Синухе-египтянин - Валтари Мика Тойми - Страница 90

• Предыдущая
• 90/206
• Следующая

Жрецы посмеивались и перешептывались, как озорники-мальчишки, пока старший из них не сделался серьезен и не сказал женщине:

– Атон не нуждается в кровавых жертвах, и не надо в его храме поминать Амона, ибо Амон – ложный бог, его трон скоро упадет и храм рухнет.

Женщина пошла прочь, сплюнула по дороге, сделала священный жест в честь Амона и торопливо произнесла:

– Это ты сказал, а не я, пусть кара падет на твою голову.

Она быстро ушла, за ней, испуганно оглядываясь на жрецов, последовали другие. Но жрецы громко смеялись и кричали им вдогонку:

– Идите, идите, маловеры, только Амон все равно – ложный бог! Амон – ложный бог, и власть его падет, как трава под серпом.

Тогда кто-то из уходящих поднял с земли и швырнул в жрецов камень, который угодил одному из них в лицо. Потекла кровь. Он закрыл лицо руками и жалобно вскрикнул. Жрецы стали громко призывать стражу, но бросивший камень уже убежал и смешался с другими посетителями храма Амона.

Все это дало мне пищу для размышлений, и я подошел к жрецам со словами:

– Я египтянин, но долго прожил в Сирии и не знаю нового бога, которого вы называете Атоном. Не согласитесь ли вы объяснить мне, кто он такой, чего требует и как ему следует служить?

Они заколебались, думая, что в словах моих кроется насмешка, но наконец сказали:

– Атон – единственный бог. Он создал замлю и реки, людей, животных и все, что живет и движется на земле. Он был всегда, в его прежнем воплощении люди поклонялись ему под именем Ра, а в наше время он явился своему сыну – фараону, который, подобно Атону, живет только правдой. Теперь он единственный бог, а все другие боги – ложные. Он не покинет никого, кто предастся ему, перед ним равны богач и бедняк, каждое утро мы приветствуем его в образе солнечного диска, благословляющего землю своими лучами, не обходящими ни злых, ни добрых, протягивающими каждому символ жизни. Если ты уверуешь в него, ты станешь его слугой, ибо его суть – любовь, он вечен, непобедим, никого не покидает, так что без его воли ничто не может свершиться.

Я сказал им:

– Все это, наверное, правильно и красиво, но по его ли воле камень только что попал в лицо юноши, разбив его до крови?

Жрецы растерялись, переглянулись и решили:

– Ты насмехаешься.

Однако жрец, которому камень попал в лицо, крикнул мне:

– Он дозволил этому случиться, ибо я недостоин его, это мне урок. Я, видишь ли, слишком кичился расположением фараона, ведь я простолюдин по рождению, отец мой пас скот, а мать таскала воду из реки, но фараон приблизил меня, чтобы я славил своим красивым голосом его бога.

Я отвечал ему с подчеркнутой почтительностью:

– Атон действительно, видимо, могучий бог, если может поднять человека из грязи и ввести его в Золотой дворец фараона.

– В этом ты прав, – хором подтвердили жрецы, – ибо фараон не смотрит ни на вид, ни на богатство, ни на знатность человека, он смотрит прямо в его сердце, а с помощью Атона фараон видит сердца и тайные мысли всех людей.

Я возразил на это:

– В таком случае он не человек, ибо не во власти человека увидеть сердце другого, взвешивать людские сердца может один лишь Осирис.

Они снова посовещались и решили:

– Осирис – это народная сказка, она не нужна тому, кто верит в Атона. Хотя фараон хочет быть лишь человеком, мы не сомневаемся, что его истинная суть божественна, ибо об этом свидетельствуют даже его видения, во время которых он за короткие мгновения переживает несколько жизней. Но об этом знают только те, кого он любит. Поэтому художник изобразил его на колоннах храма одновременно мужчиной и женщиной, ибо Атон – та животворная сила, которая вселяет жизнь в мужское семя и рождает ребенка из чрева матери.

Тут я притворно воздел руки, схватился за голову и сказал:

– Я всего лишь простой человек, как давешняя женщина была лишь простой женщиной, и мне трудно постичь вашу мудрость. Мне даже кажется, что ваша мудрость не совсем ясна вам самим, раз вам приходится совещаться, прежде чем ответить.

