Красная Шапочка, черные чулочки - Васина Нина Степановна - Страница 60

• Предыдущая
• 60/73
• Следующая

– Это – Кобра? – спросил Ося.

– Я не знаю точно, но мне кажется, что должен быть он. – Под пристальным взглядом Ёрика я твердо заявила: – Я не видела это лицо никогда. Но должны быть школьные фотографии, посмотри альбомы матери.

– Ты устроила весь этот кровавый базар, не зная точно, чье лицо в медальоне? – с ужасом спросил Ёрик, перевалился на бок, потом стал на четвереньки и пополз, стуча коленками, к дивану, где дети рассматривали фотографию.

– Подожди минуточку, что-то я ослеп от страха. – Он отвел подальше от лица руку Оси с медальоном, крепко зажмурился, потом протер глаза. – Ну-ка, поверни на свет.

– Ты что, ничего не знал? – спросила я.

– Потому я тебе и не верю – я всегда все о них знал! Но такое!.. – Кое-как сфокусировав взгляд, Ёрик задержал дыхание, потом шумно выдохнул и кивнул. – Да. Это Кобра. Как все грустно, – понурился он. – Кобра хотел, чтобы Гамлет назвал сына Михаилом. Был бы ты Михаил Викторович Кобрин, то есть… я хотел сказать, если бы ты был… – Он вздохнул и закончил мысль: – Какая странная штука жизнь – говорим о смерти, а на душе просветлело.

– И никаких Ван-Тейманов? – вдруг улыбнулся Ося и толкнул Нару локтем. – Никаких гербов в брачную ночь? Расслабься, старуха! Закатимся в разврат немедленно!

И его вырвало на пол.

Нара заплакала.

– Прекрати реветь! – потребовала я, стуча зубами. – Это у него нервное, ничего страшного. Меня тоже в детстве тошнило, когда я думала о мертвых.

– Мне жалко! – всхлипывает она.

– И мне его очень жалко, перестань, не то я тоже зареву!

– Мне себя жалко! У всех есть папы, даже по два сразу, а у меня – ни одного!

– Зато у тебя есть два брата, две племянницы и Ося. Ося, кстати, тоже брат.

– Нет! – крикнула Нара.

– Как это – нет? Спроси у Еремея Срулевича – по документам он твой сводный брат. Отведи брата в ванну и помоги ему переодеться.

Оставшись одни, мы с Ёриком кое-как вытерли пол салфетками и совершенно спонтанно пошли к бару.

– Все еще не научилась пить водку? – спросил он, наливая мне мартини.

– Ёрик, у тебя нет чувства чего-то незавершенного, недоделанного?

– Такого чувства у меня нет, – заявил Ёрик. – Все, что можно было испортить, ты испортила. С такой информацией да умеючи мы бы могли так уделать Генерала!..

– Я не собиралась его уделывать.

– Почему ты рассказала такое при детях? У тебя что, соображалка отказала? Ты понимаешь, что нормально воспитанные взрослые люди не говорят подобных вещей в присутствии детей, пока не обсудят все между собой?

Он злился и запрокидывал в себя одну рюмку за другой.

– А я не нормально воспитанная и, наверное, еще не совсем взрослая!

– Догадываюсь, – хмыкнул Ёрик.

– Я выросла без отца, в десять лет узнала, что он меня… как это? – зачал, когда ему было семнадцать – совратил собственную учительницу!

– Ну, это все объясняет! – с серьезным видом кивнул Ёрик. – К психиатру твои родители не пробовали обращаться? Ты вообще с нормальной наследственностью?

– Пробовали! Папочку направили к психиатру, которого он тут же совратил, и психиатр тоже от него забеременела!

– Скажите пожалуйста! Постой. – Он задумался и совсем неплохо для выпившего столько водки утомленного юриста сообразил: – Агелена? А ее мама – психиатр? Да уж… – Отставив бутылку, Ёрик дошел до дивана и свалился в него, тут же развалив в сторону колени. – Вырасти в подобном окружении – это как иметь пропуск в любую склоку. Где ты взяла медальон?

– Нашла в коробке с тампаксами.

– Понимаешь, Нефила, – проникновенно обратился ко мне Ёрик, и я почувствовала, что его все-таки слегка развезло. – Не бывает так, чтобы взяла упаковку с тампаксами, вынула один, стала его заправлять себе в определенное место, а там – здрасьте! – медальон с биологическими доказательствами отцовства. Ну не бывает!

– Бывает, – отмахнулась я. – Я нашла в ванной Синички все таким, каким это было в тот самый день. Даже трусики на вешалке висят. Меня это насторожило.

