Рассказ о потерянном фотоальбоме - Ваншенкин Константин Яковлевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/17
• Следующая

Осенняя Москва сорок первого года. Пестрая листва Тверского бульвара, задумчивый Пушкин. И опускаемые на дневное время, неуклюжие на земле, аэростаты воздушного заграждения. Оклеенные крест-накрест наивными бумажными полосками оконные стекла, зашитые тесом, заложенные мешками с песком витрины магазинов. Осенние рощи, нарисованные на крышах заводских цехов и складов. Маскировка. А с наступлением темноты – светомаскировка, полный мрак, нарушаемый лишь всплывающими со дна голубыми столбами прожекторного света, беглыми вспышками зениток да по временам зловещим дрожащим заревом.

Стальные «ежи» и надолбы у окраин. Строгий вид патрулей.

С каждым днем Москва все более становилась прифронтовым городом.

Воздушные тревоги учащались, все большей становилась их продолжительность.

Гордость предвоенной столицы, предвоенной страны – Московский метрополитен стал огромным и надежным бомбоубежищем.

Но спросите у этих людей: и сюда, на глубину, заставляя сжиматься сердце, доносились порой глухие, далекие, но явственно тяжелые удары. Что там сейчас?

Эти люди пришли сюда основательно, на всю ночь, до первого света, до свежего утреннего голоса диктора: «Граждане! Опасность воздушного нападения миновала. Отбой!…»

Заметьте: здесь почти нет мужчин, только женщины и маленькие дети. Мужчины и мальчишки Москвы – там, наверху, наедине с тревожным осенним небом.

И еще заметьте: это станция метро «Маяковская». Именно здесь состоялось вскоре торжественное заседание, посвященное XXIV годовщине Октября.

Было сделано все, чтобы удержать Москву. Все беззаветные защитники ее, вся суровая страна твердо верили, что мы не отдадим свой главный город. Каждый был готов умереть за Москву, сердцем прикрыть столицу.

Но вот теперь, через много лет, я думаю, а что было бы, если бы враг все же вошел в город? Ведь его полчища стояли у самых ворот. Ведь его танки вырывались к самым Химкам. Конечно, мы бы не сдали Москву – каждый дом, каждый камень, каждое окно несли бы смерть врагу. Но если бы он все же ворвался в город?

Можно с уверенностью сказать: даже это не решило бы, да и не могло решить исхода войны в пользу фашистской Германии.

В русской истории бывали случаи, когда неприятель занимал нашу первопрестольную столицу. Последствия достаточно широко известны.

Нет, даже это не сломило бы нас.

Но мы защитили нашу Москву. Но мы отстояли нашу столицу.

Строительство оборонительных рубежей перед Москвой, на различных к ней подступах. То, что в народе называлось – «окопы», – Где твой-то?

– На окопах.

Женщины и молодежь – из деревень, из школ, из институтов, – сколько кубов тяжелой земли выбросили их штыковые и совковые лопаты!

И все вдали от дома, в тревоге, в холоде, впроголодь.

Сооружение оторванных друг от друга укрепрайонов, рубежей, «линий», уверенность в их надежности и целесообразности – может быть, это еще оставалось от других войн и военных кампаний.

Помогли они приостановить врага, или танковые лавины Гудериана обтекли их и оставили бесполезно осыпаться у себя за спиной, все равно это была великая школа, и столько во всем этом было героизма, энтузиазма, надежды, веры, беззаветности!

Продолжаются спектакли в театрах Москвы. На улицах тьма, в любой миг действие может прерваться сигналом воздушной тревоги. Но звучит музыка, но публика ходит.

А снаружи прямо напротив колоннады Большого театра выставлен низвергнутый фашистский бомбардировщик «Юнкерс-88». Зрителям, заполнившим зал, и самим балеринам это прибавляет настроения.

