Александр Невский - Васильев Борис Львович - Страница 70

• Предыдущая
• 70/118
• Следующая

Князь Андрей и новожалованный на поле брани боярин Сбыслав Ярунович на свежих конях быстро добрались до самого Узменьского урочища, хоть путь их был завален трупами, умирающими и ранеными, а конские копыта скользили по обильно пролитой крови. От неимоверной усталости и всего пережитого князь сразу же впал в беспамятство, а Сбыслав, выпив две добрые чарки горячего мёда, ощутил вдруг небывалый приступ голода. Яков Полочанин, уложив Андрея в шатре под тремя шубами, угощал молодого боярина тут же, жадно расспрашивая о побоище.

— До смертного часа глаза мои кровь не забудут, а уши — крики людские, — угрюмо сказал Сбыслав. — Тяжкое испытание послал Руси Господь, и больно душе моей, Яков.

— Но побили ведь их. Побили, побили!…

— Сам поглядишь. Тебе трупы да раненых вывозить.

— Слышишь трубы княжеские, Ярунович?

— Стоны я слышу. — Сбыслав встал. — И жив ли отец, не знаю. И где чалый, спаситель мой? Хоть бы Догадались попонами его прикрыть… Дай коня, Яков. И обозников на лёд гони, там раненых много.

Толком не отдохнув — да дело молодое! — он добрался до центрального места побоища. Ревели трубы, заглушая стоны, уцелевшие дружинники и ополченцы в запале ещё что-то кричали, размахивая оружием, плакали и смеялись одновременно, но князя Александра Сбыслав не нашёл. Зато нашёл своего аргамака. Он стоял под княжеским стягом, заботливо укутанный попонами. Сбыслав обнял его за длинную шею, поцеловал в морду, угостил краюхой хлеба, густо посыпанной солью.

— Пить тебе не давали? Вздохнул чалый.

— Терпи, нельзя сейчас. И меня жди. Я отца найти должен.

Оскользаясь в крови, он долго бродил по истоптанному льду. С ним заговаривали, кто-то обнимал, кто-то целовал — Сбыслав потом ничего не мог вспомнить. Растаскивая тела убитых, всматривался в смертные лица, расспрашивал раненых и уцелевших, да во все всмотреться, всех расспросить было невозможно.

Стон стоял над застывшим Ледовым побоищем, точно стонало все огромное Чудское озеро. Страшный, уходящий в небытие стон умирающих, истекающих кровью, замерзающих воинов, превратившихся вдруг в беспомощных парнишек, зовущих маму. И слово это витало поверх всего поля сражения в тяжких испарениях отлетающих душ.

Стало уже темно, но кто-то сунул Сбыславу факел, кто-то помогал ему растаскивать тела: он потом не мог вспомнить этих добрых людей, как ни старался. Его качало от невероятной усталости, но он упрямо искал отца. И — нашёл.

— Прощай.

Почему— то рядом оказался Буслай с кое-как перевязанной головой.

— Ярун, что ли?

— Отец.

— Куда же ты его тащишь? Эй, мужики, подсобите боярину. — Буслай обнял Сбыслава за плечи. — Обопрись на меня, я — здоровый. И слезы не удерживай, я тоже реву. Все мы сейчас — дети…

В стонущем окровавленном поле мелькали факелы. Обозники и женщины из Пскова подбирали раненых и вывозили их на берег, оставляя мёртвых до утра. Хотели помочь смердам, тащившим тело Яруна, но Буслай не дал-

— К Невскому его. То сам воевода Ярун. Сменяя друг друга, мужики-ополченцы дотащили тяжёлое тело воеводы до княжеского шатра на берегу. Смерды, сняв шапки и низко поклонившись Яруну, ушли, а Буслай остался. Сбыслав снял с отца шлем, бережно перебирал седые спутанные кудри.

— Железо с него сними, — тихо сказал Буслай. — Холодно в нем, поди.

Вдвоём они с трудом стащили броню с начинавшего коченеть тела. Сбыслав стал оправлять сбившуюся, залитую кровью одежду, наткнулся на свиток за пазухой, развернул.

— Что там? — спросил Буслай.

— Князя найди.

Буслай сразу же ушёл, не спрашивая, зачем да почему. Не до того было: все в этот час говорили коротко, отрывисто, потому что в душах ещё не улеглась битва. Ещё воевала душа каждого, ещё кипела и пенилась, и покойными были только мёртвые.

Быстро подошёл Невский. Опустился на одно колено, снял шлем.

— Дядька мой… — Поцеловал Яруна в лоб, поднялся. — В Псков отвезёшь его. Там отпевать будем. Скажи Якову, Буслай, чтоб розвальни дал. Осиротила тебя судьба, Ярунович.

Сбыслав молча протянул Александру послание великого князя Ярослава.

Во всех соборах, церквах, а то и просто у братских могил на погостах отпевали погибших. И хоть великая была победа, хоть каждый и ощущал её, скорбно было во Пскове и в Новгороде. Невский старался попасть на все последние поклоны, ел урывками, почти не спал, почернел и осунулся настолько, что борода торчала клином.

— Простит меня княгинюшка моя, что не простился я с нею.

Князь Андрей свалился в горячке, Гаврила Олексич тяжко страдал от ран, и Александра повсюду сопровождали Сбыслав и Яков Полочанин да иногда Бус-лай, которого заметно приблизил Невский, будто увидел в нем знакомые черты погибшего Миши Пру-шанина. А как засыпали последнюю братскую могилу, сказал:

— Принимай Мишину дружину, Буслай.

— Не потяну, Ярославич.

— Потянешь.

На следующий день Невский выехал в Новгород, оставив отцовскую дружину на Будимира во Пскове. Это удивило Сбыслава, но Александр лишь буркнул в ответ:

— Отсюда до литовцев ближе.

— Дружину потрепали сильно, Ярославич.

— Этим Будимир займётся. А ты, боярин, отвезёшь Андрея во Владимир, расскажешь отцу о побоище и выпросишь для меня его дружину.

Невский был хмур и озабочен. Внезапное известие о кончине жены, большие потери и огромное напряжение последних недель выбили его из привычной колеи. Он понимал, что орден потерял ещё больше и тоже нуждается в мире, но велел Якову По-лочанину разговаривать с его послами как победитель, твёрдо отстаивая свои условия. Успех следовало закрепить, и, буркнув Сбыславу о литовцах, князь сознательно выдал свой замысел. Впрямую не поддерживая ливонцев, Литва косвенно помогала им, захватывая соседние русские княжества, и гибель Брячислава Полоцкого, помноженная на смерть его дочери, камнем висели на совести Александра. Сбыслав сразу понял причину такого решения, потому что знад о смерти княгини Александры, но Яков не знал и заспорил, утверждая, что и сил мало, и людям отдохнуть надобно.

— Я сказал!… — рявкнул Невский, и Литовский поход был решён.

• Предыдущая
• 70/118
• Следующая