Его опасные пасы - Ваншенкин Константин Яковлевич - Страница 7

• Предыдущая
• 7/12
• Следующая

Это был пир избранников.

Выпили за удачное окончание учебного года, без переэкзаменовок на осень – те у себя, эти у себя. Потом за дружбу. Жалко, что нельзя было чокаться.

Евтеев повалился на спину, задирая по очереди правую и левую ногу за голову.

– Да брось ты!

– Вратарь должен быть всегда готов.

– Не вратарь, а пионер.

– Сейчас выходит, например, из кустов Старостин и говорит: «Давай я тебе пробью…».

– Какой Старостин? Их четыре брата.

– Три!

– Да нет, четыре: Николай, Александр, Андрей и Петр. Все из «Спартака».

– У Николая, говорили, на правой ноге череп нарисован и кости, и написано: «Смертельно!»

– Это дети говорят.

– Еще у них Леута, Соколов, Глазков, – перечислял Коляда, – Семичасный.

– Семичасный в «Динамо», – поправил Игорь.

– Федотов.

– Федотов в ЦДКА. «Спартак» его для укрепления брал.

– А вратари Жмельков и Акимов, – вздохнул Евтеев. – Как думаете, нас возьмут когда-нибудь в «Спартак»?

– За воротами трусиками махать.

– А почему, могут взять! Толя, да?

– Нужно говорить не «Толя, да?», а «Коля, да», – сказал Игорь.

– Почему? – ахнул Барабанов.

– Ко-ля-да! Понял? Коляда.

Темнело. Они были веселы, счастливы, мешало только, что в бутылке порядочно оставалось и еще предстояло пить. Теперь «Спотыкач» был очень сладким и вязким.

– А я буду играть, – произнес Барабанов задумчиво. – В «Спартаке» не в «Спартаке», а буду.

– Может, костер разжечь? – спрашивал Евтеев.

– «Мой костер в тумане светит», – тянул в ответ Коляда.

А за стволами, вдалеке и вверху, гасло небо, становилось сыро, холодно. Они встали и, громко разговаривая, пошли по темной просеке.

– Игорь, вот ты объясни… Толя, погоди… Игорь, объясни мне, как ты их обходишь, в чем секрет? – говорил Евтеев, обняв Алтынова за плечо.

– Сейчас объясню. Вот по улице идешь, а навстречу человек…

– Девочка, – вставил Барабанов.

– Неважно, но можно и девочка, и вот ты направо, и он туда же, ты хочешь его пропустить, берешь левей, а он опять туда же. И тут он остановится, так запутался, хотя ты и не хотел его запутать. А я, когда с мячом, хочу его запутать, а это еще легче! Понял?

– Понял! Молодец!

– А я не понял, – бубнил Коляда.

В городе пошли чинно и вскоре дружески, растроганно расстались. Игорь двинулся бодрой, пружинящей походкой, думая то о Ларисе, то об игре с «Локомотивом», о той, что была и которая будет. Вблизи дома почувствовал себя нетвердо, сел на скамеечку переждать, но хорошего самочувствия не прибавлялось. Тогда он свернул в переулок, к водоразборной колонке, нажал на рычаг, неудобно согнулся и сунул голову под струю. Потом он долго вытирался, сняв рубашку, и стряхивал воду с брюк. Впрочем, родителей дома не оказалось, он благополучно улегся и, засыпая, удовлетворенно подумал: «А здорово, что игра не завтра…».

Поле городского стадиона у реки, где он ни разу еще по-настоящему не играл, а лишь прежде пролезал иногда с ребятами постучать, пока не погонят, было ровно-зеленого приятного цвета, только на штрафной трава была заметно повыбита, а у ворот, на которые уже навесили сетки, темнела совсем голая земля. Он оглянулся на пеструю трибуну и, конечно, не увидел Ларису, но остро ощутил, что она здесь и будет смотреть игру. Где-то на трибуне был, наверное, и отец. У самой бровки, как всегда, разобрались: Барабанов первым, за ним Евтеев, потом, по росту, но не строго, Коляда, Сухов, сам Игорь шестым или седьмым, следующий Хмель, а последним маленький Полунин. Потрусили поперек поля и у начала свеженаведенного круга пошли по дуге влево. «Локомотив», блистая формой, уже вставал напротив.

Стройно, но не надрываясь выкрикнули «Физкультпривет!», Барабанов с их раскосым капитаном подали друг другу руки. Все! Напряжение, так и звеневшее в нем, разом отпустило.