Они стали горячо объяснять мне:

– Атон совершенен, как совершенен солнечный круг, все, что есть и живет и дышит в мире – тоже совершенно, одна лишь мысль человека несовершенна, она – словно туман, поэтому мы не можем вполне просветить тебя, ведь мы и сами еще не все знаем, а только учимся каждый день, подчиняясь воле Атона, которую знает лишь фараон – его сын, живущий правдой.

Их слова тронули меня, я увидел, что эти юноши чисты сердцем, хотя облачены в тонкий лен, смазывают волосы жиром и, исполняя гимны, наслаждаются восторженными взглядами женщин или посмеиваются над простыми людьми. Нечто, неведомо зревшее во мне независимо от моих желаний и знаний, откликнулось этим словам, и я впервые подумал, что мысль человека, пожалуй, действительно несовершенна и за ее пределами есть, наверное, нечто такое, чего не видит глаз, не слышит ухо и не ощущает рука. Может быть, фараон и его жрецы угадали эту истину и назвали Атоном именно то, что находится за пределами нашего разума.

До этого времени я думал, что разум человека может раскрыть все двери, что знание имеет достижимую для человека границу и что по мере того, как растет знание, обогащается и сердце человека. Но чего я достиг с помощью всех своих знаний? Чем больше я знал, тем мертвее становилось мое сердце и тем беднее казалась мне моя жизнь, пока не превратилась в стоячую мелкую воду посреди болота. Я так надоел себе, так пресытился своими знаниями и умениями, что решил их скрыть и заняться врачеванием бедняков. Я сделал это не по велению сердца, а потому, что надоел себе, и теперь вдруг Атон предстал мне как нечто непостижимое, находящееся за пределами человеческого разума и недоступное знанию. Глядящие с каменных колонн изображения фараона уже не вызывали во мне досады или ужаса, я смотрел на них, охваченный странным восторгом, будто эти каменные глаза глядели куда-то, куда человек еще никогда не заглядывал. Поэтому его улыбка таила загадочную уверенность и насмешку. Понимают ли эти молодые жрецы то, о чем в неопытности своей говорят, подумал я и не принял символа жизни, который они мне навязывали.

Я вышел из храма Атона с таким чувством, будто жизнь моя проходила до этой поры в каменном мешке, не имевшем выхода, и вдруг я в первый раз увидел между камней узенькую щель, через которую во тьму ко мне проникает свет и поступает воздух, позволяющий дышать. Такое же чувство, будто жизнь открылась мне заново, было у меня, когда я впервые с восторгом почувствовал силу знаний и могущество врачевателя. Но подобное чувство может, наверное, пережить лишь очень одинокий и много утративший человек. Я, Синухе, чужестранец на всей земле, пережил это в храме Атона, с изумлением догадываясь о том, что мог видеть фараон очами своего недуга. Я почувствовал это, радуясь за него, но понял также, что ему не следовало становиться фараоном, ибо власть опасна для прозорливцев, видения которых не связаны с этим миром.

Когда я уже в сумерках вернулся домой, на верхней части моей двери виднелась простенькая табличка врачевателя, а во дворе меня терпеливо дожидалось несколько больных оборванцев. Каптах сидел на крыльце с недовольным лицом, разгоняя пальмовой веткой роившихся вокруг него мух и утешаясь пивом из только что откупоренного кувшина, стоящего рядом.

Я велел ему привести ко мне в первую очередь мать с тощим ребенком на руках и дал ей меди, чтобы она купила себе еды, благодаря которой у нее вновь появится молоко для ребенка. Потом я перевязал раба, раздробившего пальцы между мельничными жерновами, сложив ему осколки костей, сшив связки и напоив его снадобьем, в которое подмешал вина, чтобы он забыл о своей боли. Помог старому писцу, у которого на шее была опухоль величиной с детскую головку, она заставляла его ходить со склоненной набок головой, затрудняла дыхание и, казалось, выдавливала глаза. Я дал ему лекарства, настоянного на морской водоросли, о целебности которой узнал в Симире, хотя и не верил, что оно может особенно ему помочь. Стыдясь своей бедности, он вытащил несколько кусочков меди, завернутых с чистую тряпицу, и, просительно глядя на меня, предложил их мне, но я ничего не взял, пообещав, что пришлю за ним, как только мне понадобится что-нибудь написать, и он ушел, радуясь тому, что сохранил свою медь.

• Предыдущая
• 90/206
• Следующая