Поэты и убийство - ван Гулик Роберт - Страница 31

• Предыдущая
• 31/35
• Следующая

Начальник Ло стоял у первого паланкина, приветствуя академика, когда появилась взлохмаченная фигура могильщика Лу. Он подвернул полы своего выцветшего синего халата под свой соломенный пояс, обнажив мускулистые, волосатые ноги. И узелок с одеждой так и держал, по-крестьянски, через плечо, на кривой палке.

– Могильщик, ты смахиваешь на горного отшельника! – выкрикнул академик, – Правда, не на того, кто сыт кедровыми орешками да утренней росой!

Монах ухмыльнулся, показав длинные неровные зубы. Он направился к храму. По усыпанной сосновой хвоей тропке судья провел гостей к гранитным ступеням, поднимающимся к беседке. Замыкавший шествие Ди заметил, что трое солдат не последовали за остальными к импровизированной кухне. На полдороге между храмом и беседкой они устроились под высокой сосной. На их головах были островерхие каски, сзади привязаны мечи. Он узнал широкоплечего командира, которого встречал в присутствии: это был выделенный начальником округа конвой поэтессы Юлань. Она была надежно защищена только в резиденции. Теперь она ее покинула, и охрана снова была настороже. И правильно, ведь за заключенного они отвечали головой. Но их участие в этой веселой поездке встревожило судью.

Вслед за остальными судья Ди прошел в беседку. Второпях выпили по чашке горячего чая, а затем Ло провел всех к невысокой балюстраде из резного мрамора, сооруженной вдоль обрыва. Стоя у балюстрады, гости молча наблюдали, как красный солнечный диск опускается за горы. Тени стремительно сгустились в ущелье. Наклонившись, судья Ди увидел отвесный обрыв более тридцати метров глубиной. Над извивающимся между острых камней горным потоком клубился легкий туман.

Придворный поэт обернулся.

– Незабываемый вид! – проникновенно произнес он. – Как бы хотелось мне несколькими строками передать его величие…

– Лишь бы они не повторили моих! – прервал его академик с легкой улыбкой. – После первого посещения этого прославленного уголка – я сопровождал государственного советника Чу – я написал четыре строфы о закате. Советник приказал их вырезать на этих стропилах, если не ошибаюсь. Пойдемте посмотрим. Чан.

Все вместе они прошли осмотреть десятки свисавших со стропил больших и поменьше табличек, исписанных стихотворениями и высказываниями важных посетителей. Академик приказал слуге, зажигавшему напольные светильники, поднять один повыше. Внимательно всматриваясь, придворный поэт воскликнул:

– Да, Шао, вот ваше стихотворение! Очень высоко, но я все-таки могу прочитать его. Чудесная классическая манера!

– Я ковыляю на костылях цитат из древних, – сказал академик. – И все же можно было найти для моего стихотворения место получше. Да, я теперь припоминаю. Советник назвал ту нашу встречу «Собрание под облаками». Есть у кого-нибудь предложения, как назвать нашу встречу этой ночью?

– «Собрание в тумане» – промолвил хриплый голос. Это был могильщик Лу, поднимающийся по ступеням в своей прежней винно-красной рясе с черными краями.

– Очень хорошо, – отозвался придворный поэт, – Туман действительно поднимается. Посмотрите, как он ползет между деревьев!

– Не это я хотел сказать, – заметил могильщик.

– Будем надеяться, что скоро взойдет луна, – сказал судья Ди. – Праздник Середины Осени посвящен луне.

Слуги разлили вино. Покрытый красным лаком стол вблизи балюстрады заставили блюдами с холодными закусками. Начальник уезда приветствовал гостей:

– Почтительно кланяюсь всем вам на «Собрании в тумане»! Угощение немудреное, деревенское, и поэтому я предлагаю, чтобы все расселись, не обращая внимания на условности.

И все же он вел себя настолько осторожно, что не предложил академику кресло справа от себя, а придворному поэту – по левую руку. Вечер был прохладен, слуги набросили на кресла, подбитые ватой, покрывала, а на каменный пол поставили деревянные подставки для ног. Судья Ди сидел напротив своего друга, между поэтессой и могильщиком Лу. Принесли большие блюда с дымящимися клецками. Старший повар Ло, очевидно, понял, что в эту свежую ночь на утесе никто не будет слишком налегать на холодные закуски. Две служанки снова налили гостям вино. Могильщик выпил его одним глотком и хриплым голосом сказал:

– Поднялся высоко. Видел золотого фазана и двух раскачивающихся на деревьях гиббонов. А также лиса. Очень большого. Он…

– Надеюсь, сегодня вы нас избавите от своих устрашающих лисьих историй, могильщик, – прервала его, улыбаясь, поэтесса. И обращаясь к судье:

– Прошлый раз, когда мы встретились в Озерном уезде, от его рассказов у нас у всех мурашки бегали по коже.

