Императорский всадник - Валтари Мика Тойми - Страница 81

• Предыдущая
• 81/93
• Следующая

Всех очень испугало выступление трех мужчин, давших опутать себя страшными удавами, но Нерон сделал кислую мину, так как никто без объяснений не понял, что они представляли Лаокоона с сыновьями[56]. Охота на тигров, львов и буйволов прошла, к великому разочарованию зрителей, без человеческих жертв, за что юные всадники, выступавшие в качестве охотников, должны были бы поблагодарить меня, велевшему возвести в разных концах арены специальные охранные башенки. Мне же самому представление не принесло удовольствия, поскольку я успел полюбить своих зверей и не мог равнодушно наблюдать их гибель.

Дружных аплодисментов удостоилась укротительница львов, стройная, гибкая девушка, которая стремительно выскочила из тьмы ворот и, пре следуемая тремя свирепыми хищниками, побежала наискосок через арену. Шумок недовольства зародился в рядах зрителей, но красавица вдруг резко обернулась и ударами хлыста погнала львов назад. Хищники слушались ее, вставали на задние лапы, делая стойки, как обыкновенные собаки, и даже прыгали через обручи.

Однако шум и крики одобрения очень раздражали животных, и когда укротительница, выполняя самый рискованный трюк, положила голову в пасть огромнейшему льву, тот неожиданно сжал челюсти и откусил ей голову. Этот непредвиденный поворот событий вызвал такой неподдельный восторг и такую бурю аплодисментов, что я успел спасти льва от расправы. Цепь рабов, вооруженных факелами и раскаленными прутьями, окружила его и быстро загнала обратно в клетку. Тем не менее конные лучники собрались застрелить хищника, и я был так обеспокоен судьбой дорогостоящего дрессированного льва, что безоружный выскочил на арену и принялся руководить рабами.

Я столь разозлился на зубастого злодея, что пнул его кованым сапогом в челюсть, дабы тот выплюнул голову своей несчастной жертвы. Он грозно зарычал, но не набросился на меня, ибо и сам, видимо, здорово перепугался.

После того как отряд раскрашенных негров затравил носорога, посередине арены установили деревянную корову. Мимический актер Парис так живо представил историю о Дедале и Пасифае[57], что, когда огромный бык взобрался на корову, большинство зрителей простодушно верили, будто внутри нее действительно сидит Пасифая.

Симон-волшебник с его золочеными сверкающими крыльями явился для всех полной неожиданностью. Парис попытался вовлечь его в танец, но Симон одним взмахом роскошного крыла гордо отстранил его. Несколько моряков мгновенно подняли чародея на помост, укрепленный на самой верхушке раскачивающейся мачты. Иудеи, сидевшие в верхних рядах, принялись осыпать его проклятиями и ругательствами, но остальные зрители заставили их умолкнуть. Оказавшись высоко над амфитеатром, Симон-волшебник важно раскланялся во все стороны, подобно триумфатору. Думаю, до последнего мгновения он был убежден, что победит всех своих хулителей.

Затем он широко размахнул крыльями, повернулся лицом к императорской ложе и прыгнул вниз. Он упал совсем рядом с Нероном, так что несколько капель его крови брызнули на цезаря, и тут же умер. Позже было множество споров о том, пролетел он хотя бы несколько метров или же нет. Некоторые утверждали, будто видели, что он повредил левое крыло, когда в корзине его поднимали на верхушку мачты. Другие же считали, что его падение предопределили проклятия иудеев. Не знаю, кто был прав, но мне кажется, не стоило ему все-таки обрезать бороду — может, с ней он бы и впрямь полетел.

Но представление, несмотря ни на что, продолжалось. Моряки ловко натянули канат толщиной в руку между основанием мачты и первым рядом амфитеатра, и на глазах восхищенной и пораженной публики по нему осторожно и медленно пошел огромный слон. На голове у него сидел всадник, известный всему Риму своей дерзостью. Разумеется, это не он обучил слона ходить по канату — тот прошел бы и без седока, — но и он сорвал свою долю аплодисментов за представление, доселе невиданное.

