Стальной прыжок - Вале Пер - Страница 27

• Предыдущая
• 27/32
• Следующая

– Продолжайте.

– Увы, переливание крови не препятствует переходу болезни в следующую стадию, которую вы столь метко назвали стадией после клинической смерти.

Он замолчал. Йенсен тоже молчал, сосредоточив все внимание на управлении машиной. Время от времени мимо них проносились колонны грузовых автомобилей, направляющихся в город. В кузовах сидели вооруженные мужчины и женщины, одетые в зеленые комбинезоны.

Когда они проехали километров пять, Йенсен сказал:

– Насколько мне известно, болезнь проявилась почти у всех одновременно?

– Да.

– Следовательно, заражение произошло (или было распространено умышленно) за одиннадцать-двенадцать недель до смерти?

– Да,—сказал полицейский врач. Помолчав, он добавил:

– Так что выбор у нас небольшой, не правда ли?

– Да,—согласился комиссар Йенсен.

24

– Почему они ампутировали ему ноги?

– Потому что основывались на собственных выводах,– сказал врач.

– По-вашему, это разумное объяснение?

– Они исходили из трех ошибочных положений: во-первых, масса людей, включая их самих, больна; во-вторых, предполагаемая болезнь заразна; и, в-третьих, она излечима. Они поддерживали свою жизнь непрерывными переливаниями крови, но понимали, что это временное облегчение. Поэтому они испытывали различные методы лечения. Им стало известно, что мужчина, доставивший умирающую женщину в больницу, находился с ней в тесном контакте. Естественно, по их мнению, что и он заразился.

– И они попытались вылечить его?

– Да. Точнее, воспользовались им для того, чтобы испытать на нем новый метод лечения. Он был всего лишь звеном в длинной цепи экспериментов.

– Но они поступали так без злого умысла?

– Вот именно. Без злого умысла. Вы удивительно метко подбираете выражения, Йенсен.

Полицейский врач посмотрел на Йенсена красными воспаленными глазами, потом осторожно извлек недокуренную сигарету из нагрудного кармана комбинезона.

– Удивительно метко,—повторил он.—Очевидно, все, что произошло, было сделано без злого умысла. Ведь это же соответствует самому духу «всеобщего взаимопонимания» – ни у кого не должно быть дурных мыслей или вредных намерений. Никто не должен беспокоиться, или тревожиться, или желать другому зла. Эта доктрина вдалбливалась в головы людям на протяжении десятилетий. Так почему врачи должны быть исключением?

Йенсен не ответил.

– При этом только упустили из виду, что если не признавать отрицательных сторон жизни, то ее положительные стороны тоже начинают казаться чем-то нереальным.

Врач закурил, глубоко затянулся и выдохнул облачко синего дыма.

– Ибо даже в обществе «всеобщего взаимопонимания», несомненно, существовали положительные стороны. Только вы их почему-то не заметили, правда, Йенсен?

Йенсен по-прежнему молчал.

– Три месяца назад, когда вы ехали по этой же дороге, вы не задумывались над тем, что чувствует человек при приближении смерти?

– Нет.

– Вам не приходила в голову мысль, что кому-то может вас недоставать?

– Как, по-вашему, ампутация была произведена в лечебных целях? – неожиданно спросил Йенсен.

– Это лишь следствие,—сухо сказал полицейский врач.—Сначала этого человека подвергли так называемой профилактической обработке. Ему впрыснули иприт или аналогичное сильно действующее средство.

– Иприт?

– Именно. Это совсем не так бессмысленно, как может показаться неспециалисту. У медиков существует теория на этот счет, хотя и весьма примитивная. Когда же лечение оказалось безрезультатным, его оперировали в надежде спасти ему жизнь. Не забывайте, они все-таки врачи, а долг врача – бороться за жизнь других людей. К тому же в своей отчаянной попытке победить болезнь они старались осуществить опыты, на которые в обычной обстановке требуется лет десять, а то и больше, за одну неделю.

– Безумцы!

– Вы опять удивительно точны. Нарушение деятельности мозга даже на ранней стадии – процесс необратимый. И тем не менее в их действиях была определенная логика.

– Должно быть, они умертвили тысячи людей.

