Ольга, королева русов - Васильев Борис Львович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/57
- Следующая
Ольга была истинной дочерью конунга, а потому знала, на что опирается власть. Да, на меч, да, на страх, да, на почти священный трепет простолюдина пред сиянием и непогрешимостью этой власти. Но все это лишь внешние стены глухого, таинственного, полного слухов и домыслов замка власти. Власть владыки опирается на преданность ближайшего окружения, а уж куплена эта преданность дарами или детской дружбой — второстепенно. Важно одно: когда это окружение дает трещину, через которую начинают один за другим утекать вчерашние друзья, дни власти сочтены. Годхард был первым, но он в то же время был одним из самых верных сподвижников ее отца, конунга и великого князя Олега, прозванного Вещим. Асмус был вторым, но, как ни странно, оказался первым среди молодой поросли, давшей кучные побеги подле Игоря И если бегут они, если Ки-сана сумел провести никому не известный полураб-полузаложник из Византии, значит, по великому князю Игорю, сыну Рюрика, уже зазвучал погребальный плач.
Именно после разговора с Асмусом Ольга пришла к твердому решению не говорить Игорю, что ждет ребенка. Вначале она много думала, когда и как объявить ему эту чрезвычайно важную новость. Здесь следовало угадать не только благоприятный момент, но и состояние мужа. Он мог быть зло напряженным, близким к истерике или блаженно расслабленным, и блаженная расслабленность как нельзя лучше способствовала приятным воспоминаниям, которых в их жизни было несравненно меньше, нежели воспоминаний, неприятных для обеих сторон. Необходимо было точно просчитать его состояние, ловко перевести разговор на некую таинственную ночь и сообщить о шевельнувшейся в ней жизни как результате этой таинственной ночи. Это было и нелегко, и глубоко противно всему ее существу, но положение супруги ^великого князя обязывало забывать о себе самой. И думать только о своем долге, все подчинять этому долгу и во имя его ничего не страшиться Ни сплетен, ни пересудов, ни гнева самого князя Игоря
Сегодня говорить о беременности было преждевременно и даже опасно Будущий ребенок должен ощущаться не только ею, его матерью, но и другим человеком Тем, чью руку она однажды положит на чрево свое, дабы убедился он в том, что наследник Великого Киевского княжения уже существует Уже зреет, наливается силой, а завтра с помощью самого близкого человека — матери — станет оценивать, кто именно из бояр желал, а кто не желал его появления на свет.
После беседы на языке ромеев Ольга поняла, что совсем не так одинока на этом свете, как ей представлялось. Уж если ее будущность просчитал далекий от киевских слухов византиец, то свои, близкие, безразлично, русы или славяне, тем более должны вскоре прозреть и все понять
Когда стемнело, она распорядилась, чтобы дом светился огнями от подклетей до чердачных помещений. Игорь должен был увидеть издалека этот сияющий огнями дом, почувствовать вечный праздник под его крышей. Сообразить наконец, что здесь не боятся ни его самого, ни его черных всадников. И зажгли светильники и жировики, факелы и лучины, и в каждом окне горел свет.
По повелению княгини челядь накрыла два стола. В пиршественной зале было накрыто для дружинников с отдельно стоящим столом для их командиров и приближенных Игоря. Ольга никогда не зияла., кого именно он с собою притащит, но не сомневалась, что в эту ночь кого-то непременно захватит Маета души, часто охватывающая его, заставляла великого князя искать людского скопища, и чем разнообразнее, шумнее и неожиданнее для княгини было это скопище людей случайных, то ли охранников, то ли собутыльников, тем свободнее, раскованнее, а проще сказать, наглее чувствовал себя ее супруг.
Для него стол был накрыт в личных покоях великой княгини. На столе было то, что Игорь любил пить и есть и ел и пил с жадностью, точно боялся, что вот-вот, еще глоток, еще кусок, и кто-то непременно отберет все эти яства и все эти вина Ольге всегда было неприятно угощать его, но времена, когда она еще пыталась хоть как-то приучить его к пристойным манерам, давно остались позади. Вместе с мечтаниями о ребенке И не просто о сыне или дочери, а о наследнике для одного из самых больших и могущественных государств Европы.
