Ольга, королева русов - Васильев Борис Львович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/57
• Следующая

— И великий князь с нею согласился?

— Он далеко не так мудр, как королева русов, воевода.

— Значит, у нее есть два года безопасности, — Свенельд впервые улыбнулся. — И кажется, мне следует по пути в Киев повидать князя Мала.

— Ты прав, великий воевода. — Асмус с почтением поклонился. — К решениям судеб следует готовиться заранее. Если позволишь, я доложу о твоем намерении великой княгине.

— Надо сделать так, чтобы князь Игорь увел свою дружину из Киева.

— Дружина заряжается нравом своего вождя. Великий князь очень обидчив, дружинники — тоже очень обидчивы, а твоя дружина, воевода, изодета куда как изрядно, — сказал византиец. — Киевский народ будет громко восхищаться, а дружинники великого князя — роптать.

— Мне нравится твоя мысль, ромей, — усмехнулся Свенельд. — Поручи разноцветным волкам разогреть этот ропот. Если ропот вскипит, князь Игорь вынужден будет бросить клич о походе на твою родину.

— И вернется с добычей, пограбив болгарские селения?

— Он вернется с половины пути.

Воевода отпахнул полог шатра, повелительно сказав что-то страже. И в шатер вошел Куря.

— Ты звал меня, великий воевода?

— У нас большая к тебе просьба, хан Куря. Если князь Игорь двинет свою дружину на Византию, не давай ему согласия на проход через пороги.

Оставив дружину на подходе к Киевской земле, Све-нельд послал гонца к древлянскому князю Малу и поехал следом к древлянам с двумя верными воинами. Конечно, гонца можно было и не посылать, но воевода хотел повидаться с сыном, а он мог быть где угодно. На охоте, в гостях, на осмотре пограничных рубежей, наконец. И не просто повидаться по-родственному, но и поговорить о предстоящем, потому что общие их дела стремительно приближались к развязке.

Свенельд привык принимать собственные решения, прославился как воевода, первым атакующий противника. В этом было его несомненное достоинство, но в этом достоинстве заключался и некоторый недостаток. Предпочитая наступление обороне, он не склонен был выжидать, предоставляя противнику право на ошибку. Он предпочитал ошибаться сам, исправляя собственные оплошности собственной яростной атакой впереди всей дружины. Не поговорив с княгиней Ольгой, не зная, что творится в Киеве, он уже готовил силки на зверя, который был еще очень далек от тех дебрей, где воевода намеревался расставить свои ловушки.

Это не было следствием опрометчивости, хотя долгое ожидание исполнения родовой мести могло привести и к оплошности. Но Свенельд хорошо знал нрав великого князя. Как всякий слабый духом человек, Игорь во всем усматривал прежде всего уничижение собственного достоинства.

Да, дружина наследует нрав вождя, это Свенельд твердо усвоил по огромному личному опыту. Великий князь был завистлив, значит, и его воины не могли избегнуть этого недостатка. Зависть — женский удел, и женоподобный вождь дружины заражал завистью все свое воинское окружение. Это тлело в их рядах, и нужен был лишь легкий ветерок, чтобы раздуть тлевший трут до пожара.

Вот почему он вспомнил о разноцветных волках в разговоре с умным и хитрым ромеем.

И помчался к древлянскому князю Малу. Так как был убежден, что просчитал все шаги великого князя Игоря. И шаги эти неминуемо вели Игоря в Древлянскую землю.

— Хазары приодели мою дружину и Киев встретит ее кличем восторга, — говорил он князю Малу за доброй чашей медового перевара — Игорь затеет поход на Византию, чтобы отдать своей дружине болгарские окраины на поток и разграбление. А печенежский князь Куря через пороги его не пустит. Скажи мне, князь Мал; хватит у князя Игоря смелости идти в Болгарию, имея за спиной тысячи всадников Западной печенежской орды?

— Он не пойдет в Болгарию, — усмехнулся славянский князь. — Он пойдет в Древлянскую землю. И станет грабить меня, воевода. Ты этого хочешь?

— Да, — сказал Свенельд. — Ты, князь, не дичь. Ты — приманка в западне. Как только князь Игорь сунется в нее, мы захлопнем все выходы.