– Да. Возможно, десятки тысяч. Но только после того, как у них истощился запас плазмы крови. Тогда они начали делать облавы, стремясь схватить как можно больше доноров.

– Как им удавалось все это осуществлять там, в центральном госпитале?

– А как вы себе это представляете? Гигантская больница, обслуживаемая одной-двумя тысячами обезумевших врачей, которым необходимо дважды в сутки переливать кровь, чтобы не умереть. Они работали как… да, как одержимые, пытаясь найти эффективный способ лечения болезни, от которой сами страдали и которую не могли понять. Проводили исследования за забором из колючей проволоки и стеной из мешков с песком – последняя «забота» военных, прежде чем все они перемерли. Вспомните, о чем вас спросили те двое из санитарной машины, которые остановили вас вчера утром.

– Они спросили, здоров я или болен.

– Вот именно. В их помутившемся рассудке смешались все понятия. Подобно всем людям с больным мозгом, они считают себя здоровыми, а всех остальных больными.

Врач опустил боковое стекло, и в машину ворвался свежий воздух.

– Если бы только к нам прислушивались,—тихо сказал он.

– Что вы с ними сделали?

– С теми людьми?

– Да.

– То, что вы должны были сделать с самого начала. Убили. Через час начинается штурм центрального госпиталя, и как только мы его захватим, убьем остальных.

Он пожал плечами и швырнул окурок в открытое окно машины.

– Значит, это вы забрали из города детей?

– Да. Это все, что мы могли тогда сделать.

Комиссар Йенсен свернул к зданию аэропорта и поставил машину там, откуда угнал ее шестнадцать часов назад.

– Знаете, Йенсен,—сказал полицейский врач.—А ведь кое-кому вас недоставало.

– Кому же это?

– Мне.

25

– Вы входили внутрь госпиталя?—спросил Йенсен. Врач покачал головой.

– Видел его только снаружи,—сказал он.—Этого вполне достаточно.

– Где вы нашли человека с ампутированными ногами?

– В здании Центрального налогового управления. Вчера они сняли оттуда охрану. Не хватает людей.

Он помолчал.

– Вы, верно, представляете себе это здание. Сначала его использовали в качестве тюрьмы. Затем, когда центральный госпиталь и городские больницы были переполнены мертвецами и умирающими, в нем начали сжигать трупы. Само по себе разумное решение… с их точки зрения. Скоро всех безнадежных стали доставлять прямо туда. Кроме тех, кто принадлежал к правящей верхушке и кого оставляли в центральном госпитале, чтобы продлить им жизнь за счет переливаний крови. Жизнь-то продлевали, а между тем их мозг неумолимо подвергался распаду.

– Но ведь этот человек был здоров?!

– Через несколько дней уже не успевали сжигать трупы – те, кто занимался кремацией, либо бежали, либо умерли. Но врачи с маниакальным упорством продолжали доставлять трупы на военных грузовиках. Еще вчера утром продолжалась перевозка.

Йенсен кивнул.

– Я видел несколько грузовиков,—сказал он.

– Грузовики, которые вы видели, перевозили в основном не тех, кто умер от болезни, а трупы доноров, умерщвленных в центральном госпитале или в районных донорских пунктах. Всех, по их мнению, безнадежных больных доставляли в здание налогового управления. У этих людей по различным причинам не брали кровь перед смертью. Именно к этой категории относился человек с ампутированными ногами.

– Почему же никто не сопротивлялся? – вырвалось у Йен-сена.

– Потому что они не хотели слушать наших предупреждений,—с горечью ответил врач.—Потому что они потеряли человеческий облик.

– Вы чрезмерно упрощаете,—сказал Йенсен. Врач метнул взгляд в его сторону.

– Разумеется, упрощаю. К вашему сведению, часть населения сопротивлялась, многие попрятались, немало людей скрылось из города. Кроме того, не забывайте, что в распоряжении медиков были вооруженные солдаты, кадровые военные, которым они поддерживали жизнь по трем причинам: им требовалась защита центрального госпиталя, а также нужны были люди для обороны баррикад на дорогах, ведущих в центр города, и для охраны грузовиков с донорами. И все же я понимаю: этих фактов недостаточно, чтобы ответить на ваш вопрос.

• Предыдущая
• 27/32
• Следующая