«Локомотив» наступал правым краем. Оттуда навесили в штрафную, но длинный Коляда головой выбил мяч чуть не к центру. Хмель подобрал его, но тут же потерял снова. И вот уже из вратарской, «ножницами», через себя, отбивает Паша Сухов. Что же, и ветра нет, а опять в одни ворота? Железнодорожники давят. Баба, сам как паровоз, проходит защиту, но чуть отпускает мяч, и Евтеев беззаветно, лицом вперед, кидается ему под ноги. Если уж он взял мяч, значит, взял, не выпустит. А через минуту их правый крайний наносит удар в самый угол. Евтеев, как бы лежа на боку, стелется над землей, прогнув спину, до предела вытянув руки, и достает самыми кончиками пальцев. Мяч от его перчаток попадает в штангу, отскакивает в поле, но Евтеев опередив всех, упавший, взлетает, как на пружинах, и накрывает его.

А вскоре они прорываются втроем, и Баба с пяти метров бьет в «девятку». Ничего поделать невозможно.

И тут игра неожиданно изменилась. Причину не каждый мог объяснить, они ее и не доискивались, но это сразу почувствовали все – и обе команды, и зрители.

Раз за разом Игорь стал получать мяч. И пошли в ход его опасные пасы. Вот он, обыграв хава, бросил в прорыв Полунина, тот покатился по самой ленточке и хлестко подал на ворота. Витька Хмель завис в высоком прыжке, склонил голову к плечу и, резко мотнув ею, послал мяч в верхний угол, но вратарь угадал и взял его. Теперь Игорь пошел прямо на их капитана и поймал его на финт – выпад вправо, ложный рывок влево и уход опять вправо. Второго защитника, бросившегося наперерез, он пропустил, внезапно притормозив, и с новым ускорением вышел на ворота. Осталось точно пробить, но помешала неприметная неровность поля, способная обмануть хитрее всякого ловкача, – мяч не так отскочил, сорвался с подъема, пошел мимо. Потом Игорь щечкой, через головы защитников, мягко и точно выдал пас-ватерпас Барабанову, и тот нанес свой излюбленный, прямой как стрела удар. Мяч смачно влепился в перекладину, Барабанов обернулся к Алтынову и развел руками, что должно было означать: «Извини, сделал, что мог».

Свистка на перерыв Игорь не расслышал, только увидал, что все пошли к раздевалке. Там, стянув с себя майки, сели на скамью и слушали, что говорил Кубасов, – Игорь ничего не понимал, кроме отдельных слов: «Правильно!», «Так и надо!» – но сам вид Кубасова его ободрял.

Опять пошли вперед, но случилось то, что уже было в первом тайме, – «Локомотив» начал давить, и минуте примерно к десятой – часов на стадионе не было – произошло самое неприятное: чапаевцы пропустили второй гол. Баба, за которым смотрели теперь в оба, получил слева пас, раскачивая широкими бедрами, вошел в штрафную, изготовился бить и, когда его закрыли, отбросил центру, а тот без сопротивления вколотил мяч в ворота.

Воцарилась тишина. Стадион понимал, что либо все уже решено, либо, если это не так, сейчас, на его глазах, должно случиться необыкновенное. Многие обратили внимание на то, что сразу после гола Игорь подбежал к Коляде и что-то сказал ему. Что это могло быть: упрек? утешение? Нет, это были вполне деловые слова: «Толя, ну, ты дашь мне на выход?»

И Толя дал. «Локомотив» продолжал уверенно напирать, желая поскорее дожать противника, лишить его малого шанса, самой слабой надежды. И тут от своей штрафной, вдоль по центру, в открывшийся на мгновенье коридор между игроками, словно опомнившись, Коляда выделил ему длинный, как удар бича, снайперский пас. Алтынов рванулся вовремя, ловко пропуская мяч у себя под ногой, подстраиваясь к нему и как бы на несколько секунд составляя с ним нечто единое. Это было сделано так быстро и точно, и он миновал всех с той поразительной легкостью, когда кажется, что это не стоит труда. Перед ним был только их капитан, рослый защитник с черными раскосыми глазами. Игорь пустился на старую уловку: сделал вид, что слишком отпустил мяч, что теряет над ним контроль, и защитник почти остановился, посчитав его своей верной добычей. Он просто не сознавал, какая у Алтынова скорость. В тот же миг Игорь молниеносным рывком достал мяч и, бросив его себе вперед, оставил защитника позади, только чиркнуло по подошве, по шипам, – это раскосый бил ему по ногам, но не дотянулся.

• Предыдущая
• 7/12
• Следующая