Судья подумал, что сейчас она выглядела здоровее, чем в полдень. Может быть, из-за тщательно наложенных румян и белил.

Могильщик вперился в нее своими выпученными глазами.

– Временами я обладаю двойным зрением, – спокойно сказал он, – Если я рассказываю окружающим то, что вижу, то отчасти из хвастовства, а отчасти для того, чтобы избавиться от страха. Потому что мне не нравится то, что я вижу. Я предпочитаю наблюдать за животными. На лоне природы.

Судью Ди поразило, что могильщик в несвойственном ему подавленном настроении.

– На моем предыдущем посту, в Ханюани, – заметил судья, – в лесу, за домом, где я жил, было много гиббонов. И каждое утро, во время чаепития на боковой галерее, я наблюдал за ними.

Могильщик медленно произнес:

– Любовь к животным – это хорошо. Никто не знает, каким животным он был в прежнем воплощении и в какое переселится душа при своем новом рождении.

– Думаю, начальник уезда, вы были некогда свирепым тигром, – свысока заметила поэтесса, обращаясь к судье Ди.

– Скорее, сторожевой собакой, сударыня, – ответил судья. И повернувшись к могильщику:

– Однажды я услышал от вас, что вы не буддист. Однако верите в переселение душ?

– Конечно! Почему некоторые люди от рождения и до гроба живут в безвылазной нищете? Или почему дитя умирает мучительной смертью? Единственное объяснение: они искупают грехи своего прежнего воплощения. Как могут Высшие Силы ожидать от нас, что в течение всего лишь одной жизни мы успеем покаяться за все зло, что сотворили?

– Нет-нет, Ло! – в их разговор ворвался голос академика. – Я настаиваю, чтобы ты прочитал одно из своих веселых любовных стихотворений. Подтверди репутацию истинного любовника!

– Ло – любовник любви, – сухо проговорила поэтесса. – Он играет со многими, но лишен дара любить одну.

– Не слишком любезное замечание в адрес нашего дорогого хозяина, – отозвался придворный поэт. – Юлань, вместо штрафа вы прочтете одно из ваших стихотворений.

– Не буду читать любовные стихи. Никогда больше. Но для вас одно напишу.

Начальник Ло подозвал домоправителя и показал на приставной столик, где были чернила и бумага. Судья Ди заметил, что его друг побледнел. Видимо, замечание поэтессы задело его за живое. Домоправитель выбирал лист бумаги, но тут академик воскликнул:

– Наша великая Юлань не станет писать свои бессмертные стихи на жалком клочке бумаги. Пишите на этом столбе, чтобы ваше стихотворение было врезано в дерево, и им восхищались бы те, кто будет жить после нас.

Поэтесса пожала плечами. Встав, она подошла к ближайшему столбу. Служанка несла за ней квадратную чернильницу и кисточку. Вторая стояла рядом со свечой. Юлань ощупала столб и нашла гладкую поверхность. И вновь судью поразили ее тонкие, нервные пальцы. Она смочила кисточку в чернильнице и написала четкими, изысканными иероглифами:

Тщетно при свете лампы ищу я Для стихотворения точное слово. Бесконечна ночь без сна И отпугивает одинокое одеяло. А в соседнем саду Мягко шуршит осенняя листва. И через кисею на окне Уныло светит луна.

– Ха! – воскликнул академик, – В четырех двустишиях – вся грусть осени. Наша поэтесса прощена. Давайте за нее выпьем!

Не раз еще они дружно пили, пока слуги разносили новые блюда с горячим. Настала ночь, из ущелья поднимался сырой туман, на утесе похолодало, и по четырем углам зала были расставлены четыре большие медные жаровни с горящими углями. Темные облака затянули луну. Рассеянно смотревший на сияние светильников начальник Ло вдруг подался вперед.

• Предыдущая
• 31/35
• Следующая