Ненавязчивость зрения - Варли Джон Герберт (Херберт) - Страница 4

• Предыдущая
• 4/14
• Следующая

Множились детали. Их вожаком, тем у кого изначально возникла эта мысль и стремление воплотить ее в жизнь, несмотря на непреодолимые трудности, была неутомимая Дженет Рейли. Ничего не зная о приемах, которые генералы и управляющие используют для достижения серьезных целей, она изобретала их сама, и приспосабливала для конкретных нужд своей группы — с учетом ее ограничений. Она создавала рабочие команды для поиска решений проблем, возникавших со всех сторон: правовых, научных, социального планирования, архитектурных, закупочных, снабженческих, строительных. И все время она была единственным человеком, который знал все о состоянии дел. Все это она держала в голове, не делая никаких заметок.

Именно в социальном планировании она показала себя провидцем, а не просто великолепным организатором. Мысль ее состояла не в том, чтобы создать место, где их жизнь подражала бы жизни их здоровых собратьев — исключая обладание зрением и слухом. Она хотела совершенно нового: образа жизни, созданного слепоглухими для самих себя; такого, который бы не брал в расчет никакие условности лишь потому, что так делали всегда. Она изучила все культурные институты человека — от брака до эксгибиционизма, чтобы понять, как они соотносятся с ее нуждами и нуждами ее друзей. Опасности такого подхода она сознавала, но это ее не отвратило. Ее команда, занимавшаяся социальными задачами, прочла о всевозможных группах, которые когда бы то ни было и где бы то ни было пытались существовать автономно, и подготовила для нее отчеты о том, как и почему те потерпели поражение или преуспели. Она профильтровала эту информацию через свой опыт, чтобы понять, что из этого может получиться для ее необычной группы с ее нуждами и целями.

Деталей было бесчисленное множество. Они наняли архитектора, чтобы он выразил их идеи в чертежах, созданных по системе Брайля. Постепенно вырабатывались планы. Они снова тратили деньги. Началось строительство, за которым следила на месте их архитектор, которую к этому времени настолько захватил их замысел, что работала она даром. Это было очень кстати, поскольку они нуждались в ком-то, кому могли бы доверять: с такого большого расстояния распоряжаться было трудно.

Когда дошло до переезда, возникли проблемы с бюрократами. Это они предвидели, но задержка все же произошла. Службы соцобеспечения, отвечавшие за их благополучие, усомнились в разумности проекта. Когда стало ясно, что никакие уговоры его не остановят, завертелись колеса и было издано постановление о его временном замораживании — для их собственного блага — с запрещением им покидать территорию школы. К тому времени всем им исполнился двадцать один год, но было принято решение о том, что их умственное состояние препятствует им управлять собственными делами. Было назначено слушание дела.

К счастью, у них еще была связь со своим адвокатом. Его тоже заразило их безумное видение, и он вступил в решительную битву на их стороне. Ему удалось добиться решения о правах людей, содержащихся в приютах и лечебницах, позже поддержанного Верховным судом, что привело к серьезным последствиям для больниц штатов и округов. Осознав, что у них уже хватает проблем с тысячами пациентов по всей стране, находящимися в неудовлетворительных условиях, социальные службы сдались.

К тому времени настала весна 1986-го. Это было годом позже намеченной ими даты. Часть удобрений была размыта из-за отсутствия клевера, предотвращающего эрозию почвы. Время посева уходило, и у них начал ощущаться недостаток денег. Тем не менее, они переехали в Нью-Мексико и начали тяжелейшую работу по созданию коммуны. Их было пятьдесят пять, с девятью детьми от трех месяцев до шести лет.

Я не знаю, чего ожидал. Я помню, что удивляло меня все: или из-за того, что было настолько нормальным, или из-за того, что было настолько непривычным. Никакие из моих дурацких предположений о том, на что может походить жизнь в подобном месте, не оправдалось. И, разумеется, я не знал его историю — с ней я познакомился позже, по кусочкам.

Меня удивили огни в некоторых из зданий. С самого начала я решил, что в свете они не нуждаются. Это был пример чего-то настолько обычного, что оно меня удивило.

А что касается различий, то первое, что привлекло мое внимание, была ограда железной дороги. У меня к ней был свой интерес, поскольку из-за нее я едва не пострадал. Я старался понять, зачем она — мне это было нужно — даже если из-за этого придется не спать ночь.

Деревянная ограда продолжалась от ворот до амбара, где рельсы делали петлю, как и за воротами. Ограда шла по всей длине рельсового пути. Единственный доступ к нему был с погрузочной платформы у амбара и извне, из-за стены. В этом был смысл. Непременным условием, при котором слепоглухие могли управлять такими составами была гарантия, что никто не окажется на путях. Эти люди _н_и_к_о_г_д_а_ не смогли бы ходить по ним; их никак невозможно было предупредить о приближении поезда.

Пока я в сумерках направлялся к группе зданий, мне навстречу попадались люди. Они не замечали меня, как я и ожидал. Двигались они быстро; некоторые буквально бежали. Я стоял на месте, осматриваясь вокруг, чтобы никто не столкнулся со мной. Прежде чем вести себя смелее, мне надо было понять, почему они не сталкиваются друг с другом.

Я наклонился и осмотрел землю. Темнело, но я тут же увидел, что повсюду идут пересекающиеся бетонные дорожки. У каждой из них был иной рельеф поверхности: линии, волны, ямки, гладкие и шероховатые участки. Я вскоре заметил, что люди, которые спешили, пользовались лишь дорожками, и все они были босыми. Ясно было, что это что-то вроде дорожных знаков, и читаются они с помощью ног. Детали этой системы мне были не нужны: достаточно было знать о ее существовании и избегать дорожек.

В людях примечательного не было. Некоторые были обнажены, но к этому я уже привык. Внешности они были самой разной, но все казались примерно одного возраста — за исключением детей. Если бы не то, что они не останавливались поговорить или хотя бы помахать друг другу рукой, я никогда не подумал бы, что они слепы. Я следил за тем, как они приближались к пересечениям дорожек (не знаю, как им это становилось известным, но мог бы предположить несколько способов) и замедляли шаг. Эта система была великолепной.

Я начал подумывать о том, чтобы пообщаться с кем-нибудь. Я, посторонний, находился там уже полчаса. Наверное, у меня возникло ложное ощущение о том, что эти люди уязвимы — я чувствовал себя взломщиком.

С минуту я шел рядом с какой-то женщиной. Она очень целеустремленно — или так мне показалось — направлялась куда-то. Она что-то ощутила, возможно, мои шаги. Она слегка замедлила шаг, и я прикоснулся к ее плечу, не зная что еще делать. Она тут же остановилась и повернулась ко мне. Глаза ее были открыты, но казались пустыми. Ее руки прошлись по мне с головы до ног, слегка прикасаясь к лицу, груди, рукам, ощупывая одежду. Я не сомневался, что она знала, что я пришелец; вероятно, с первого похлопывания по плечу. Но она тепло улыбалась мне и обнимала меня. Руки ее были очень нежными и теплыми. Это было странным, так как они были покрыты мозолями от тяжелой работы. Но они казались деликатными.

Она дала мне понять — указывая на здания, делая движения воображаемой ложкой и прикасаясь к циферблату своих часов — что через час будет ужин, и что я на него приглашен. Я кивнул и улыбнулся в ладони ее рук; она поцеловала меня в щеку и поспешила дальше.

Ну что же, пока оказалось не так и плохо. Меня беспокоило, смогу ли я общаться с ними. Позже я обнаружил, что они узнала обо мне гораздо больше, чем рассказал я сам.

Я отложил поиски общей столовой — или как там это еще называлось и стал бродить в сгущающейся тьме, оценивая расположение зданий. Увидел, что собака собирает овец на ночь в загон. Она без всяких указаний умело загнала их в открытые ворота, которые один из людей закрыл и запер. Он нагнулся и почесал собаке голову, та лизнула ему руку. Закончив свою дневную работу, собака поспешила ко мне и обнюхала мою ногу. До конца вечера она следовала за мной.

• Предыдущая
• 4/14
• Следующая