Смерть Канарейки - Ван Дайн Стивен - Страница 9

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая

По приказанию Хэса, сыщик ввел в комнату мулатку лет тридцати. Она была опрятно одета и производила впечатление смышленой женщины, но по тому, как она говорила, можно было заключить, что она получила более высокое образование, чем то, какое обычно получают лица ее класса. Ее имя, как мы узнали, Эми Джибсон и ее ответы на вопросы, которые задавал Маркхэм, сводились к следующему: в это утро она явилась в квартиру около семи часов и как обычно отперла дверь своим ключом, так как ее хозяйка вставала позднее. Раз-два в неделю она приходила пораньше, чтобы переделать кое-что из платьев мисс Оделл. В это утро она пришла как раз рано. Как только она открыла дверь, ее поразил беспорядок, потому что двери в передней были распахнуты настежь и почти в тот же миг она увидела тело своей хозяйки на тахте. Она сейчас же позвала Джессапа, телефониста, который дежурил ночью и находился на посту, и он, едва взглянув на тело, вызвал полицию. Затем она уселась в общей приемной и принялась ждать полицейских.

Ее показания были просты и бесхитростны. Если она волновалась или была возбуждена, то хорошо умела контролировать свои чувства.

– А теперь, – продолжал Маркхэм, после короткой паузы, – вернемcя к прошлой ночи. В котором часу вы оставили мисс Оделл?

– Без нескольких минут семь, сэр, – ответила женщина ровным бесцветным голосом, который, казалось, был характерным для ее манеры говорить.

– Вы всегда уходили в это время?

– Нет, вообще я уходила около шести. Но в прошлый вечер мисс Оделл хотела, чтобы я помогла ей одеться к обеду.

– Разве вы не всегда помогали ей переодеваться к обеду?

– Нет, сэр. Но в прошлый вечер она собиралась с каким-то джентльменом обедать и в театр и хотела особенно хорошо выглядеть.

– Ага, – Маркхэм подался вперед. – А кто был этот джентльмен?

– Я не знаю, сэр, мисс Оделл не говорила.

– А вы не догадываетесь, кто бы это мог быть?

– Нет, сэр.

– А когда мисс Оделл сказала вам, что она хочет, чтобы вы пришли пораньше утром?

– Вечером, когда я уходила, сэр.

– Значит, она не подозревала никакой опасности и не опасалась своего спутника?

– Похоже на то. – Женщина умолкла, как бы взвешивая свои слова. – Нет, конечно, она ничего не боялась. Она была в хорошем настроении.

Маркхэм кивнул Хэсу.

– Хотите еще что-нибудь спросить, сержант?

Хэс вынул незажженную сигару изо рта и наклонился вперед, упираясь руками в колени.

– Какие драгоценности были на ней прошлым вечером? – грубовато спросил он.

Горничная сделалась холодной и несколько надменной.

– Мисс Оделл, – она выделила «мисс», как бы подчеркивая его неуважение к покойной, – надела свои кольца, пять или шесть, и три браслета – один из алмазов, другой из рубинов, третий из алмазов и изумрудов. На ней был также бриллиантовый кулон на цепочке и она взяла платиновый лорнет, украшенный жемчугом и бриллиантами.

– У нее были еще какие-нибудь украшения?

– Может быть, какая-нибудь мелочь, но я не уверена в этом.

– И она держала их в стальном ящике в спальне?

– Да, когда не надевала. – В ее ответе было больш, чем намек на сарказм.

– А я думал, что она держала их взаперти, когда не надевала. – Неприязнь Хэса усугублялась поведением горничной, он не мог не заметить, что она все время опускала почтительное «сэр», отвечая ему. Он встал и хмуро указал на черную шкатулку для документов на столе из розового дерева. – Видели это когда-нибудь раньше?

Женщина безразлично кивнула.

– Много раз.

– Где она обычно хранилась?

– Вот в этом. – Движением головы она показала на булевское бюро.

– Что было в шкатулке?

– Откуда я знаю?

– Вы не знаете – вот как?! – Хэс выпятил челюсть, но его угрожающая поза не произвела на бесстрастную женщину впечатления.

– Да, не знаю, – спокойно повторила она. – Она была всегда заперта, и я не видела никогда, чтобы мисс Оделл ее открывала.

Сержант подошел к стенному шкафу.

– Видите этот ключ? – грозно спросил он.

