Синухе-египтянин - Валтари Мика Тойми - Страница 92

• Предыдущая
• 92/206
• Следующая

Я подумал с минуту и сказал:

– Нет, Каптах, никаких подарков я тебе за это не намерен делать, ты, конечно, уже смекнул, что сможешь красть у меня сколько угодно, собирая аренду за дома и рассчитываясь с мастерами за их ежегодный ремонт.

Каптах без огорчения подчинился моему решению и подтвердил:

– Именно так я и думал, ведь твое богатство – мое богатство, твои выгоды – мои выгоды, и я во всем должен соблюдать твои интересы. Но должен сознаться, что, узнав о торговых сделках Амона, я начал всерьез интересоваться земледелием, пошел в кварталы торговцев зерном и, утоляя жажду, ходил там из кабачка в кабачок, пока многое не уразумел, слушая их разговоры. С твоего разрешения, господин мой, я собираюсь купить на твое золото зерна, сейчас как раз заключаются сделки на урожай следующего года, и цены пока еще вполне подходящие. Зерно, правда, не так сохранно, как камень и дома, его едят крысы и крадут рабы, но то же происходит и в землепашестве, поэтому, если что-то хочешь выиграть, нельзя бояться опасностей. Урожай зависит от разлива и саранчи, полевых мышей и оросительных каналов и еще многого другого, чего я не хочу теперь перечислять, потому что не знаю. Могу только сказать, что землепашец рискует больше меня, ведь я уже теперь, покупая, знаю, по какой цене засыплю осенью свои закрома. Я буду держать и охранять его очень тщательно, ибо мне что-то подсказывает, что цены на зерно через некоторое время поднимутся. Да и догадаться об этом нетрудно, раз Амон продает земли, ведь если каждый недотепа станет землепашцем, урожай будет меньше прежнего. Поэтому я купил и постройки для хранения зерна – сухие и тщательно заделанные, а когда они нам больше не понадобятся, мы сможем отдать их в аренду зерноторговцам и заработать на этом.

Я считал, что Каптах взвалил на себя слишком много забот и хлопот, задумав эти дела, но они, очевидно, были ему по сердцу, и поэтому я не стал возражать, лишь бы самому ими не заниматься. Когда я сказал ему об этом, он постарался не выказать своей радости и мрачно прибавил:

– Есть еще одна возможность выгодно поместить твои средства – на невольничьем рынке продаются самые большие торговые сараи, а я знаю о рабах все, что о них можно знать, поскольку сам всю жизнь был рабом, поэтому я, наверное, очень быстро обогатил бы тебя работорговлей. Я умею скрыть недостатки и пороки раба, умею пользоваться и палкой, чего ты, господин мой, совсем не умеешь, теперь, когда твоя палка спрятана, могу тебе это сказать. Но я заранее очень огорчен, потому что думаю, что это выгодное дело не состоится и ты на него не согласишься – а может быть, я ошибаюсь, господин мой?

– В этом ты совершенно прав, – сказал я. – Работорговцами мы не станем, это грязная, презренная работа, а почему так – о том я не ведаю, ибо мы все-таки покупаем себе рабов, пользуемся их услугами и нуждаемся в них. Так было, и так должно быть, но я не хочу быть работорговцем и не хочу, чтобы ты им был.

Каптах вздохнул с облегчением:

– Значит, я знаю твое сердце, господин мой, и, значит, мы избежали этого зла, ведь стоит мне как следует подумать – и я вижу, что из этого могло бы получиться: я стал бы уделять слишком много внимания рабыням, выявляя их достоинства и тем напрасно растрачивая свои силы, которых у меня уже не так много. Я становлюсь старым, ноги мои сводит и руки трясутся, особенно по утрам, пока я не схватил кувшин с пивом. Поспешу тебе сказать, что все дома, которые я купил на твои сбережения, – хорошие дома, доход от них будет, правда, небольшой, но верный. Я не купил ни одного из домов увеселений, ни одной постройки в кварталах бедняков, хотя они и приносят больше дохода, чем крепкие дома богатых людей. Правда, от этого жалко было отказываться, почему бы нам не богатеть, как все другие, однако сердце мне подсказывало, что ты, господин мой, этого не одобришь, и я с большой скорбью отказался от своих драгоценных надежд. Но у меня есть к тебе одна просьба.