— А что я скажу его посланцам? Что я воюю с Великим Киевским княжеством?

— А ты скажешь его гонцу, что заплатил дань мне, князь Мал. Князь Игорь сам пожаловал мне это право, так что все будет соблюдено.

— Он спалит Искоростень, — озабоченно вздохнул древлянский князь.

— Я взял богатую добычу на ясах, — сказал Све-нельд. — Половину ее я отдам тебе, вели послать за нею лодки. Часть — малую — вручишь Игорю, а вторую пообещаешь после заключения договора о мире. Мира без согласия дружины не подпишешь, а дружина такого согласия великому князю не даст.

— Почему не даст? Я же буду предлагать добрый выкуп за Искоростень.

— Это уж моя забота, князь Мал. Игорь вернется к тебе без дружины, только с охраной, и ты с моим сыном возьмешь его голыми руками.

— Твои хитрости не для моего ума, воевода, — проворчал древлянский князь. — Чтобы дружинники великого князя отказались взять добычу?… Не-ет, этого и быть не может.

— Князю Игорю важно, чтобы дружинники получили свою долю из его рук, а не из твоих, князь Мал. Чтобы вернуть их преданность, Игорь наступит и на собственную жадность. Готовь лодки. Их приведет тебе Горазд. У него свои счеты с князем Игорем.

Вечером состоялось ставшее уже традиционным невероятное по обильности еды, питья и веселья застолье у князя Мала в честь воеводы Свенельда. А потом отец с сыном увиделись наедине. И на этом свидании Мстише удалось дважды удивить воеводу.

— Прими мои поздравления, отец, — сказал он, едва переступив порог. — Ты скоро, даже очень скоро станешь дедом!

— Благодарю тебя за заботу о моей старости, сын, — улыбнулся Свенельд, обнимая Мстишу. — Знает ли второй дед об этом?

— Мы уже отпировали, — Мстиша был чрезмерно возбужден, как с огорчением приметил воевода. — Но он не знает о второй новости, потому что я поклялся не говорить ему о ней. Только ему. Тебе — разрешено.

— Кем разрешено? — Свенельд был ошарашен не столько новостью, что вскоре станет дедом, сколько взвинченным напором Мстислава.

— Вещим кудесником, — со странной интонацией произнес Мстиша.

— Ты стал верить женским утехам? — с неудовольствием спросил отец.

— Я не искал его, — искренне, даже немного удивленно сказал Мстислав. — И даже не думал об этом. Но он сам нашел меня. Сам!… И сказал…

Мстиша неожиданно замолчал.

— Почему ты замолчал?

— Ты бы тоже замолчал, когда бы услышал его пророчество. Я — услышал и молчал два дня.

— И что же это за пророчество?

Свенельд задал свой вопрос с неприкрытым равнодушием. Он был прежде всего воином, привыкшим во всем полагаться на себя и своих дружинных товарищей. Всякие пророчества и гадания вызывали в его привычной среде только насмешку.

— Великое, — тихо сказал сын.

— Вот даже как?

— Ты напрасно улыбаешься, — в голосе Мстиши звучала обида. — Если бы ты слушал, как он говорил, ты бы поверил тоже.

— Во что?

— Мой сын, а твой внук будет великим богатырем Руси. И прославит в веках наш род.

— В это очень приятно верить, сын. Но… Мстиша предостерегающе поднял руку.

— Подожди, это еще не все пророчество.

— Ну, уж куда больше-то…

Свенельд с трудом сдерживал усмешку. Он щадил сына и отлично помнил, что испытывал сам, когда Всеслава призналась, что ждет ребенка.

— Это — что касается сына. Но он родится вторым. Первой будет девочка. И если я назову ее тем именем, которое мне подсказал кудесник, она… — Мстиша запнулся и закончил шепотом: — Она родит великого князя и великого богатыря.

— И что же это за имя?

— Малфрида, — по-прежнему шепотом сообщил Мстиша.

— Насколько мне известно, в нашем роду не было женщин с таким именем.

— Но мы решили назвать ее именно так.

— А знаешь ли ты, что наш род не имеет права на великое княжение? Мы — потомки бездомного варяга, а не Рюриковичи и не Ольговичи, сын.

• Предыдущая
• 47/57
• Следующая