– Что именно? Трусики?

– Да. Я легла в ванну, чтобы посмотреть на все ее глазами. Взяла упаковку тампаксов, выпотрошила ее и нашла медальон. Это просто.

– Действительно… – задумался Ёрик. – После смерти Синички Генерал весь дом перерыл в поисках предсмертной записки. Но в коробку с тампаксами он не полез. Это Синичка правильно придумала – туда Генерал бы в жизни свой нос не сунул. Допустим, все так и было. С чего ты взяла, что в медальоне фотография Кобрина? Ты хорошо его запомнила, да? Когда увидела умирающего в лесу, так ведь?

– Ёрик, в медальоне фотография шестнадцатилетнего мальчика! Я просто кое-что сопоставила, обдумала…

– Ты очень хитрая, – погрозил Срулевич пальцем. – Но такого не могло быть. Чтобы я что-то пропустил из любовных дуэлей этой троицы? Никогда. Вдруг ты ошибаешься?

– Синичка покончила собой, когда узнала о смерти Кобрина. Если я ошибаюсь, пусть Ося теперь сам решает – выяснять ему, кто является отцом, или не выяснять. У него есть волосы Кобрина, а у следователя есть результаты анализов по сгоревшему телу. Результаты анализов…

Я застыла, глядя в стекло, отражающее люстру на потолке. В стекле – тоже люстра. Кто скажет, что нет?..

– Что?.. – проследил за моим взглядом Ёрик, попробовал привстать, но потом отказался от этой попытки.

– Посмотри на оконное стекло. Что ты видишь?

– Кто-то под окном, да? Выключи свет!

– Никого там нет. Что ты видишь в оконном стекле?

– Что я вижу?.. Ничего не вижу. – Он все-таки нашел в себе силы привстать. – О, теперь морду свою вижу.

– Правильно. – Я совсем обессилела от своего открытия. – Люстру видишь?

– И люстру вижу.

– Это не люстра, это ее отражение, но ты говоришь, что видишь люстру! Понимаешь? – вскочила я и забегала по комнате.

– Эко тебя развезло от ста граммов мартини. Что ты еще придумала? Видишь люстру – не видишь люстру… Нефила! – вдруг сказал Ёрик севшим голосом. – Посмотри, там точно кто-то есть! С той стороны стекла! Ложись!

С необычайной прытью Ёрик вскочил с дивана, пронесся к выключателю, ударил по нему ладонью, после чего бросился на пол, увлекая меня за собой.

Мы рухнули со страшным грохотом, потому что я, падая, зацепила стол с чайником и чашками.

Подождав несколько секунд, я приподняла голову и осмотрела Ёрика, неподвижно лежащего рядом. У его головы на белой шерсти ковра расплывалось темное пятно.

– Ёрик!.. – прошептала я в ужасе.

– Фила, я тебя предупреждал – с Генералом шутки плохи! Предупреждал? – прогундосил он в ковер, закрывая голову перекрещенными руками.

В дверь позвонили. Я встала, включила бра на стене и подняла опрокинувшийся рядом с его головой чайник.

– Ёрик, ты придурок.

– Не подходи к двери! Выключи свет. Мой мобильник в портфеле, позвони в Службу спасения!

– Только не в Службу спасения! – решительно заявила я. – Я туда больше не звоню. Все. Я выросла и решаю свои проблемы сама. Ты хочешь утопиться в заварке? Пожалуйста!

В проеме двери образовалась фигура Нары. Торжественным голосом она поинтересовалась:

– Нефила Доломеевна Ван-Тейман, вы дома? Сыщик пришел – спрашивает.

– Дома, – кивнула я. – Приглашай.

Следователь Докучаев ужасно смутился, обнаружив нас с Ёриком на полу. Ёрик сидел, тяжело дыша, и наблюдал, как я промокаю губкой заварку с ковра, а потом отжимаю это в чашку.

– Нефила Доломеевна, извините, если я не вовремя, – начал Докучаев.

– Она будет говорить только в присутствии адвоката! – громко объявил Ёрик.

В присутствии мирно посапывающего на диване Ёрика следователь Докучаев вручил мне результаты множества экспертиз и сообщил о переломном моменте в ходе следствия.

Листая объемистую папку, я даже не пыталась получить от него разъяснения – тип взрывчатки, останки сгоревшего человека – вес, объем черепа, обнаруженные металлические части, не имеющие отношения к двигателю и корпусу автомобиля, и так далее… Мне было все равно. Люстра и ее отражение – вот что вертелось в голове.

• Предыдущая
• 60/73
• Следующая