Каптах вдруг заколебался и внимательно поглядел на меня своим единственным глазом, гадая, достаточно ли я добродушно настроен. Я налил вина в его чашу и подбодрил его, ибо я никогда еще не видел, чтобы Каптах потерял уверенность, и это разожгло мое любопытство. Наконец он сказал:

– Моя просьба дерзкая и наглая, но поскольку ты говоришь, что я свободен, то осмелюсь ее высказать и надеюсь, что ты не рассердишься, хотя для верности я все-таки спрятал твою палку. Мне, видишь ли, хотелось бы, чтобы ты пошел со мной в тот кабачок на пристани, о котором я тебе много говорил и который называется «Крокодилий хвост», чтобы мы вместе распили там по хвостику, и ты бы увидел, что это за место, о котором я грезил, потягивая через тростинку густое пиво в Сирии и Вавилонии.

Я расхохотался и вовсе не рассердился – вино сделало меня добродушным. Сумерки весеннего вечера были печальны, и я томился одиночеством. Хотя для хозяина считалось неслыханно унизительным идти вместе со своим слугой в нищенский портовый кабачок пить какое-то пойло под названием «крокодилий хвост», поскольку оно якобы прибавляет человеку сил, я вспомнил, как Каптах по собственной воле вошел вместе со мной в темные ворота, зная, что из них еще никто никогда не выходил живым. Поэтому я тронул его за плечо и сказал:

– Ну что ж, идем. Сердце мое подсказывает мне, что именно сегодня уместно закончить день «крокодильим хвостом».

Кабачок «Крокодилий хвост» помещался в центре портовой части города, в переулке, протиснувшемся между большими товарными складами. В этом строении с глиняными стенами необъятной толщины летом было прохладно, а зимой тепло. Над его дверью помимо пивных и винных чаш висело огромное чучело крокодила, блестя стеклянными глазами и устрашая разинутой пастью с зубами в несколько рядов. Каптах бодро ввел меня в помещение, позвал хозяина и взял для нас мягкие сиденья.Он был в кабачке своим человеком и расхаживал по нему как по собственному дому, так что остальные посетители кабачка, взглянув сначала на меня с подозрением, тут же успокоились и продолжали беседы. Я удивился, что пол здесь деревянный и стены тоже обшиты деревом, а на них висят самые разнообразные предметы, привезенные из дальних путешествий, – негритянские копья и пучки перьев, морские раковины, критская раскрашенная посуда. Проследив за моим взглядом, Каптах с гордостью сказал:

– Ты, наверное, удивляешься, что стены здесь деревянные, как в богатых домах. Так знай же, что каждая доска взята со старых развалившихся кораблей, и, хотя я не люблю вспоминать морские путешествия, должен тебе заметить, что вон та желтая, изъеденная морем плаха когда-то плавала в Пунт, а эта коричневая получила свои царапины на причалах морских островов. Но теперь, если не возражаешь, давай-ка насладимся «крокодильим хвостом», который хозяин собственноручно смешал для нас.

Мне подали красивую чашу в форме раковины, которую следовало держать в ладони, но я, не рассмотрев ее, загляделся на женщину, принесшую чашу. Она выглядела старше прислуживавших обычно в кабачках девушек, не соблазняла посетителей едва прикрытыми прелестями, а была достойно одета, в ухе у нее висело серебряное кольцо, на тонких запястьях звенели серебряные браслеты. Она смело ответила на мой взгляд и не отвела глаз, как обычно делают женщины. Ее тоненькие, как ниточка, брови были выщипаны, а в глазах угадывались одновременно и печаль, и улыбка. Я взял чашу из ее рук и невольно спросил, продолжая радостно глядеть в ее теплые карие живые глаза:

– Как тебя зовут, красавица?

Она ответила тихим голосом:

– Меня зовут Мерит, но я не привыкла, чтобы меня называли красавицей, как это делают робкие юноши, чтобы найти предлог впервые коснуться рукой бедер служанки. Надеюсь, ты запомнишь это, если еще когда-нибудь почтишь своим посещением наш кабачок, врачеватель Синухе, Тот, который одинок.

Я обиделся и сказал:

– У меня нет ни малейшего желания касаться твоих бедер, красавица Мерит. Но откуда тебе известно мое имя?

• Предыдущая
• 92/206
• Следующая