Темнело, а великого князя не было и в помине. Тревога — не за него, разумеется, а за себя — сама, собой росла в душе Ольги. И даже, в общем-то, не за себя, а за своих людей. Разбойные загулы Игоревой дружины, на которые подталкивал ее сам князь, -упивавшийся чужим горем и ужасом, были хорошо известны Безнаказанность его молодцов могла привести к тому, что пострадала бы и дворня, и особенно ее девичья половина, поскольку распаленные легкой добычей дружинники были до девиц весьма охочи. Пока она еще надеялась, что Игорь вот-вот опомнится, что кровавый загул еще не зашел далеко и она сможет убедить супруга не пускать в ее усадьбу загулявших подручных Пока надеялась, но с каждым часом этой надежды оставалось все меньше и меньше
А когда ее осталось совсем мало, заполыхала вдруг усадьба Хильберта, сына Зигбьерна. Боярина Хильберта великий князь Игорь отправил на покой, но пока был жив Зигбьерн, воевода и друг детства самого Олега Вещего, а главное, пока в дружине оставались старшие воины, еще помнившие своего отчаянного воеводу, сына его не трогали. Но Зигбьерн умер полгода назад, Ольга сама поджигала его погребальный костер и горевала на тризне. Игорь тогда где-то блуждал с обновленной дружиной, кого-то примучи-вал из славян, и никто не мешал ни ей, ни осиротевшему сыну проститься с покойным так, как того требовал обычай русов. И вот настал черед Хильберта…
Стража тревожно застучала в щиты рукоятями мечей, загомонила дворня, кто-то уже открывал ворота. «Игорь!…» — с неясной тревогой подумала Ольга, но вместо великого князя дежурный сын боярский ввел в горницу двоих перепуганных донельзя совсем еще маленьких мальчиков в сопровождении изможденного седого старика. Мальчикам явно еще не было и пяти лет, потому что они не прошли обряда пострижения и волны золотистых кудрей достигали плеч.
Войдя, старик рухнул на колени, а дети, прижавшись друг к другу, стояли безмолвно и неподвижно.
— Великая княгиня, спаси внуков Зигбьерна!… — задыхаясь, еле выговорил старик. — Великий князь приказал убить их отца Хильберта, я чудом спас их от его дружинников…
Он говорил с трудом, мучительно тиская грудь. Княгиня еще ничего не успела понять, растерянно глядя на него. И он вынужден был продолжить:
— Я нес их на руках. Спрячь их. Спрячь, именем моего вождя Зигбьерна заклинаю тебя, дочь Олега. Спрячь…
Еле выговорив последние слова, старый дружинник судорожно вздохнул и неожиданно упал ничком, лицом в пол. Кто-то из челяди бросился к нему, а Ольга, наконец-то все сообразив, приказала сыну боярскому идти к выходу и ждать великого князя. А как только он вышел, тотчас же распорядилась спрятать детей в тайной комнате своих покоев.
— Кто-нибудь пусть останется с ними, чтобы не плакали.
Детей увели две немолодые челядинки. И едва они скрылись, как княгиня услышала:
— Он мертв.
— Кто? — не поняла она.
— Старый дружинник. У него не выдержало сердце.
— Если кто-нибудь проговорится о детях… — Ольга вздохнула, строго оглядела всех. — Тело убрать. Похороним, когда уедет… — Она запнулась, поправилась: — Когда уедут дружинники. Скажите всем, чтобы молчали.
Низко поклонившись, челядинцы вышли, забрав с собою тело дружинника. Ольга пометалась, не зная, что еще предпринять, и очень беспокоясь, что князь Игорь станет расспрашивать о детях убитого Хильберта. «Он может меня ударить, — почему-то звучало в ее голове. — Ударить…»
Она не думала о казни, о позоре или заточении. Ее больше всего страшило, что этот ничтожный сын Рюрика осмелится ударить ее. Ее, дочь Вещего Олега…
«Асмус!…»
Это имя мелькнуло вдруг, Ольга не думала о подосланном Кисаном византийце. Мелькнуло, но озарило некую не очень определенную возможность хоть какой-то защиты.
- Предыдущая
- 32/57
- Следующая