Женщина снова кивнула, но на этот раз я уловил в ее взгляде легкое изумление.

– Этот ключ всегда находился внутри шкафа?

– Нет, он всегда торчал снаружи.

Хэс странным взглядом окинул Ванса. Затем, после мгновенного мрачного обозрения ручки, махнул рукой сыщику, приводившему горничную. – Отправьте ее обратно в приемную, Сниткин, и пусть она составит подробное описание всех драгоценностей Оделл. И не отпускайте ее – она мне еще понадобится.

Когда Сниткин и горничная вышли, Ванс лениво улегся на тахту, на которой он сидел во время беседы, и пустил дым сигареты в потолок.

– Довольно ясно, – заметил он. – Из сообщений смуглокожей мадемуазель мы знаем, что ключ шкафа находится не на той стороне, где ему полагается, и что наша приятельница ушла в театр с одним из своих ухажеров, который, очевидно, и доставил ее домой незадолго до того, как она рассталась с этим гнусным миром.

– Вы считаете, что это чему-то помогло? – голос Хэса звучал презрительно-торжественно. – Подождите, пока не услышите историю, которую рассказывает телефонист.

– Ладно, сержант, – нетерпеливо вмешался Маркхэм. – Давайте-ка подвергнемся этому испытанию.

– Я предлагаю, м-р Маркхэм, выслушать сперва привратника. И я скажу, почему. – Хэс подошел к входной двери и распахнул ее. – Поглядите-ка сюда, сэр.

Он вышел в главный холл и показал на маленький проход налево, который был около десяти футов длины и пролегал между квартирой Оделл и глухой стеной приемной. В конце его находилась массивная дубовая дверь, выходящая во двор сбоку дома.

– Эта дверь, – сообщил Хэс, – единственный боковой или задний выход из здания, и когда она запирается на засов, в дом можно войти только через парадную дверь. Сюда нельзя попасть и через другие квартиры, потому что все окна первого этажа защищены решеткой. Это я проверил сразу, как только приехал.

Он вернулся в гостиную.

– Ну, и после того, как я осмотрел тут все утром, – продолжал он, – я установил, что наш парень прошел через эту боковую дверь в конце прохода и проскользнул в квартиру так, что телефонист его не видел. Тогда я попробовал, отперта ли дверь. Но она была заперта на засов изнутри – не на замок, а на засов. И это не скользящий засов, который можно сломать отмычкой или открыть снаружи, а тяжелый старомодный медный болт. Ну, а теперь я хочу, чтобы вы послушали, что скажет об этом привратник.

Маркхэм покорно кивнул, и Хэс отдал приказ одному из полицейских в холле. Через минуту перед нами стоял пожилой флегматичный немец с угрюмым выражением лица. Он плотно сжал челюсти и подозрительно посматривал на нас.

Хэс сразу взял на себя роль инквизитора.

– Во сколько вы уходите отсюда по вечерам? – Он почему-то заговорил воинственным тоном.

– В шесть часов – иногда раньше, иногда позже.

Этот человек говорил грубовато, но монотонно. Он был явно недоволен непрошенным вмешательством в его рутинный уклад жизни.

– А во сколько приходите по утрам?

– Обычно часов в восемь.

– В котором часу вы ушли домой вчера вечером?

– Около шести, может быть, в четверть седьмого.

Хэс остановился и, наконец, зажег сигару, которую жевал уже почти час.

– Ну-ка, а теперь расскажите мне об этой боковой двери, – продолжал он с неменьшей агрессивностью. – Вы сказали мне, что запираете ее каждый раз перед уходом – так?

– Да, это верно. – Привратник несколько раз утвердительно кивнул. – Только я ее не запираю, а закладываю на засов.

– Ладно, пускай на засов, – проговорил Хэс и сигара прыгала у него в губах; дым выходил изо рта со словами. – И вчера вечером вы как обычно заперли ее на засов около шести часов?

– Может быть, в четверть седьмого, – поправил его привратник с немецкой пунктуальностью.

– А вы уверены, что заперли ее? – вопрос был задан почти свирепым тоном.

– Да, да. Конечно, я уверен. Я делаю это каждый вечер. Я никогда не забываю.

Его серьезность не оставляла никаких сомнений в том, что дверь действительно была заложена на засов изнутри около четверти седьмого в прошлый вечер. Однако Хэс обсуждал это еще несколько минут, чтобы совершенно убедиться. Наконец, привратника отпустили.

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая