Выбери любимый жанр

История Византийской империи. Том 2 - Васильев Александр Александрович - Страница 64

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Долгое время считалось, что Константин XI был коронован мирянином. Теперь, однако известно, после публикации сочинений Иоанна Евгеника С. Ламбросом, что коронация Константина XI никогда не была осуществлена. Церковь требовала, чтобы коронация была бы осуществлена патриархом, однако, она была, вероятнее всего, отложена из-за антагонизма между сторонниками и противниками объединения церквей.

Обе супруги Константина из латинских фамилий, обосновавшихся на христианском Востоке, — первая из фамилии Токко (Тоссо), вторая из известной генуэзской династии на острове Лесбосе Гаттилусио (Gattilusio), — умерли еще до избрания Константина на престол. Переговоры же о третьей супруге новому императору на Западе и Востоке, например, в Венеции, Португалии, Трапезунде и Иверии (Грузии), закончились ничем. Падение Константинополя и смерть Константина помешали осуществлению этих брачных планов. Его доверенный друг и дипломат, историк эпохи Палеологов, Георгий Франдзи оставил нам в своей истории интересное описание миссии найти для императора невесту в Трапезунде и Иверии. Современный нам историк Ш. Диль замечает, что, несмотря на давнее существование брачных связей между византийскими императорами и западными принцессами, в последний критический момент империи взоры последнего императора обратились в поисках супруги к более им близкому, понятному и родственному Востоку.

Константин XI погиб при взятии Константинополя турками в мае 1453 г. На месте христианской восточной монархии основалась сильная военная держава османских турок.

Из братьев, переживших Константина, Димитрий Палеолог попал в плен Мехмеду II, который женился на его дочери; умер Димитрий в Адрианополе монахом, под именем Давида. Другой брат Фома окончил жизнь в Италии, лелея мечту о крестовом походе против турок и найдя у папы материальную поддержку для собственного существования. Сын его Андрей, ставший уже католиком, являлся единственным законным представителем династии Палеологов, имевшим права на утраченный византийский престол. До нас дошел любопытный документ, на основании которого Андрей Палеолог будто бы передавал свои права на империю Константинопольскую и Трапезундскую и на сербский деспотат французскому королю Карлу VIII. Последний, предпринимая в конце XV века свой поход на Неаполь, думал, что его итальянская экспедиция явится лишь началом для его дальнейших завоеваний, а именно Константинополя и Иерусалима, что указывает на существование мечтаний о крестовом походе в конце XV века. Вероятно, акт передачи упомянутых прав Карлу VIII остался лишь проектом, так как позднее Андрей Палеолог уже передавал свои права на византийский престол Фердинанду и Изабелле Испанским. Конечно, подобные передачи прав на Византию никаких реальных результатов не имели.

Дочь Фомы Палеолога и сестра только что упомянутого Андрея Зоя была выдана замуж за далекого великого князя Московского Ивана III и известна в русских источниках под именем Софии Палеолог. В. О. Ключевский писал в этой связи: «[брак Ивана и Софьи получал значение политической демонстрации, которой заявляли всему свету, что] царевна, как наследница павшего византийского дома, перенесла его державные права в Москву, как в новый Царьград, где и разделяет их со своим супругом».

Москву стали сравнивать с «семихолмным Римом» и называть «третьим Римом». Великий князь Московский стал «царем всех православных», а Москва, столица русского государства, стала «новым городом Константина» (то есть новым Константинополем-Царьградом). Русский автор начала XVI века, монах Филофей, писал: «Два убо Рима падоша. А третий стоит. А четвертому не быти». Папа призывал преемника Ивана III защищать свои права на «наследие Константинополя». Таким образом, падение Византийской империи и брак Ивана III с Софьей Палеологиней лежат в основе вопроса о правах московских государей, представителей и защитников восточного православия, на трон византийских басилевсов, попавший в руки турок османов в 1453 г.

Внешняя политика Михаила VIII

Византия и Королевство Обеих Сицилий. Карл Анжуйский и Сицилийская Вечерня

Центральное место во всей внешней политике Михаила VIII занимают его отношения к королевству Обеих Сицилии; в связи с последними развиваются и принимают известные формы его отношения к итальянским республикам — Генуе и Венеции — и к папской курии. Отношения к туркам на востоке также находятся в зависимости от западной политики.

Как уже было рассказано выше, в конце XII века германский государь Генрих VI Гогенштауфен, сын Фридриха Барбароссы, благодаря своему браку с нормандской принцессой Констанцией, наследницей нормандского государства в Южной Италии и Сицилии, объединил королевство Обеих Сицилий под своей властью и вместе с тем унаследовал всю упорную вражду норманнов к Византии и их завоевательные планы. Соединение королевства Обеих Сицилий с Германией продолжалось до 1250 г., когда умер Фридрих II Гогенштауфен, после смерти которого его побочный сын Манфред сделался королем сицилийским; в Германии же воцарился на короткое время законный сын Фридриха Конрад IV. Под управлением Манфреда, заботившегося не только о материальных, но и о духовных интересах своего государства, Сицилия наслаждалась глубоким миром; двор его был самым блестящим двором того времени; иностранные государи с уважением относились к Манфреду, и бежавший из Константинополя последний латинский император Балдуин II обращался к нему за помощью о возвращении утерянного трона. В отношении Византии Манфред усвоил политику своих предшественников, которая должна была серьезно беспокоить Михаила VIII, особенно со стороны возможной латинской реставрации в Константинополе. Только что было отмечено, что лишившийся престола Балдуин II уже появился при дворе Манфреда с определенными планами и мольбами. Кроме того, подеста (главный представитель) живших в Константинополе генуэзцев, которые в то время пользовались совершенно исключительно благоприятными условиями торговли в Византии, вступил в сношения с Манфредом и предлагал план внезапного овладения Константинополем и восстановления в нем латинского господства. Узнав об этом, разгневанный Михаил VIII выслал генуэзцев из столицы и завязал сношения с Венецией, результатом которых был новый договор с республикой св. Марка, восстанавливавший и подтверждавший прежние привилегии венецианцев и обязывавший последних совместно с греками выступить против генуэзцев, если последние откроют военные действия против империи.

Но каких-либо реальных действий против Византии Манфред проявить не успел, так как погиб жертвой папской интриги. Папы, видя, что сила Гогенштауфенов после смерти Фридриха II, непримиримого врага папства, ослабла, решили в лице Манфреда нанести ненавистной династии окончательный удар. Исполнителем папских планов явился Карл Анжуйский, брат французского короля Людовика IX Святого. Но папа, призывая Карла занять Сицилийское королевство, имел в виду не только уничтожение Гогенштауфенов, но и ту помощь, которую Карл даст для восстановления Латинской империи на Востоке; по крайней мере, папа выражал надежду, что при помощи Карла «положение империи Романии будет исправлено» (imperii Romani status reformabitur).

Принимая предложение папы вмешаться в южно-итальянские дела, Карл Анжуйский открывал этим эру французских походов в Италию, — эру, столь гибельную для насущных интересов Франции, которая в течение нескольких веков должна была тратить свою энергию и средства на Италию, вместо того, чтобы направлять свои силы и внимание на ближайшие соседние страны, например, на Нидерланды и на Рейн.

Существует немного крупных исторических фигур, которые бы изображались историками в столь мрачных красках и, может быть, не совсем правильно, как Карл Анжуйский. После ряда работ о нем можно теперь навсегда покончить с легендой, которая делала из него настоящего тирана, «жадного, хитрого и злого, готового всегда потопить в крови малейшее сопротивление». Обращаясь к Карлу, папы, по-видимому, не учли отличительных черт в его характере, которые отнюдь не позволяли думать, чтобы он согласился быть лишь простым орудием в руках другого. Это был выдержанный, энергичный, временами суровый до жестокости правитель, не лишенный вместе с тем некоторой веселости, любви к турнирам и влечения к поэзии, искусству и науке и не желавший сделаться игрушкой в руках пригласившего его в Италию папства.