Ноябрьский парад сорок первого года. Исторический парад. Отзвук этой поступи отозвался по всей стране. По всему миру. Мы не отказались от парада. Значит, мы сильны. Значит, Москва сильна. Он породил гордость в душе народа. Ведь мы любили наши парады. Цокот копыт – на всю страну. Это Ворошилов выезжает из Спасских ворот. Под ним конь темной масти, обязательно в белых «чулках»… Это было еще совсем недавно, но до этого дня было теперь необыкновенно далеко.

Ранняя зима. Ветер. Холодно. Опушенные ели. Снег на брусчатке. Четкий, строгий, но походный строй парада. Как просто и как символично: прямо с Красной площади – в бой!

Началось то, о чем мечтали с первых дней войны, чего ждали, во что верили. Верили, отходя на восток, вырываясь из окружений, оставляя один за другим населенные пункты, теряя дорогих товарищей. Верили, получая или перестав получать с фронта бесценные треугольнички писем, сутками, неделями не выключая радио в надежде услышать именно это известие.

Началось и развивалось наше наступление.

Это было поистине зимнее наступление. Под забитыми снегом лапами елей и сосен, на слепящих глаза белых просторах России, в маскировочных халатах, по глубоким, пушистым, рыхлым или схваченным жестким настом снегам…

Это наступление запомнилось миру, а более всего тем, кто когда-нибудь лежал, окопавшись в снегу, кто безотказно поднимался под огнем в рост и, забрав под ремень полы шинели, проваливаясь по пояс, рвался вперед по белой целине, хватая морозный воздух раскрытым ртом, трудно дыша и привычно хрипя свое и общее: «Ура-а!…»

Авиация набирала силу и все более господствовала в воздухе. Этот процесс продолжался и в дальнейшем. Небо Родины стало свободным прежде, чем ее земля.

Артиллерия… Бог войны уже всерьез подал свой грозный голос…

Сладко сердцу, когда орудия на надежной огневой позиции, когда цел расчет, когда боекомплект в наличии.

Они мечтали об этом, на руках вытаскивая свою пушечку из грязи, разворачивая ее на прямую навод: ку, теряя товарищей.

Они дождались своего часа. Мощно откатывается ствол, и тяжелый снаряд, как плечом, раздвигая воздух, гулко проходит над самым лесом, чтобы накрыть далекую, невидимую для них цель. И, понятно, не один снаряд! Сотни тонн металла и взрывчатки одновременно обрушиваются на голову врага.

Даже здесь, на своем рубеже, у расчета как будто водой плотно залиты уши. А что же там, куда направлен этот удар!

Жестко и веско сказал об этом Твардовский:

В тяжелейшие дни, в сентябре сорок первого года, было введено в наших Вооруженных Силах для особо отличившихся частей и соединений почетное звание гвардейских. Новая, советская гвардия! Ее отличали особое упорство, боеспособность, отвага и, если хотите, лихость солдат и офицеров. И пополнения, регулярно вливавшиеся в гвардейские дивизии и полки, тоже становились гвардейскими и быстро приобретали все эти качества: звание обязывало.

Мне выпало счастье служить в гвардейской части. На всю жизнь запомнил я, как принимала наша часть гвардейское знамя, как, опустившись на колено, поцеловал край полотнища командир, как, тоже коленопреклоненно, произносили мы вслед за ним железные слова гвардейской клятвы.

А потом вдоль строя старшина нес в вытянутых руках раскрытый вещевой мешок с гвардейскими значками, и ротный вручал их каждому. На значке – по темно-красному знамени золотом было написано это прекрасное слово: «Гвардия».

«Товарищ гвардии полковник!», «Товарищ гвардии рядовой!» Как звучит! И мы испытывали волнение, гордость, потребность напомнить всем и всем доказать, что мы – гвардия!

Ты уже отбивал у врага линии обороны, окопы и траншеи, господствующие высоты и высотки.

Но ничто не может сравниться с чувством, которое ты испытал, врываясь в некий наш населенный пункт, что называется, на «плечах» противника, преследуя его, освобождая город, поселок или деревушку, освобождая людей.

• Предыдущая
• 4/17
• Следующая