Вещий Олег - Васильев Борис Львович - Страница 74

• Предыдущая
• 74/77
• Следующая

— Пришел уже, — с улыбкой промолвил Одинец, и все рассмеялись.

— Ты оскорбил моего отца князя Воислава, и я поклялся ему, что расквитаюсь с тобой, — сурово ответил Урмень. — Только в отличие от тебя я не убиваю безоружных. Меч боярину!

— Мой отец немолод, изранен в боях и устал! — гневно крикнул Безымянный. — Ты будешь биться со мной, лесной разбойник, если не хочешь, чтобы над тобою смеялись женщины!

— Я — женщина, мой княжич, — холодно улыбнулась Инегельда. — Ты покончишь с сыном, а я — с отцом, и мы одновременно исполним свои клятвы.

Хальвард и вправду очень уморился шагать целыми днями без дорог, считанные часы забываться в тяжелом сне и есть всухомятку. Он вяло отмахивался мечом, Инегельда быстро загнала его на обрыв ниже брода и удачным выпадом сбросила в воду, откуда Хальвард уже не вынырнул. Сын защищался яростно и умело, но и у него недостало сил долго сдерживать медвежий натиск Урменя. Почувствовав, что дыхание сорвано, а меч с каждым замахом делается все тяжелее, он открылся сам. И Урмень, оценив его мужество, ударил в сердце. Ватага бурно ликовала, а княжич, обняв жену, вздохнул:

— Я исполнил клятву, а радости во мне нет.

— Мне кажется, они искали смерти, мой княжич. — Инегельда тоже вздохнула. — Мы просто помогли им найти ее.

Конный разъезд новгородской стражи перехватил Ратимила на дороге. Он шел к Новгороду открыто, не таясь и не озираясь по сторонам. Шел уверенно, будто по своей земле, но стражники все же окликнули его, поскольку неизвестный им человек был вооружен.

— Эй, варяг! Стой!..

Ратимил остановился, равнодушно глядя на скачущих к нему всадников.

— Кто таков?

— Дружинник князя Господина Великого Новгорода Рюрика.

— Куда идешь?

— В Городище.

— Откуда?

— Издалека.

— Зачем?

— Иду доложить своему конунгу, а вашему князю Рюрику, что исполнил его повеление.

— Какое повеление?

Ратимил снял с плеча суму, открыл ее, сунул под нос старшему. Тому, кто задавал вопросы. Старший заглянул, сразу отпрянул. Поморщился:

— Вонища.

Голова Клеста была просолена, подкопчена и проветрена, но дух от нее шел весьма тяжелый.

— Это — Клест. Он предал моего конунга. Новгородцы тихо совещались. Они получили приказ задерживать варягов Рюрика, идущих из города. Но этот шел в город, тащил вонючую голову, и препятствовать ему смысла вроде бы не имелось.

— Ну, ступай. Обрадуй князя Рюрика.

Ратимил равнодушно повесил суму на плечо, неторопливо зашагал по грязной дороге.

— Копченую голову несет… — Старший брезгливо передернул плечами.

— А по виду — чистый славянин, — заметил второй стражник.

— Славяне — они тоже разные. Может, этот убил кого и у варягов спрятался. Там сброду хватает. Вот если он оглянется…

Но Ратимил не оглянулся. Оглядывается тот, кто опасается, а коли опасается, так чего, собственно? Вот пусть палач и расспросит… И он продолжал идти тем же спокойным размеренным шагом.

Остановила его стража варягов на подходе к убежищу Рюрика, но Ратимила это уже не беспокоило. У него был ключ, отпиравший двери конунга. И он сунул этот ключ страже под нос.

— Ну и вонь!..

— Вот и доложи конунгу, что унюхал.

Пока посланец отсутствовал, у Ратимила отобрали оружие. К этому он был готов, но то, что бдительная стража изъяла даже засапожный нож, его озадачило. Он затеял все это опасное дело с целью исполнить данную самому себе клятву, но во исполнение ее необходимо было пролить кровь. Иной способ лишить Рюрика жизни был недопустим: клятва превращалась в убийство.

Посланец вернулся быстро, не тратя слов, провел Ратимила к конунгу и тут же вышел. Конунг сидел в темном углу, загородившись от входящих тяжелым столом, и в серых осенних сумерках Ратимил не видел его лица. Однако склонил голову и остался у порога, ожидая, когда его спросят.

— Какую падаль ты мне принес?

Ратимил молча снял суму и вытряхнул из нее голову. Она глухо ударилась об пол, откатилась и перевернулась, выставив усохшую выпирающую нижнюю челюсть. Рюрик тотчас же сорвался с места, обогнул стол, ткнул ногой подарок.