Думаю, публика осталась довольна. Лучшими номерами были единодушно признаны смертельный прыжок Симона-волшебника и выступление укротительницы львов; жаль только, твердили все, что чародей и девушка погибли так быстро. Сенаторы и всадники, выступившие в качестве охотников, радовались, что обошлись без несчастий, и лишь отдельные зрители роптали, что так и не пролилась человеческая кровь во славу римских богов, и с тоской вспоминали жестокие игрища, устраивавшиеся во времена Клавдия.

И все же люди мужественно перенесли свое разочарование, ибо дары Нерона, розданные в перерывах между номерами, и впрямь оказались на редкость щедрыми. Удаление из амфитеатра преторианцев тоже весьма понравилось плебеям, внезапно пристрастившимся к свободе, и в битвах за билетики-жребии из слоновой кости увечья получили не более сотни человек.

Октавия, супруга императора, ничего не сказала по поводу того, что Нерон дозволил прекрасной Акте смотреть представление из императорской ложи, правда, она сидела за ширмой и наблюдала за всем через отверстие в ней. Агриппины в амфитеатре не было. Нерон велел сообщить, что матери его нездоровится. Кто-то съязвил, что она, должно быть, объелась грибов. Сам я этого не слышал, Нерон же заявил, будто он счастлив, когда римляне даже в его присутствии без опаски высказывают свои мысли.

Зверей у меня, к моей печали, поубавилось, но какое-то количество хищников все же осталось в живых, и я разработал план, по которому в будущем зверинец следовало постоянно пополнять животными из разных стран; впредь, решил я, представления не должны зависеть от воли случая. Нужно устроить так, чтобы за короткий срок можно было подготовить хорошее представление, если Нерон вдруг сочтет необходимым развлечь народ в какой-нибудь из праздников. А поскольку мне были известны непростые жизненные обстоятельства Нерона, я считал разумным заранее подготавливать плебс к политическим событиям, отвлекая его развлечениями от ненужных раздумий.

Копыта убитых носорогов всю ночь, как это делают африканцы, тушились в большой яме и к утру превратились в прозрачную желеобразную массу. Я собирался украсить этим редкостным лакомством, которое пока вообще было неизвестно в Риме, пиршественный стол императора. Печально оглядывал я пустые клетки, рабов, бесцельно бродивших около них, и наш скромный домик, в котором мы с Сабиной провели много трудных, но, по-моему, вполне счастливых дней.

— О Сабина! — благодарно воскликнул я. — Ты так замечательно умеешь ухаживать за животными! Если бы не это твое искусство и не твое трудолюбие, я ни за что бы ни справился с императорским поручением. Завтра мы заживем своей прежней жизнью, но я всегда буду с удовольствием вспоминать недели, отданные нашим четвероногим питомцам!

— Как это — заживем прежней жизнью? — резко спросила Сабина. — О чем это ты толкуешь, Минуций?

— Дела мои в зверинце окончены, и, смею надеяться, отец твой и цезарь остались довольны, — отвечал я бодро и радостно. — Сейчас я иду с этим вот кушаньем к Нерону, а наш управляющий произведет расчет с императорской казной. Нерон ничего не смыслит в денежных вопросах, да и мне, откровенно говоря, счетоводство дается нелегко. Но я уверен, что там все в порядке, а мои денежные потери меня не слишком заботят. Возможно, Нерон и возместит мне расходы, но все же высшая награда — это аплодисменты зрителей. Хорошо, что все благополучно закончилось, а то я думал, что не перенесу треволнений последних дней.

— Не перенесешь треволнений? Вот как? — вскричала Сабина. — О боги, да я просто не верю своим ушам! Ты же сделал только первый шаг! Первый! Неужто ты собираешься бросить на произвол судьбы львов, которые остались теперь без укротительницы, или этих забавных обезьянок, удивительно похожих на людей? Одна из них так кашляет, что у меня просто сердце разрывается. Я уже не говорю о всех других животных. Нет, Минуций, позволь мне думать, что ты просто устал и находишься в дурном расположении духа. Мой отец пообещал, что ты не покинешь зверинец и будешь дальше служить здесь Риму — под моим надзором, разумеется. Это освободит отца от массы хлопот — например, ему не придется все время выпрашивать в сенате дополнительные средства на содержание зверинца.

• Предыдущая
• 81/93
• Следующая