Черный ангел - Валтари Мика Тойми - Страница 81
- Предыдущая
- 81/121
- Следующая
Вскоре разъяренные венецианцы, моряки и солдаты, притащили к стене турецких пленных, которых выволокли из башен и подземных темниц. Часть узников, на которых сыпались сейчас пинки и удары, были турками, жившими в Константинополе и схваченными после начала осады, но большинство попало в плен во время ночных разведок боем, когда воины султана атаковали ворота святого Романа и другие участки стены. Многие турки были ранены и едва держались на ногах. В течение часа к портовой стене согнали более двухсот пленников. Венецианцы толпились вокруг; то и дело кто-то из них подходил к пленным, бил какого-нибудь турка по лицу, пинал в живот или, не глядя, протыкал мечом. Немало пленников упало и лежало на земле, другие пытались молиться и взывать в своих страданиях к Аллаху.
Джустиниани крикнул венецианцам:
– Я обращусь к императору. Это мои пленники.
Венецианцы ответили:
– Заткнись, проклятый генуэзец, а то мы и тебя вздернем.
Венецианцев было несколько сотен, и все – вооруженные до зубов. Джустиниани понял, что ничего не может сделать и что его собственная жизнь тоже в опасности. Он подошел к посланнику и попытался воззвать к его разуму:
– Я не чувствую за собой никакой вины и не отвечаю за то, что творят генуэзцы из Перы. Мы все воюем тут во имя Господа нашего за спасение христианства. Вам не принесет славы убийство этих бедняг, многие из которых – отважные воины, лишь тяжелоранеными попавшие в плен. К тому же это просто глупо, поскольку отныне ни один турок не станет сдаваться, а будет сражаться до последнего дыхания.
Посланник начал кричать с пеной у рта:
– Еще не остыла кровь наших земляков и братьев, а ты, подлый генуэзец, не стыдишься защищать турок. Ты что, собираешься получить за них выкуп, да? Ха, генуэзец продаст и родную мать, если ему хорошо заплатят! Что ж, мы покупаем у тебя пленных по сходной цене. Держи!
Он сорвал с пояса кошелек и швырнул его под ноги Джустиниани. Тот побледнел, но овладел собой и пошел прочь, знаком приказав мне следовать за ним.
Венецианцы начали вешать турецких пленников одного за другим на выступах и зубцах стены и на башне напротив места казни моряков. Повесили даже раненых, всего двести сорок турок, по шесть за каждого убитого венецианца. Моряки не побрезговали заняться работой палачей. Сам посланник собственноручно повесил одного раненого турецкого солдата.
Как только венецианцы перестали нас видеть, Джустиниани ускорил шаг. Мы встретили конный патруль – двух всадников из резервного отряда. Джустиниани приказал им спешиться и забрал коней. Мы помчались к императору. Василевс заперся в башне и замер на коленях перед иконой. Оправдываясь перед Джустиниани, Константин заявил, что вынужден был удовлетворить требование венецианцев и дать согласие на казнь, поскольку иначе они завладели бы пленниками силой, подорвав таким образом его, императора, авторитет.
Джустиниани заявил:
– Я умываю руки. Не могу ничего сделать. Не могу забрать своих людей от пролома, хотя множество венецианцев без разрешения покинуло свои посты. Держи наготове резерв. В противном случае я не отвечаю за то, что может случиться.
Но, отправившись на свой участок стены, Джустиниани некоторое время наблюдал за турецким лагерем, а после полудня вернулся с двадцатью людьми в порт.
Вешая беззащитных турок, венецианцы озверели. Правда, многие из них вернулись потом на стены, а посланник заперся во Влахернском дворце, чтобы оплакивать бесславную кончину Джакомо Коко, но остальные шатались небольшими группами по порту, вопя о предательстве и требуя смерти генуэзцев. Завидев какого-нибудь генуэзца, венецианцы сбивали его с ног, вываливали в грязи и пинали так, что у несчастного трещали ребра.
Когда венецианцы начали вышибать дверь и окна в доме одного генуэзского купца, Джустиниани приказал своим закованным в броню людям двинуться шеренгой и очистить улицу от венецианского сброда.
Началась свалка.
Вскоре дрались уже на всех портовых улочках. Звенели мечи, лилась кровь. Городская стража подняла тревогу, и Лука Нотар спустился на коне с холма во главе большого отряда греческих всадников, которые с удовольствием принялись топтать и генуэзцев, и венецианцев.
Греки, которые разбежались в порту по домам, набрались смелости и начали швырять камни из окон и с крыш, а также колотить пробегавших мимо латинян длинными палками.
Когда солнце стало клониться к закату и драка длилась уже два часа, в порт прибыл сам василевс Константин, облаченный в зеленый императорский парчовый плащ, пурпурную тунику и пурпурные сапоги, с золотой полукруглой короной на голове. Рядом с василевсом ехал венецианский посланник, тоже в одеждах, соответствующих его званию Посланник с трясущимися щеками приблизился к Джустиниани и принялся вымаливать прощение за те постыдные слова, которые вырвались у него несколько часов назад в минуты сильнейшего возбуждения. Император ронял слезы и призывал латинян забыть ради Христа о внутренних раздорах в эту страшную минуту общей опасности. Если какой-то генуэзец из Перы и оказался предателем, то ведь все остальные генуэзцы никоим образом в этом не виноваты!
Призывы императора привели к тому, что начались своеобразные переговоры. В них принял участие и Лука Нотар, который протянул руку как посланнику, так и Джустиниани, и назвал их обоих братьями. Все старые дрязги должны остаться в прошлом, заявил он, раз каждый теперь рискует жизнью, чтобы спасти город от турок.
Думаю, что Нотар был в этот момент совершенно искренен и честен, поскольку в греках под влиянием минутного порыва легко просыпается самоотверженность и благородство.
Но как Джустиниани, так и Минотто, политический опыт которых основывался на традициях их родных городов, решили, что все это – лишь ловкая игра и что Нотар счел этот момент подходящим, чтобы завязать дружеские отношения с латинянами.
Во всяком случае, все сели на коней. Люди Нотара окружили портовый квартал, а император, Джустиниани, Минотто и Нотар ездили по улицам, призывая в имя Господа Бога всех успокоиться и забыть о прежних распрях. Официальный наряд императора производил столь сильное впечатление, что самый дерзкий латинянин не осмеливался прекословить василевсу. Моряки постепенно рассаживались по своим лодкам и возвращались на корабли. На улицах осталось лишь несколько венецианцев которые, оплакивая Джакомо Коко, напились до беспамятства. Три генуэзца и два венецианца погибли, но по желанию императора было решено держать эти сведения в секрете и похоронить погибших потихоньку под покровом ночи.
- Предыдущая
- 81/121
- Следующая