал головой Харки. – Типичные дикари!
Наконец судья вышиб эксперта и занялся делами Полка. Харки, брезгливо кривя губы и придерживая двумя пальцами бумаги Полка, как листочки использованного пипифакеа, спрашивал:
– И все это по информации какого-то бродяги? Он нам даст показания в суде?
– Скорее всего нет…
– Ага! Замечательно! И ты настаиваешь, чтобы я по такому дерьму дал разрешение на чрезвычайные следственные действия?
– Конечно! Настаиваю! – ярился Полк. – Предполагаемая мной цепь: русский, убитый в лифте аэропорта, скорее всего курьер, привез чемоданчик с золотыми зубами погибшему через двадцать минут гангстеру Лекарю… По косвенным показаниям, Лекарь возил в галерею Бастаняна какие-то произведения искусств. Не думаю, что Лекарь приобретал их на аукционе «Сотби», и Бастанян тоже в этом не сомневался…
– Стив, это все твои предположения, фантазии… Доказательной базы не существует… Ты представляешь, что с нами сделают на слушании адвокаты?!
– Вот я и собираюсь найти эти доказательства… А что касается адвокатов, то тебе надо выступить с законодательной инициативой – половину наших адвокатов депортировать в Россию. Там возникнет правовая система, а у нас станет можно дышать…
– Иди к черту…
Еще полчаса свалки и пустоговорения, и Харки подписал ордера.
– Смотри, Стив, обделаешься – я тебе голову оторву.
Они постукались, почокались своими университетскими перстнями на безымянном пальце, и Полк с облегчением и злобой отвалил, напутствуемый традиционным: «…а закон мне дороже!»
…А сейчас красавчик Майк Конолли деликатно оттолкнул Полка перед дверями галереи «Алконост» и вошел туда первым. Полк усмехнулся – несмотря ни на что, полицейские, работающие «на земле», держат их, федов, за неумех и чистоплюев.
Модный пиджачок на Майке был расстегнут, а рука под полой, на поясе джинсов…
В галерее было безлюдье, плевые картиночки по стенам, пыль, дымящаяся в косых лучах солнца, ликующий голос Глории Гейнор – «I will survive», и толстая молодая блондинка за ампирным столом в углу.
– Хай! – сказал Майк Конолли.
– Хай! – равнодушно ответила двухсотфунтовая девушка, лениво моргнув черными выпученными глазами размером с калифорнийскую сливу. Симпатичная блондиночка – у нее были пушистые усики, мечта молодого жиголо.
– Мы хотели поговорить с мистером Бастаняном, – учтиво объяснил Майк.
Девица чуть угомонила Глорию Гейнор, подвернув звук из приемника, но не выключила – она явно надеялась, что они уберутся как можно скорее.
– Ее нет здесь, – сказала девица.
– Кого – ее? – переспросил Майк.
– Мистер Бастанян…
– Это я заметил, – усмехнулся коп. – А где она, мистер Бастанян?
– Он в бизнес-трипе, – поправилась девица.
– Прекрасно! – восхитился Майк. – И где же пролегает бизнес-маршрут Бастаняна?
Девица задумалась, наклонив голову, будто прислушиваясь к советам Гейнор – как надо выживать. Потом серьезно сказала:
– Это бизнес-секрет…
Полк положил на ее шикарный ампир супину – повестку и ордер на обыск, мягко сказал:
– У вас не должно быть от нас секретов… Прочитайте и распишитесь… Вы, как я понимаю, секретарь?
Девица долго читала супину, кивнула, грустно ответила:
– Я есть здесь босс. Мистер Бастанян мой служащий… Она – агент…
– Сказка! – восхитился Майк, повернулся к Полку. – Обычная история… Эта мохнатая задница с желтой крашеной растительностью здесь босс…
Полк, нажимая голосом, спросил:
– Вы, как босс, должны знать, где ваш агент! Ну-ка, быстренько рассказывайте… И покажите, кстати, ваши документы…
Бесконечный музыкальный рассказ Глории Гейнор о том, как она все-таки выживет, несмотря на превратности любви, наконец все-таки закончился, и девица с желтой растительностью, глубоко вздохнув, достала из сумки водительские права. Там было написано – «Angel Mkrtschn».
– Это не фамилия ангела, – сказал Майк, возвращая права. – Это шпионская шифровка…
– Нормальная армянская фамилия, – пожал плечами Полк. – Мкртчан.
– У них что, нет в языке гласных звуков? – удивился Майк.
– Есть, есть, – успокоил Полк. – Для других целей…
Огромный златоглавый ангел с печальными глазами ослицы поделился своими заботами:
– У меня с именем проблемы… У американцев негибкий язык, они не могут сказать «Мкртчан»…
- Предыдущая
- 42/106
- Следующая