— Он, — и плюнул. — Эй, кто там? Выбросить псам!

Какой-то отрок мелькнул рядом, брезгливо закатал голову обратно в суму и поспешно вышел. Ратимил не обратил на него внимания — он смотрел на Рюрика. Князь очень постарел, усох и ссутулился, но не утратил острого рысьего взгляда, что Ратимил отметил особо…

— Это — Клест, — сказал Рюрик. — А кто ты? — Твой дружинник, конунг.

— Я посылал за Клестом других.

— Ты посылал Дитмара и Витта, конунг. Витт погиб в Полоцке, а умирающего Дитмара я нашел в лесах. Он передал мне голову Клеста и твое повеление. Я исполнил его.

— Мои дружинники не шатаются без дела по лесам.

— Я шел к тебе тяжелым кружным путем, конунг.

— Шел ко мне? От кого же ты шел?

— От Сигурда, конунг, — понизив голос, произнес Ратимил.

Рысьи глаза пронзительно впились в него. Ратимил выдержал взгляд.

— Из Старой Русы?

— С острова на болоте. Ты повелел мне охранять своего сына княжича Игоря. Сигурд привел нас в Старую Русу а Олег загнал в болота и оставил на острове…

— Как чувствует себя…

— Он лечит десницу и приучает левую руку к мечу. Перебивать конунга недопустимо, но у Ратимила сейчас не было выхода. Он видел, что всегда недоверчивый Рюрик привычно боится довериться чувству, но еще более страшится утерять последнюю ниточку к спасению сына. Следовало сбить его колебания, может быть, даже вызвать гнев, но не допустить задавать вопросы, на которые у Ратимила ответов не было и быть не могло. Кажется, это удалось: рысьи глазки вспыхнули гневом. Теперь пришло время выложить еще один ключик, но, если он не подойдет к сердцу Рюрика, Ратимилу предстоит долго и мучительно умирать в руках нового княжеского палача. Он сунул руку за пазуху, извлек оттуда маленький узелок из замши и неторопливо развернул его перед конунгом.

— Мамка-кормилица срезала эту прядку с головки княжича, конунг. Она сказала, что ты непременно признаешь прядку и мы не будем тратить дорогое время понапрасну.

Тот клочок волос Ратимил срезал с головы собственной дочери, рассудив, что, во-первых, все дети светловолосы, а во-вторых, что князь Рюрик вряд ли видел собственного наследника более одного раза. У варягов, да и у всех князей тоже это не было принято: до пяти лет мальчики росли на женской половине.

— Да, да, его. — Рюрик зачем-то прижал прядку к усохшему лбу. — Ты тотчас же отправишься к Вернхиру…

— Прости, конунг, к Вернхиру не проскочит даже мышь. Новгородцы перекрыли все пути разъездами и заставами. Спасать княжича Игоря надо немедленно с очень небольшим отрядом.

Рюрик вдруг подался вперед, опершись руками о столешницу.

— А ты выберешь время, чтобы вонзить мне нож в спину? Так я умру счастливым, потому что ты прольешь кровь конунга и сам, сам приведешь меня к кострам Вальхаллы! И я буду греться возле них, а ты будешь бродить во тьме, проклятый всеми богами.

— Я когда-то дал клятву моему конунгу и исполню ее. Исполню, князь Рюрик.

Ратимила захлестнул гнев, и он допустил ошибку: назвал Рюрика князем, а не конунгом, хотя для него, варяга, Рюрик был только конунгом, выборным вождем, и никем иным. Сердце его екнуло, но Рюрик понял его слова совсем по-иному.

— Я верю твоей клятве. Почему малый отряд?

— Трясины. — Ратимил с трудом сдержал вздох облегчения. — Тропа петляет, как змея, там не пройдет большой отряд. Кроме того, новгородцы обложили тебя, конунг, большой отряд всегда заметен, а несколько дружинников… — Ратимил помолчал. — Распусти слух, что едешь на охоту.

— Ты заночуешь в моих покоях. — Ратимилу показалось, что Рюрик наконец-таки решился. — Тебе истопят баню, тебя накормят, но из покоев — ни шагу. Пока я не подготовлю охоту. Большую охоту!.. Ступай.

Ратимил молча направился к дверям. Остановился не доходя.

— Дозволь просьбу, конунг. О том, от кого я пришел и к кому вас поведу, лучше знать нам двоим. У этих стен — новгородские уши.

• Предыдущая
• 74/77
• Следующая