Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми - Страница 97

• Предыдущая
• 97/163
• Следующая

Я не верил своим ушам, ибо отлично помнил, как афиняне, обгоняя друг друга, бежали после похода из Сард в Эфес, ища спасения на своих кораблях, ожидавших у устья реки. Но если даже подвергнуть сомнению добрую половину из того, что он наговорил, то факт остается фактом: персы потерпели поражение при попытке высадиться в Аттике. Я все же слегка разбирался в военном искусстве и понимал, что у персов не было возможности переправить через море всю свою прославленную конницу, да и вообще сколько-нибудь значительную армию. Однако такое поражение, как это, вряд ли ослабило могущество великого царя; наоборот, оно должно было рассердить его и подтолкнуть к сухопутному военному походу на Грецию.

Купец из Агригента раздулся от важности, как лягушка, и продолжал хвастаться чужими победами:

— Пусть Дарий возится с народами, которые ходят в штанах и унижаются, облизывая его пыльные сандалии. Изнеженную Ионию он, конечно, мог погубить, — но когда закаленные жители Эллады, разгневавшись, берутся за копья и мечи, то варвары пугаются и бегут с поля битвы. Даже развращенные демократией Афины сумели победить персов! Но ведь персы куда слабее спартанцев, так что при виде боевого порядка лакедемонян наверняка струсили бы сразу и побросали оружие.

Передохнув, он рассказывал дальше:

— Тиран Гиппий, изгнанный когда-то афинянами, которого великий царь назначил главнокомандующим этого военного похода, сойдя на берег под Марафоном, чихнул и выплюнул изо рта зуб, который исчез в песке. Тогда, как говорят, он накрыл голову полой плаща и сказал: «Я не заслужил права находиться на моей родной земле, и, значит, мне придется уйти».

Его рассказ укрепил меня в убеждении, что несколько дней назад персы попытались силой своего оружия устроить политический переворот и вернуть Гиппию власть в Афинах. Недаром для начала им нужно было покорить Аттику, без обладания которой Греции не завоевать. Я разгадал намерения великого царя, ибо знал, что большая страна непременно желает расширить свои границы, подобно тому, как очень богатый человек — хочет он того или нет — постоянно увеличивает свое состояние. И значит, рано или поздно все свободные государства Эллады падут. Весть о счастливом исходе Марафонской битвы не только не обрадовала, но, напротив, встревожила меня. Мне, поджигателю храма в Сардах, Сицилия не могла больше служить убежищем.

Однажды утром, когда я склонился над родником, чтобы напиться, лист ивы упал в воду прямо передо мной, а когда я поднял глаза, то увидел высоко в небе стаю птиц, летящих на север; я понял, что они торопятся за море. Мне показалось, я слышу шум крыльев и призывный зов труб, и я вздрогнул, осознав, что очередной отрезок моей жизни подходит к концу и что мне пора собираться в дорогу.

Я не стал пить воду из родника и не стал ничего есть, а немедленно отправился через лес к подножию горы; рискуя сломать себе шею, я поднялся на самую вершину, чтобы остаться там наедине с самим собой и увидеть какой-нибудь знак. Случилось так, что я пустился в путь, имея при себе одно-единственное оружие — истертый и тонкий от частого затачивания нож. Взобравшись на вершину, я вдруг ощутил запах дикого зверя и услышал слабый писк. Оглядевшись по сторонам, я обнаружил волчью нору; среди обглоданных дочиста костей ползал крохотный волчонок, который, как видно, боялся выбираться наружу. Волчица, имеющая маленьких детенышей, очень опасна, но я все же спрятался в зарослях и стал ждать, что будет дальше. Волчица все не появлялась, а волчонок скулил от голода, и в конце концов я взял его на руки и вернулся домой.

И Хиулс, и Мисме пришли в восторг при виде мохнатого зверька и захотели немедленно его накормить, но вот кошка выгнула дугой спину и принялась зачем-то кружить около волчонка. Я пинком отогнал кошку и попросил Анну подоить одну из коз, украденных сиканами. Голодный волчонок жадно сосал палец Анны, который она обмакнула в козье молоко. Дети смеялись и хлопали в ладоши, и я тоже смеялся. И вдруг я увидел, какой красивой девушкой стала Анна — стройной, смуглокожей, улыбчивой, с огромными ясными глазами. В свои длинные густые волосы она воткнула цветок. Мне показалось, что никогда прежде я не видел ее.

Арсиноя проследила за моим взглядом, одобрительно кивнула головой и сказала:

— Когда будем уезжать отсюда, возьмем за нее хорошую цену.

Ее слова очень задели меня. Я вовсе не собирался продавать Анну в каком-нибудь прибрежном городе, чтобы иметь деньги на дорогу, даже если бы ее жизнь у какого-нибудь богатого купца и сложилась удачно. Но я понимал, что мне следует скрывать от Арсинои свою привязанность к девушке, которая бескорыстно делила с нами все невзгоды в лесах сиканов, прислуживала нам и заботилась о детях.

Арсиноя была настолько уверена в своей власти надо мной и в своей красоте, что приказала Анне раздеться донага, чтобы я собственными глазами смог убедиться в том, как дорого сумеем мы продать ее.

— Как видишь, я не позволила ей портить кожу, испещряя ее, подобно сиканам, шрамами и узорами, — сказала Арсиноя. — Также я научила ее удалять волосы с тела, как это делают гречанки, и заставляю ее каждый день мыться. Холодная вода закалила ее груди, видишь, как они торчат, твердые, как каштаны. Потрогай сам, Турмс, если мне ты не веришь. Дотронься и до ее ладоней, чтобы убедиться, какие они мягкие, хотя она и делает всю тяжелую работу. Я велю ей каждый вечер втирать в кожу ту мазь, которую я сама готовлю из меда, птичьих яиц и козьего молока. Кроме того, я научила ее красиво ходить и танцевать несложные танцы.

Анне было стыдно, и она избегала моего взгляда, хотя и стояла с высоко поднятой головой. Но вдруг она не выдержала, закрыла лицо руками, разрыдалась и выбежала из пещеры. Ее плач испугал детей, и они забыли о волчонке. Кошка немедленно воспользовалась этим: схватив зверька, она куда-то помчалась. Когда я нашел ее, беззащитный волчонок был уже мертв, мало того, мерзкая тварь с урчанием доедала его. Охваченный негодованием, я схватил камень и размозжил кошке голову. И только сделав это, я вдруг осознал, насколько же ненавидел ее все это время. Мне внезапно показалось, что я освободился от зла, которое долго и упорно преследовало меня.

• Предыдущая
• 97/163
• Следующая